Александр Невзороф решил заняться банным делом, и не потому, что бани приносили хороший доход, а потому, что он принадлежал к древнему тайному обществу воинов-банщиков. Родоначальниками этого общества были альбигойцы, символом общества — берёзовый веник, магический символ множественности, заключённый в одном. Невзороф закрыл все бани: и селезнёвские, и сандуновские, и краснопресненские, и ржевские, и вместо них построил одну огромную, спроектированную по его собственным чертежам. Баня напоминала храм, и над входом было изображение чаши Грааля, а также лик Мефистофеля, который слепил Михаил Шемякин, беря за образец Минкина.
В этой прекрасной бане было множество залов, восхитительных парилок, бассейнов, всевозможных чертогов, где посетители предавались банным искусствам. Первый чертог предназначался для тех, кто желал бы отмыть свою репутацию. Александр Невзороф не доверял эту процедуру никому и сам выполнял роль верховного банщика. Он был обнажён, но чресла его закрывал чёрный кожаный фартук, на шее висело ожерелье из амулетов, составленное из конских зубов. Первым, кто пожелал отмыть свою репутацию, был Владимир Владимирович Познер. Он лёг на каменную скамью, закрыл глаза и отдался в руки Невзорофа. Невзороф сперва окатил его кипятком. Потом натёр рыбьим жиром. Затем хорошенько подпитал уксусом и машинным маслом. После этого взял большой рашпиль и долго скоблил Познера, снимая опилки. Далее в ход пошёл плотницкий рубанок, и Невзороф снимал с Познера стружку, как это делают с вагонкой, желая употребить её для евроремонта. Затем был приглашён Алексей Венедиктов, который долго скакал на спине у Познера. Потом появилась Марина Королёва, легла на Познера своим горячим огненным телом и стала вытапливать из Познера шлаки и жиры поздних наслоений. После этого Невзороф стал бережно, как искусный реставратор, снимать с Познера послойно кожу, мясо, извлекать из него сердце, внутренности, двенадцатиперстную кишку, стараясь обнаружить, есть ли у Познера душа. Что-то розовое и стремительное, с небольшими усиками, похожее на креветку, вылетело из Познера, и его тело стало бездыханным. Убедившись, что Познер мёртв, Невзороф облил его серной кислотой, которая в действительности была мёртвой водой. Затем полил коктейлем "Шампань-коблер", который был живой водой. Познер стал юным, розовощёким, с прекрасной кудрявой шевелюрой, вздохнул, открыл свои сиреневые глаза и сел на лавку. И это был тот молодой первозданный Познер, который ещё в довоенные годы был послан советской разведкой в Соединённые Штаты Америки, а потом дружил с супругами Розенберг и участвовал в похищении американской атомной бомбы, которую собственноручно передал Курчатову. Преображённый Владимир Владимирович Познер избавился таким образом от обременительной для него репутации либерала и пошёл в душевую смывать с себя рыбий жир.
Второй в руки Невзорофа попала писательница Татьяна Толстая. Невзороф пристально рассматривал возлёгшую перед ним Татьяну Толстую, и чёрный кожаный фартук на нём шевелился. Александр Глебович стал натирать Татьяну Толстую мелким колотым стеклом, потом взял мензурку и полил Толстую прозрачной, как слеза ребёнка, мочой спортсменки Исинбаевой, в которой не было допинга. Затем замотал её в овечью шкуру мехом наружу и поджёг. Мех тлел и дымился, а Невзороф прикуривал свою вишнёвую трубку, давая себе передышку. Затем, не разворачивая шкуру, Невзороф пустил по Татьяне Толстой бульдозер "Комацу", который своим острым ножом срезал с Татьяны Толстой всё лишнее. Её вес резко уменьшился и достиг центнера. Невзороф размотал шкуру и увидел, что Татьяна Толстая превратилась в своего деда графа Алексея Толстого. Алексей Толстой — пышный, румяный, жизнелюбивый, — чем-то напоминая Владимира Варфоломеева, сел на лавку и сообщил Невзорофу: "Знаешь ли ты, о великий банщик, что это я написал повесть, именуемую "Похождения Невзорофа, или Ибикус"? За это поднеси-ка ты мне рюмку водки и солёный огурец". Невзороф поднёс преображённой Татьяне Толстой на серебряном подносе рюмочку водки, сам съел половинку солёного огурца, а другую половину отдал Татьяне Толстой.
Облачившись в розовый махровый халат, писатель граф Алексей Толстой ушёл в предбанник, где встретился с Максимом Горьким, и они вдвоём долго бранили Ивана Бунина. Третьим посетителем была Наргиз Асадова. Невзорофу было известно, что она родилась в Ливии в пустыне Сахара от верблюдицы, принадлежавшей Муаммару Каддафи. Верблюдица родила Наргиз Асадову в муках. Во время предродовых схваток переворачивалась с боку на бок, и Наргиз Асадова, покидая чрево своей двугорбой матери, обрела свой чудесный голос, которым впоследствии рассказала Михаилу Гусману столько восхитительных небылиц. Невзороф недолго возился с Наргиз Асадовой: он зажал её в тиски и напильником несколько раз провёл вдоль хребта, устраняя два бугорка, доставшиеся ей по наследству. Потом полил её верблюжьим молоком, пнул ногой, и вместо прекрасной Наргиз появилась верблюдица. Позванивая медным бубенцом и бросая пленительный взгляд на Невзорофа, она удалилась в пески.
Следующим отделением бани было то, где посетители проходили сквозь огонь, воду и медные трубы. Оно состояло из парилки и великолепного бассейна. В парилку одна за другой заходили восхитительные Ольга Журавлёва, Ольга Бычкова, Оксана Чиж, Майя Пешкова, Александр Пикуленко и снова Оксана Чиж, Марина Королёва, Ксения Ларина, её неизменная подруга Петровская, а также барышня Красовский. Они стояли перед горячей печью с раскалёнными валунами. В парилку стремительно влетел Алексей Венедиктов и с криком "Девчонки, ложись!" метнул на раскалённые валуны ковш воды. Жуткая струя пара со страшным грохотом вырвалась в парилку, полыхнула синим огнём, и все, кто находился в парилке, покрылись страшными волдырями и ожогами. Это было испытание огнём. Сам Алексей Венедиктов выглядел как ошпаренный. Но это никого не удивило, потому что он всегда был таков.
Прошедшие испытание огнём женщины с криками выбежали из парилки и кинулись с прохладный бассейн, плавали, остужались. В бассейн, где плескались женщины, Невзороф запустил табун лошадей. И те плавали вместе с женщинами. Сам же Невзороф, молодой и прекрасный, как обнажённый бог солнца, оседлал красного коня и устроил ему купание в бассейне. Кони вымылись и, тряся холками, сбрасывая с себя воду, вышли на берег. С женщинами остался только один жеребец по имени Прыткий. Он радостно фыркал. Женщины ласкали ему бока. Это было испытание водой.
Потом случились медные трубы. В баню ворвалась толпа музыкантов — оркестр духовых инструментов, и в свои огромные трубы, фанфары и горны они стали играть победные марши времён англо-бурской войны. От страшных децибел у женщин стали выпадать волосы, и облысевшая Леся Рябцева оказалась очень хорошенькой. А Марина Королёва стала внушать Ольге Журавлёвой, что "плешь" пишется с мягким знаком на конце. Ворвался Шнур и в гулком банном зале пел свою песню о бане, причём к слову "баня" он зачем-то всё время прибавлял букву "е". Прошедшие испытание медными трубами женщины открыли свои ноутбуки и стали рассказывать публике о новой песне Шнура. Но их всех забанили.
Следующим отделением бани был отдел целебной грязи. Здесь, сидя на каменной лавке, впала в нирвану Юлия Латынина, с ног до головы покрытая целительной освежающей грязью, взятой со дна озера Чад. Рядом с ней сидела политолог Шевцова, вся обмазанная фиолетовой глиной, которая высохла, и политолог Шевцова казалась недвижимым глиняным истуканом. Ольга Бычкова, обсыпанная вулканическим пеплом, напоминала вулканическую лаву. И только глаза её сияли, и в них был виден ум.
Майю Пешкову закатали в тесто, из теста торчал только один её хоботок, и она напоминала аппетитный пирожок, в котором видна его начинка. Евгению Альбац облили варом и сказали, что этим средством пользовалась царица Савская, желая соблазнить Соломона. Все женщины сидели неподвижно, на глазах молодея. Вдруг раздалась сирена. И голос Невзорофа сквозь громкую связь возвестил, что в бане найдена бомба, и всех посетителей просят срочно покинуть помещение. Сидящим женщинам не удалось встать под душ, и все они, покрытые целебной грязью, выскочили на Новый Арбат и заспешили на "Эхо Москвы", ибо у них всех был эфир. Москвичи видели процессию этих женщин, но ничуть не удивились. Они подумали, что в Москве празднуют День города, и это Собянин придумал карнавал с забавными чертями.
Ещё одно отделение бани предназначалось для массажей. Великий банщик Невзороф знал множество массажей, которым обучила его священная Инквизиция. Он стал массировать Марину Королёву так, что в ней исчезли все косточки и хрящи. И она, лишившись скелета, облегчённо вздохнула и, как медуза, соскользнула со скамейки на пол. Невзороф аккуратно собрал её в тазик и поставил на подоконник.
Невзороф массировал Александра Пикуленко, да так, что из того с гулким стуком падали на каменный пол коленчатые валы, карданы, коробки передач, диски сцепления, клапаны, поршневые группы, тормоза, передние и задние приводы, потихоньку вытек антифриз, и Пикуленко стал безвоздушным и лёгким. Блаженная улыбка не сходила с его доброго лица. И только из ягодиц торчало зеркало заднего вида, в которое он время от времени поглядывал.
Невзороф массировал Наталью Ивановну Басовскую, и та благодарно вздыхала, превращаясь то в Марию Стюарт, то в Карла Девятого, то в любимого слона Ганнибала, то в боевую колесницу Антония, и её лицо приобретало династическое сходство то с Габсбургами, то с Гогенцоллернами, то с Бурбонами, то с Валуа, то с Каролингами, то с Капетингами, то с Меровингами. Она посмотрела на Невзорофа, утомлённо сказала: "У тебя пипин короткий" — и сладко задремала. В таком виде её перенесли в эпоху войны Алой и Белой розы.
Своей очереди на массаж ожидали Леся Рябцева, Наргиз Асадова, Оксана Чиж, Ксения Ларина. Они лежали на тёплых каменных скамейках и безмятежно дремали, когда вдруг в банное отделение ворвалась воздушно-десантная рота и взялась их всех так массировать, что через час массажа они стали укорять десантников, что те обращаются с ними как с боевыми машинами десанта. Десантники отстали от них и один за другим попрыгали в бассейн.
В следующем отделении были одни душевые. Из душа капала ржавая вода, каменный пол был холоден, дули сквозняки. Сюда приходили принять душ политические партии. Они мылись поочерёдно. Первой мылась самая молодая партия — Партия Роста. За ней приняла душ партия Парнас. Следом — Партия дела. Они радовались пусть ржавой и холодной, но всё-таки воде. Последней пришла в душевую партия "Яблоко". Она не стала мыться целиком, а только подмылась. Каждая партия, помывшись, передавала следующей кусок мыла и мочалку. В итоге после того, как душевую покинуло "Яблоко", остались одни обмылки. Их собрал хозяйственный Юнис и отнёс в гостиницу "Гельвеция", придал им свежесть и благоухание фирмы "Ореаль". Он помещал обмылок в клубничный сироп, обкладывал лепестками роз и в таком виде в качестве сувенира дарил постояльцам гостиницы. И только страшные, грязные, зловонные мужики из газеты "Завтра" не желали мыться. Они зашли в баню, били себя вениками из стальных прутьев и страшными голосами пели свою любимую песню "Ой, люли, ой, люли", бросали в бассейн пустые бутылки, вывернули все лампочки, схватили шайки и скрылись.
Всё бы ничего. Да случилась беда. Ольга Бычкова забыла закрыть кран с водой. Вода из крана всё текла и текла, и вскоре затопила весь город, всю страну, все континенты. Вышли из берегов грунтовые воды, вспучились реки, покинули свои берега океаны, и случился всемирный потоп. Исчезли под слоем воды все города, погибли все люди и звери. Уцелела одна только баня, качалась на океанских волнах и была тем ковчегом, в котором спаслись остатки земной жизни — это были посетители бани, работавшие на "Эхе Москвы".
Среди волн по бушующим пучинам плыл ковчег, на капитанском мостике стоял Александр Невзороф, глядя вдаль и покуривая свою любимую вырезанную из вишни трубку. Он подошёл к Оксане Чиж и выпустил её из ковчега. Та улетела, некоторое время отсутствовала и вновь вернулась, не принеся ему доброй вести. Через несколько дней Невзороф опять выпустил на свободу Оксану Чиж. И та, полетав некоторое время, вернулась в ковчег, неся в клюве орех (не путать с Антоном Орехом). В третий раз выпустил он Оксану Чиж, та улетела и не вернулась. Это означало, что где-то близко земля. Своей снежной вершиной засверкал впереди Арарат. И Невзороф причалил свою мистическую баню к вершине Арарата. С вершины была видна вся земля, на ней больше не было людей, и предстояло вновь заселять землю. Невзороф разбил обитателей ковчега на пары и сказал им: "Ну, твари, идите и размножайтесь". И отправил их с вершины Арарата в долины.
Покинул ковчег Евгений Ясин, обнимая за талию Майю Пешкову. Ушла Леся Рябцева, неся на себе Венедиктова. Виталий Дымарский удалялся, поддерживая под локоть Евгению Альбац. Ушли неразлучные Оксана Чиж и Антон Орех. Экономист Алексашенко шёл в обнимку с барышней Красовским. Александра Пикуленко держала за руку Сергея Асланяна. Матвей Ганапольский нёс под мышкой Юрия Кобаладзе, который сначала отбивался, а потом затих. Все ушли в долину, и возникло новое человечество.
Через много веков эти новые люди поднялись на вершину Арарата и обнаружили там странное сооружение, напоминавшее то ли продырявленный ковчег, то ли подбитый межпланетный корабль, то ли обветшавшую странную баню. Среди обломков был обнаружен скелет человека. Плоть давно истлела, но кости хорошо сохранились. У скелета был крохотный, величиной с кулачок, череп и огромные позвонки. Учёные сделали вывод, что у этого человека был маленький головной мозг, но громадный спинной. Это был предвестник будущего человечества, которое явилось из космоса на космическом корабле, потерпевшем крушение на склонах Арарата. Среди костей скелета была найдена курительная трубка, вырезанная из вишни. Трубка ещё слегка дымилась. Учёные долго принюхивались к дыму и решили, что так пахнут табаки, занесённые из других миров.
