Новый фильм Павла Чухрая «Холодное танго» не тянет даже на «идеологическую диверсию». Все поднятые в картине темы (Прибалтика, переходящая из рук в руки, «оккупация» советская и немецкая, и вновь советская с последовавшей за ней депортацией «врагов народа») уже отражались и в советском, и в постсоветском кинематографе.
Современному зрителю вообще всё это мало интересно, его больше «Пираты Карибского моря» занимают. Уже привычными стали полупустые залы, где демонстрируются фильмы с каким-то намёком на размышление. Впрочем, речь не об этом, а о самой картине.
Чухрай вроде бы и старался пройти по лезвию бритвы, не впадая в крайности оголтелого антисоветизма или, напротив, слепого казённого патриотизма, но ничего из этого не вышло.
Хотя режиссёр, надо отдать ему должное, нашёл новые формы выражения старых тем.
Так, главная героиня фильма литовка Лайма, которую ещё в юном возрасте насилует немецкий унтер-офицер, всю оставшуюся жизнь ненавидит… советскую власть! И евреев она тоже «как-то не очень», а вот «немцев нормально», выражаясь словами Данилы Багрова из фильма «Брат».
Другой герой - еврейский мальчик Макс, чью мать расстреляли, а сестру пустили «на органы» нацисты и их литовские пособники, после войны становится опером и успешно борется с «лесными братьями». Но потом вдруг начинает сомневаться в правильности своего выбора и выдаёт в разговоре с напарником, что «лесные братья» - ребята в общем-то нормальные, кто-то из них и в войну партизанил - им просто советская власть не нравится. И, распустив слюни, даже уходит из органов, предварительно написав донос на своего начальника. Под давлением, конечно, но написал. Это предательство мучит его так же сильно, как и вина перед Лаймой, которую тот побоялся защитить в своё время от насилия. Да и вообще вся эта затянувшаяся рефлексия героя не могла для него хорошо закончиться. Недаром, майор Таратута, под началом которого работал Макс, повздоривший на свадьбе с Лаймой, пророчит парню несчастье.
Думаю, что могла бы из всего этого материала выйти хорошая мелодрама, если бы вытащить из него лишь сюжетную линию взаимоотношений Лаймы и Макса, тему предательства, стеной стоящего между ними, но впоследствии преодолеваемого их взаимной любовью. Но режиссёр захотел поднять глобальные проблемы, углубиться в историю, создать беспросветно трагический фон картины. А в результате снял, хотя визуально и красивое, эмоциональное и чувственное, но содержательно довольно посредственное кино на избитую тему.
Атмосфера фильма такова, что период освобождения Литвы от нацистов предстаёт как какие-то тёмные века. Никакой радости по поводу Победы в войне, не так давно закончившейся, в душах людей как будто бы и нет, даже у тех, кто на советской стороне. А Лайма так и вовсе открыто дерзит майору: это, мол, ваша победа над нами. Наверное, тот немец-насильник был секретным агентом НКВД, работавшим в тылу врага, но морально разложившимся под влиянием нацистской пропаганды. А если серьёзно, то чего ещё было ожидать от девушки из семьи полицая, служившего в зондеркоманде СС. Хотя он и утверждает, что просто «уголь отвозил». Но зачем в таком случае выставлять Лайму какой-то жертвой тоталитарного советского режима?
Несчастья к героям фильма приходят с разных сторон (советской, германской, бандитской), и непонятно, какую из них создатель картины считает худшей. Послевоенное советское радио вещает не только о борьбе с «лесными братьями» и «врагами народа», но и (внезапно!) о кознях зловредных евреев против советского строя и государства. А не перепутал ли, хочется спросить, Павел Чухрай эпохи и режимы? Ведь Освенцим построили совсем не те ребята, что боролись в послевоенном СССР с «безродными космополитами», а вовсе не с евреями, как утверждает чухраевское радио.
Режиссёр зачем-то вытащил из вонючего болота истории идею, фактически уравнивающую преступления нацистов в годы войны и политику СССР в послевоенной Литве. И вслед за своим героем впал в состояние какого-то неуёмного абстрактного гуманизма, толстовского «непротивления», к той войне никак не применимого. Неважно, от кого или от чего исходит насилие и против кого это насилие направлено. По Чухраю-Толстому, это в любом случае зло.
Но ведь маститый кинорежиссёр, даже если он не силён в истории, наверняка смотрел «Чёрную книгу» Пола Верховена или «Малену» Джузеппе Торнаторе и знает, как в просвещённой Европе расправлялся озверевший народ с теми, кого считал (!) коллаборационистами. Там Сибири нет, высылать было некуда.
Финальные титры открывают зрителю число жертв войны: евреев, уничтоженных нацистами в Литве; депортированных советской властью литовцев и советских солдат, погибших при освобождении Литвы.
Получается, что замученные нацистами литовские евреи, советские воины, погибшие при освобождении республики от всего этого кошмара, и депортированные (не убитые) литовцы, осуждённые за пособничество врагу (а далеко не все из них были белыми и пушистыми), ставятся в один ряд?!
Но тогда уместно было бы напомнить о 27 миллионах советских граждан (русских, литовцев, евреев), погибших на той войне. И вся эта неуместная рефлексия прекратилась бы разом.
