На вопросы "Завтра" отвечает, доктор исторических наук, профессор кафедры всеобщей истории отделения истории Института общественных наук Российской Академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (РАНХиГС), профессор кафедры новой и новейшей истории исторического факультета Московского педагогического государственного университета (МПГУ) Наталия Петровна Таньшина
ПРОСТО И ХОРОШО
«ЗАВТРА». Наталия Петровна, в научных кругах Вас ценят благодаря Вашим статьям, книгам и публикациям в различных изданиях как специалиста по истории Франции и российско-французским отношениям в 19 веке, широким кругам российских любителей истории Вы знакомы по передачам телеканала «365 дней-ТВ» и радио «Маяк». У Вас много постоянных слушателей, поклонников. Скажите, как бы Вы ответили на такой вопрос: зачем современному человеку в эпоху интернета, википедии и фаст-фуда могут быть нужны глубокие исторические познания?
Вопрос, который Вы задаете – из категории вечных. Мы все прекрасно знаем, что лучше учиться на чужих ошибках, чем на своих, и надеемся, что осознание чужих ошибок позволит не сделать их самим. Но мы же знаем, что история, к сожалению, никого ничему не учит, и вот уже не одну тысячу лет человечество наступает на одни и те же грабли. В истории все уже было, и не единожды – все повторяется, меняются только имена и даты. Но люди упорно продолжают совершать те же ошибки… С другой стороны, как сказал еще Джон Локк, отец классического европейского либерализма, «История – великая учительница благоразумия и нравственности и поэтому наука совершенно необходимая». Эпоха фаст-фуда, интернета, «клипового мышления» не может не влиять на развитие истории как науки; при любом состоянии общества она эволюционирует и не может оставаться статичной. Развитие истории в условиях «общества потребления», массовой культуры вовсе не означает только некое понижение планки, «массовизацию» исторического знания – массовый продукт тоже может быть качественным. Возьмем, например, знаменитую «художественную фабрику» Питера Пауля Рубенса. Рубенс был не только гением кисти, но и гением организации творческого процесса, поставленного на поток. Но качество произведений от этого не страдало. Хотя это, скорее, уникальный случай в истории.
Я согласна, что история должна быть понятна и доступна широкому и неподготовленному читателю. Это не значит, еще раз повторю, сознательное понижение уровня. Как говорил в свое время великий Гете, есть три степени выполнения чего-либо: плохо и сложно, хорошо и сложно и, наконец, просто и хорошо. Вот и историк может доносить свои знания просто и хорошо. В этом отношении упомянутое Вами и любимое мною радио «Маяк», в частности, утреннее шоу Сергея Стиллавина с рубрикой «8 марта» является яркой иллюстрацией того, как история или истории, рассказанные специалистами-профессионалами, могут идти в массы. Собирается, например, студентка в университет, и, выпивая чашку утреннего кофе, узнает, что во времена королевы Виктории девушка одна, без сопровождения, не могла выйти из дома, но спокойно могла путешествовать с конем, ведь она находилась под его защитой!
Если же коротко, то историю мы изучаем для того, чтобы, в первую очередь, познать самих себя, осознать свое место в мире. Ведь главный вопрос, который задает себе человек, это вопрос о том, «кто мы, откуда и куда идем». Именно в прошлом человек пытается найти ответы на эти вопросы. Изучая прошлое, человек понимает, что он такой не один, что все, что с ним происходит здесь и сейчас – уже было, люди так же любили, страдали и надеялись. Как самые обычные люди, чьи имена канули в Лету, так и великие… То есть формируется некая связь времен, связь поколений.
ОПТИМИЗИРОВАТЬ СКОРО БУДЕТ НЕКОГО, ДА И НЕКОМУ
«ЗАВТРА». В чем Вы видите главные проблемы современного преподавания исторической науки в России?
Проблемы в современном преподавании – это отражение проблем современного общества. Боюсь, что в вузах ситуация очень напоминает ситуацию в современной больнице: больные «мешают» докторам заполнять бумаги. То же самое – в высшем образовании: поток программ, рейтинг-планов, отчетов. В университетах проводят «оптимизизацию», а попросту говоря, сокращают. Ведь заработная плата в университете должна быть не ниже средней по региону. А какой самый короткий путь? Правильно, сокращение. Это как борьба с бедностью путем физического уничтожения бедных. Раньше преподаватели могли совмещать работу в разных университетах. Несколько лет назад с совместителями начали бороться, как с классом, и очень удачно: в вузах совместителей почти не осталось. И цель вроде бы провозглашалась, как всегда, правильная: не должен преподаватель бегать из одного конца города в другой на лекции и семинары, немного поработав в одном вузе, успев к окончанию пары в другой... Хочешь много зарабатывать – пожалуйста, трудись родном вузе! Но в родном-то вузе тоже оптимизация, и оптимизируют, т.е. сокращают, и штатных преподавателей: в «добровольном» порядке переводя, например, на 0,7 ставки. Зато показатели вуза растут, и зарплата, вроде как растет: людей-то осталось меньше... И, получается, никто не виноват в том, что вы не хотите трудиться на полноценную ставку!
Мне очень больно наблюдать за тем, что происходит с нашим образованием, с нашей наукой. Министерские чиновники так упорно нам пытались объяснить все прелести Болонской системы, и так упорно чиновники рангом пониже ее реализовывали на местах, что, боюсь, еще немного, и «оптимизировать-модернизировать» больше будет некого… Одно дело, научные споры о кризисе истории как науки, о кризисе исторического знания, о «поворотах» в истории – то антропологическом, то лингвистическом, то постмодернистском, это явление нормальное и закономерное, наука же развивается.
Другое дело, когда история сознательно изгоняется, удаляется из учебных программ. Если раньше студенты-историки изучали историю разных стран и регионов в разные периоды буквально до пятого курса, то сейчас все познание заканчивается на третьем курсе. А дальше – всякие дисциплины с очень умными названиями, направленные на развитие каких-то там компетенций… В результате просто отсутствует база, на которую можно опереться. Я часто обращаюсь к студентам с вопросом: «Помните, вы это изучали?» без всякой надежды на то, что они помнят… И дело не в том, что после сдачи экзамена все очень быстро забывается, такова краткосрочная память, а в том, что за два месяца невозможно изучить, например, новую историю стран Запада! Каким бы талантливым ни был бы педагог, и какими бы вундеркиндами ни были студенты! Когда я слышу разговоры на самом высоком уровне о том, что современный учебник истории должен быть похожим на западные комиксы – совсем немного текста, но очень много картинок (что поделаешь, клиповое мышление – нынешние дети не могут воспринимать много текста, не могут выслушать классическую лекцию!), мне становится совсем грустно…
НЕ ВЕРИТЬ В ДРЕВНИХ УКРОВ – ЭТО ВАЖНО
«ЗАВТРА». Помогает ли знание истории прошедших столетий в понимании сегодняшних политических событий? Отличается ли взгляд историка, например, на парижские теракты 2015 года или на конфликт в Новороссии от взгляда простого смертного?
У меня есть такой курс для студентов: «Мировой политический процесс», проще говоря, современные проблемы международных отношений. И события, происходящие в современном мире, буквально каждый день дают наглядную иллюстрацию этого теоретического курса. Но, к сожалению, от того, что мудрые ученые правильно излагают суть проблем, их меньше в жизни не становится. И сколько бы мы ни твердили, что война – это противное человеческой сути событие, история человечества – это история войн. Случилась глобальная катастрофа – Первая мировая война. Казалось, все усилия были направлены на то, чтобы этого не повторилось впредь. Однако не прошло и двадцати лет, как человечество оказалось перемолото мясорубкой Второй мировой войны, унесшей более 60 млн жизней! Казалось бы, наличие ядерного оружия как сдерживающего фактора должно предотвратить опасность Третьей мировой войны, но то, что происходит в современном мире, носит характер перманентных войн, причем в лице мирового терроризма уже не локальных, не региональных. Мне кажется, очень верно в свое время о человеческой агрессивности писал известный австрийский ученый, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине, человек с нацистским прошлым, вступивший в НСДАП в 1938 году, и не понаслышке знавший, что такое война, (отсюда, может быть, и научный интерес к проблеме преодоления агрессии) Конрад Лоренц. Изучая поведение животных, в том числе и человека, он обнаружил наличие взаимосвязи между физической силой и моралью. Чем более «вооружено» животное, тем оно более «морально». Крупные хищники, хорошо «вооруженные», крайне редко убивают особей своего вида. А человек, на заре своей истории, как он мог бороться с хищным зверем? От природы он является биологически слабозащищенным существом. В условиях отсутствия мощных лап, зубов и когтей, приходилось брать хитростью, уловками. Мораль ему для выживания была не нужна. Но получилось так, что человек эволюционировал в самое вооруженное существо, из собственника лука и стрел превратился в обладателя самого мощного оружия – ядерного. А мораль-то осталась на прежнем уровне… Если принять во внимание такое явление, как индоктринация, то есть внедрение в массовое сознание нужных догм и концепций (например, успешное внушение части русского населения Малороссии, что они – потомки придуманных больными головами древних «укров»), помноженную на неспособность современного человека к самостоятельному критическому мышлению (опять-таки, в результате действия этой самой индоктринации: куда проще получать информацию в разжеванном виде, нежели самому анализировать и ломать голову), блокирование интереса к Другому и нагнетание страха (а к незнакомому, Другому, люди испытывают эмоции двоякого рода: страх и интерес), тогда куда проще свои собственные проблемы списать на происки других, точнее, чужих, людей: с иным цветом кожи, иным мировоззрением, культивируя тем самым образ врага… Да еще если вспомнить концепции Хантингтона и Фукуямы о конце истории и столкновении цивилизаций, Востока и Запада… В общем, знаем-то мы много; включите телевизор: в каждом политическом ток-шоу очень умные граждане говорят очень правильные вещи, вроде бы, все всё понимают, но каждый день люди продолжают друг друга убивать…
И все-таки сведущий в исторических коллизиях человек всегда лучше оснащен в любых сложных жизненных ситуациях и никогда не поверит в существование «древних укров».
ИСТОРИЧЕСКИЙ ТРОГЛОДИТ
«ЗАВТРА». Существует ли у современных историков какая-то доминирующая философская концепция истории как науки? Или противоборство каких-то концепций? Собственно, кто является субъектом исторического процесса? Автор термина Геродот считал, что содержанием Истории является противостояние эллинов варварам, Гердер, что народы – это мысли Бога, Маркс почитал субъектами истории безликие классы, Шпенглер – цивилизации. А что нынче?
В вашем вопросе, по сути, сформулирован и ответ, Вячеслав, видно, что Вы в теме! Я уже говорила о так называемых «поворотах» или «вызовах» исторической науки. Сейчас это всем уже порядком надоевший постмодернистский вызов, хотя, конечно, постмодернизмом нынешнее состояние науки не исчерпывается. На мой взгляд, главный атрибут постмодернизма – это идея свободы. Свобода творчества, свобода поиска, свобода методов. Мне в этом отношении очень близок подход французской школы Анналов (хотя сейчас и раздаются голоса о том, что никакой школы Анналов уже не существует): за всеми процессами, социально-политическими катаклизмами, войнами, мы не должны забывать человека, и простого человека, и известного. Позитивизм тоже был нацелен на изучение великих людей, можете возразить вы. Но если изучали крупного политика – то почти исключительно сквозь призму его политической деятельности. Возьмите, к примеру, «классиков» марксизма. Маркса и Энгельса превратили в каких-то истуканов, без чувств и эмоций, хотя, конечно, среди революционеров было много «пламенных борцов». А ведь Фридрих Энгельс был очень образованным человеком, знавшим с десяток языков, но он отказался от карьеры ученого и посвятил свою жизнь, свои финансовые средства своему товарищу…
В условиях методологической свободы историку проще и интереснее творить, но и сложнее. Особенно когда подвергается сомнению возможность объективного исторического знания как такового. Сейчас часто говорят о том, что история – это конструкт воображаемого, что невозможно создать единую историю, а можно только создавать микроистории, что истории в единственном числе нет, а «историй» ровно столько, сколько историков, поскольку у каждого историка «история» своя, каким бы объективным и дотошным исследователем он бы себя ни считал. Французского писателя Андре Моруа как-то спросили, кто, на его взгляд, больше изменил ход истории – Цезарь или Наполеон. Он ответил: с тех пор, как существует цивилизация, никто не изменял хода истории больше, чем историки. Потому что история создается в сознании исследователя. Ведь историк не находит готовый ответ в прошлом, он реконструирует его. По тем кирпичикам, то есть источникам, которые ему удалось раскопать.
Все мы знаем расхожее выражение о том, что история – это «служанка идеологии». Но ведь это выражение не обязательно имеет негативную коннотацию. Историк в любом случае – это человек сегодняшнего дня, и так или иначе, даже бессознательно, он переносит современные стереотипы, стандарты, нормы на изучаемый период. Это тоже добавляет истории субъективности. В свое время Марк Блок отметил, что историк должен проникнуть в голову современников событий, понять психологию человека изучаемой эпохи. Идея очень верная, но как трудно ее реализовать! Мы зачастую не можем понять своих близких, своих современников-соотечественников, чего уж там говорить о людях, живших сотни лет назад! Наглядный пример – история Жанны д’Арк. Если оценивать ее «видения» с точки зрения современной психиатрии, можно сказать: да, у девушки были серьезные психические проблемы. Но это с позиций сегодняшнего дня. А в эпоху Средневековья визионерство являлось нормальным явлением. Человек не разделял этот мир и потусторонний. И голоса, и видения – это обычное дело, и такое случалось не только с Жанной. Но если история настолько субъективна, то что же остается? На мой взгляд, остается профессионализм историка, и не важно, к какой школе он принадлежит и какой методологии следует. Главное, саму эту школу сохранить, высшую школу, среднее историческое образование. Это банально звучит, но так оно и есть: будущего без прошлого не существует… Если и существует, то в антиутопиях… Но мне очень не хотелось бы быть каким-нибудь номером 2015, например. Помните, как мы дружно заболели патриотизмом и любовью к нашей родной истории, когда изобрели новый праздник, новую точку отсчета нашей государственности? Фильм создали, «1612». И стали называть его на западный манер: «шестнадцать-двенадцать». Вроде наша, российская история, но шестнадцать-двенадцать. Не хочу я быть номером двадцать-пятнадцать и быть «оптимизированной» системой, пусть даже и Болонской. Лучше останусь «историческим троглодитом», как говорят мои некоторые продвинутые аспиранты, и буду заниматься своим любимым девятнадцатым веком…
ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ВЕК – МОЯ ОТДУШИНА
«ЗАВТРА». Герои Ваших книг и статей – Талейран, русская политическая авантюристка княгиня Ливен, французский либеральный политик 1830-40-х годов Франсуа Гизо, один из первых европейских пацифистов граф Селлон. Кто у Вас на очереди? С какими еще историческими фигурами Вы хотели бы познакомить своих читателей?
XIX век для меня – это своеобразная отдушина. Хотя нам кажется, что ХХ век – это век кардинальных перемен, потрясений, в XIX столетии их было не меньше. Так получилось, но сфера моих интересов связана с постнаполеоновской, постреволюционной Францией, периодом относительно мирного и стабильного развития, когда король Луи Филипп позволил французам стать более богатыми и респектабельными. Но знаете, какими словами французы обозначили его правление: «Франция скучает»…
Для меня История – это, прежде всего, люди, человек в Истории. Помните, как у Мандельштама: «Не город Рим живет среди веков, а место человека во Вселенной». Моей первой и неизбывной «научной любовью» стал французский историк и политик Франсуа Гизо, через него я «познакомилась» с княгиней Дарьей Христофоровной Ливен, которую я вовсе не считаю «политической авантюристкой», и совершенно случайно вышла на совсем не известного у нас в стране графа Жан-Жака де Селлона, женевского филантропа и мецената, создателя Женевского общества мира, человека, стоявшего у истоков Организации Объединенных Наций. Женевская штаб-квартира генерального секретаря ООН занимает виллу LaFenetre в парке Ариана – виллу, которую построил и где жил граф Селлон. Но мог ли он помышлять до какой степени выродятся его идеи?! Вспомните, с каким восторгом в прошлом году на заседании ООН принимали победителя (победительницу?) Евровидения, транслируя фотосессию с «бородатой женщиной» как важнейшее событие в деятельности международной организации! Об этом ли мечтал гуманист и идеалист граф Селлон? В это самое время на Донбассе и в Сирии гибли дети и старики, которых западные наблюдатели в упор не желали замечать…
Кто теперь на очереди? Мне кажется, что история тем и увлекательна, что никогда не знаешь, кто и что тебя ждет за следующей дверью…
