Открывать новые имена – приятное и необходимое дело. Газета «Завтра» представляет подборку стихотворений Натальи Возжаевой. Она автор двух поэтических сборников, неоднократно публиковалась в журнале «Родная Кубань», но широкому российскому читателю её имя практически неизвестно.
Поэзия Возжаевой – это поэзия всеобъемлющего женского мира, переживаний и потрясений, трепетной материнской души, это женский отклик на взаимную, разделённую любовь сердца, которому есть кого любить и ненавидеть.
Основные темы, на которые отзывается поэтесса с большой болью и которые выдают в ней настоящего патриота, радеющего за Отчизну, – это темы Божественного начала в жизни человека, войны и Родины. И именно они на протяжении тысячелетия определяли и определяют сущность русской литературы.
Назовут Марией – живи Марией,
Что бы там об этом ни говорили.
Как придёт пора выпускать младенца –
Ты положишь в ясли большое сердце,
Что среди соломы и морд овечьих
Будет биться болью нечеловечьей.
Прикрывая рану под левой грудью,
Будешь ждать волхвов, но даров не будет,
А пойдут на боль твою пастухи,
Унесут в холщовых мешках стихи,
Те, что станешь петь, заслоняя ясли,
И звезде гореть негасимо, ясно.
Назовут Марией – живи Марией –
Фитильком лампадным. Терпи. Гори им.
*
Ветер какой-то, не по-осеннему юный.
Шарится в листьях глицинии, паразит.
Вечер какой-то, не по-осеннему лунный.
Глянешь на небо и небо тебя поразит.
С детским неведеньем звёзды таращатся сонно,
Сплюшкина тень промелькнула – на липу, видать.
Липа пушится под окнами девочки Сони.
Девочка стелет постель и готовится спать.
Мне же не спится, забыла, который месяц.
Утро приходит, наивные звёзды гася.
Ветер под утро куражится диким бесом.
Треплет глицинию. Жалко. Осыпалась вся.
*
День осенний – тёплое молоко,
Расправляет крылья из облаков
И летит торжественно и легко.
Лес оранжевеет по-над рекой,
Показалось – есть на земле покой,
Только плачет иволга там по ком?
И бредут три всадника сквозь меня,
Глаз не видно, лица печаль хранят,
А четвёртый встал напоить коня.
Бледный конь, боками гуляя, пьёт,
Всадник Смерть его не торопит, ждёт,
И пока он пьёт остановлен счёт.
Не спугнуть бы, Господи, научи.
Но летят на ниточках паучки,
Всё вокруг плывёт, и Господь молчит.
Балаклава
Всё просто, Боже мой, ну как всё просто!
Пучком из лыка выбелен забор,
Ватажка кур, толкущихся на просе,
Очеловечивает прицерковный двор.
Тут лики на иконах – просто лица,
И храм – не храм, а светлый Божий дом,
Где по утрам по чистым половицам
В рубахе белой тихо бродит Он.
И батюшка в застиранной бандане,
Пока не жарко, дёргает сорняк.
И здесь не удивительно, когда мне
Поставить свечку разрешат «за так».
Тут зной душист, как шардоне в бокале,
И хохотом заходится мартын.
Минуты спят, свернувшись на причале,
Как, осовев от праздности, коты.
Да, всё так просто: рыба, соль и ветер.
В оправе скал горит аквамарин,
И, как живой, стоит у парапета,
Вернувшийся, задумчивый Куприн.
Останешься, смирившийся и кроткий,
Без парусов, с поломанным веслом.
Привяжешь сердца ссохшуюся лодку
К вот этому всему морским узлом.
Она везде
Здесь дух её на крылышках стрекоз
Проявится неслышно, полузримо:
На ручке развалившейся корзины,
На фартуке, подвешенном на гвоздь.
Она везде. На зелени ворот,
На белых гольфах слив, айвы и вишен...
Как будто здесь. Как будто просто вышла
За хлебом-молоком. Сейчас придёт.
Опустится благословенность тьмы.
Заснули куры. Во дворе – ни звука.
И только сад пугает редким стуком –
Там яблоня прощается с детьми.
Как пахнет хмель! Как светляки кружат!
Теплом животным дышит дом саманный
И ночь несёт в подоле сарафана
Упавших звёзд богатый урожай.
Ему бы спать, но он боится сна.
Приснится, что сажает чернобривцы
В домашнем платье из простого ситца
Живая и весёлая она.
И сон как жизнь, а, может, жизнь, как сон,
И время ничего уже не значит.
Забыв ладонь на голове собачьей,
Десятую за вечер курит он.
Одинокова
В служебное стучусь: мол, вот, не спится.
Ответный взгляд оправданно-свинцов.
С натугой надевает проводница
Улыбку на помятое лицо.
Начальница десятого вагона,
Прислужница не спящих по ночам.
За чай несладкий с месяцем лимона
Я щедро-виновато дам «на чай».
Вздохнёт и пригласит присесть за столик.
Салфетки неожиданно свежи.
На поворотах всё скрипит и стонет,
И подстаканник тихо дребезжит.
Три перед утром – рано или поздно?
Звенишь в стакане ложкой - горячо!
И по одной расстёгивая звёзды
Ослабит ночь тугой воротничок.
Заложники у следований дальних,
Любой из вас заведомо прощён.
Нечаянно в купе-исповедальне
Расскажешь всё и чуточку ещё.
Ну да, мы все похожи на вокзалы,
И только единицы - на купе.
Запомнишь складку губ и взгляд усталый,
И бейджик «Одинокова В. П.»
Бабушки
Любят пословицы, делятся байками
И на колени, прикрытые байковым
Ковриком, собранным по лоскуту,
Каждой дано по коту.
Тихо, не споря с учёными мамами,
Йодистой сеточкой, мёдом и травами,
Жгучим горчичником и молоком
Снимут недуг, как рукой.
Временем согнуты, сердцем ведомые,
Гладят макушки сухими ладонями
Сколько бы ни было детоньке лет.
Взрослых для бабушек нет.
Пахнут блинами и добрыми сказками,
Шапку напялят, накажут не стаскивать,
Перекрестив, отпускают и ждут.
Ценят тепло и уют.
Умник, тихоня, шалун или врединка—
В тощих карманах халатов, передников
Спрятаны ими на случай любой
Денежка, пряник, любовь.
Длинные ночи, да только не спится им,
Бабушки вяжут блестящими спицами
Шарфики длинные лунных дорог.
Ближе становится Бог.
Он опускает небесные помочи,
В кофтах растянутых, в тапочках войлочных
— Петелька к петельке вьются пути —
Бабушки смогут уйти.
Причастие
Ладонью тёплой ветерок
Взъерошивает нежно,
Как на макушке вихорок,
Рой лепестков черешни.
Следя за пляской мелюзги,
От суеты далёк ты.
Вдруг сядет бабочка на сгиб
Расслабленного локтя.
И, стебелёк засунув в рот,
Ты смотришь с интересом –
Ребёнок лошади идёт
На помочах небесных.
Букашек смахивая взвесь
Лениво и блаженно,
Подумаешь: Он точно есть
В ближайшем окруженье.
Он тень от бабочки на мне,
Он звон пичуг, Он солнце.
И мы сидим спина к спине –
Под Ним трава не мнётся
Поймёшь, что жизнь не обнулить
И не начать сначала,
И самой сильной из молитв
Окажется молчанье.
