Ещё с лета, с того периода артобстрелов нашего города, когда разрушения строений и коммуникаций стали приобретать пугающую визуальную ощутимость, когда гибель горожан стала исчисляться тревожными цифрами, а гуманитарная ситуация, вероятно, уже ничем не отличалась от таковой где-нибудь в Сирии или Ливии, наша дочь умоляла, настаивала на том, чтобы мы, её родители, покинули Донбасс и перебрались (хотя бы на какое-то время, пока всё утрясётся) в Россию. Благо, у неё, давно обосновавшейся в Европе, есть знакомая и коллега из Москвы, родители которой - люди, по её словам, добрые и интеллигентные - сами, услышав о нас, любезно предложили какое-то время пожить в их сельском доме, в Калужской области (около 3-х часов езды на авто от Москвы). И всё это время мы с женой, поддаваясь неким тягостным предчувствиям, неблагодарно отказывались от столь заманчивого предложения, несмотря на то, что «вас там с нетерпением ждут».
Весь январь и половину февраля, когда укрофашисты удесятерили интенсивность убийственных обстрелов, у дочери в той же пропорции увеличились переживания о нас. При связи по Скайпу у неё округлялись от ужаса глаза, когда слышала близкие разрывы снарядов и мин и видела, как мы в такие моменты инстинктивно прижимаемся долу. Усилилась и её настойчивость в склонении нас к тому, чтобы выехать из опасной зоны. И, наконец, самые жуткие три дня перед ожиданием вступления в силу вторых минских договорённостей сделали своё дело – мы решились на нелёгкий шаг оставления нашего родного дома (пусть и с заколоченными фанерой разбитыми окнами), дабы хоть на время перебраться туда, где «нас ждут».
18 февраля, в 15-градусный мороз, после десятичасового изматывающего путешествия, преодолев на автобусе аж около 200 километров, мы прибыли-таки в мирный город Ростов на Дону. Первым разочарованием было то, что поменять деньги не было никакой возможности, поскольку пункта по их обмену не было. Вероятно, по причине позднего времени. По той же причине были закрыты уже все близлежащие банки. По совету вокзального охранника (и по его же звонку), мы воспользовались услугами подпольных вокзальных менял с их грабительским курсом обмена. Наконец-то мы избавились от тяжеленных двух сумок (выезжали ведь не менее, чем на несколько месяцев!), заперев их в ячейках электронных камер хранения. Вторым разочарованием на российской земле были цены, которые даже по лояльному курсу гривны к рублю были в 5-7 раз выше. Это подвигло нас смирить гордыню и, получив на вокзале по украинскому паспорту талоны на бесплатную кормёжку, воспользоваться такой льготой беженцев. Служащий ФМС, объявляя в мегафон, формировал группы по 20-25 человек и почти строем вёл их в столовую, недалеко от вокзала. Примечательно, что, казалось бы, у людей, у которых всё страшное осталось позади, которые остались живы и многие из которых, возможно, начинают новую жизнь, на новом месте, лица не должны были выражать, того, что они выражали. А выражали они далеко не радость или, напротив, отчаяние… нет. Это были потупленные взоры, это было состояние какой-то настороженной неопределённости и потерянности. Сосед за столом, молчаливый парень лет 30-ти, в самом конце трапезы коротко и уныло изрёк: «Превратили нас в бомжей…». У жены покраснели и заблестели глаза, несколько слезинок упали на бумажную салфетку.
Следующая неприятность, которой встретила нас Россия, оказалась в лице молодой женщины, работницы вокзальной миграционной службы, манера общения которой с прибывшими из Украины людьми смахивала на диалог барыни с крепостными крестьянами, вздумавшими просить у неё каких-то милостынь. Мы, хоть и знали, что все «бесплатники» следуют лишь «по распределению-разнарядке» в восточном и северном направлении, а уж никак не в западном и, тем более, не в направлении Москвы, всё же надеялись: а вдруг?.. Сдержанно поблагодарив ухмыляющуюся барыню, объяснившую нам то, что мы и сами знали, мы поплелись в кассу за билетами, которые благополучно и приобрели. Поезд отходил ровно через сутки. Но за эти сутки необходимо было как-то отойти от безмерной усталости, как-то снять или хотя бы понизить то стрессовое напряжение, которое не покидало нас уже много часов подряд. В условиях многолюдья зала ожидания для беженцев с Украины, отведённой им специальной «зоны отдыха» на втором этаже ж/д вокзала, сделать это было невозможно, тем более, что даже жёстких мест-сидений свободных не просматривалось. И валясь с ног, мы шагнули в тёмные пространства улиц Ростова, в надежде отыскать хоть какую-то гостиницу. Прошагав с полтора километра, мы обнаружили таковую. В покрытой толстым слоем пыли обуви, едва держащиеся на ногах от измождения, но наполненные надеждой и мечтами о тёплом номере, горячем душе и чистых простынях, мы перешагнули порог на вид приличного многоэтажного отеля… Ровно через пять минут мы уныло выходили оттуда, поскольку на скромный двухместный номер у нас не хватало наличности, а принять доплату в долларах (из загашника на чёрный день) на ресепшене категорически отказались, хотя мы и умоляли их об этом. Уже на улице, правда, нас окликнул охранник и в благородном желании помочь беженцам позвонил кому-то по телефону, вкратце обрисовав ему ситуацию. На другом конце провода оказалась некая хваткая дама-владелица ещё одного отеля, находящегося буквально в двух шагах. Оборотистость этой бизнесвумен была как раз на нужном для любых сделок уровне, поскольку, не обращая никакого внимания на словесную шелуху о беженцах и «непростом положении людей», она заломила 35 рублей за доллар и безапелляционно выдала цену – 3500р. за ночь, т.е. 100$. Невольно как-то вспомнилась национальная русская забава последних времён – «сорвать по полной с ближнего в беде» (помните подскочившие в разы цены на такси во время теракта, если мне не изменяет память, в Домодедово?). Но не буду утомлять читателя живописанием наших мытарств в тот злополучный для нас вечер, а скажу лишь, что номер-таки в старенькой советского образца гостинице-высотке при автовокзале мы нашли, хотя и пришлось для этого подождать до 23:00 (пока он освободится). Обошёлся он нам всего-то в 1900р. Хотя, если сравнивать его с номером, в котором нам пришлось жить чуть больше года назад в самом центре Львова и который обходился нам в 450 грн/сут (с завтраком), то по комфортности и евродизайну, как выразились бы в былые времена в Одессе, – это две «большие разницы»! Но скажу вам по секрету: мы с женой наверняка знаем теперь, что такое вершина блаженства – это чистые глаженые простыни и полотенца, горячая вода в душе, чашка горячего крепкого чая и приятное смыкание тяжеленных век, когда засыпаешь под звуки телевизионных новостей, а не под разрывы снарядов от «Градов»…
Вечером следующего дня, отдохнувшие и заряженные на продолжение путешествия, хотя все мышцы рук, ног и спины ныли после вчерашнего, мы загрузились в поезд Анапа – Москва. Плацкартный вагон №13 приятно удивил своими теплом (+25), чистотой, опрятностью туалетов, тихим ходом, отсутствием ночного реактивного рёва храпунов. Все 17 часов езды мы сибаритствовали – то проваливаясь в дрёму (в тёмное время), то наблюдая в окно проплывающие мимо пейзажи (в светлую часть суток). Вероятно, это была самая приятная составляющая нашего непростого вояжа…
Уже смеркалось, когда мы, натаскавшись с сумками по метрополитену (от «Комсомольской» по кольцевой линии до «Октябрьской» с переходом на линию Калужско-Рижскую и далее – в другой конец города), добрели-таки до многоэтажки, в которой жили наши хозяева – пожилая чета москвичей. Мы наивно и по простоте душевной – не московской – полагали, что основные трудности остались позади.
Скороговорка-болтовня, с которой открыла дверь хозяйка (этническая, как потом выяснилось, украинка, а, стало быть – землячка!), и которой она нас с порога, не откладывая дела в долгий ящик, стала осыпать, поначалу показалась нам даже милой и забавной. И даже тот факт, что попытки с нашей стороны робко вставить какое-то своё пояснение, уточнение или дополнение не имели никакого успеха, по причине полного их игнорирования, поначалу нас не расстраивали, мы лишь устало улыбались и согласно кивали головами. Попили чаю. Что может быть приятнее и полезнее, чем с холоду, с дороги выпить чашку горячего крепкого чая! Не успели мы и десяти минут отдохнуть в отведённой нам комнате, как пришёл с работы хозяин. Поужинал. А уже через полчаса мы внимательно, с подобающим моменту уважением слушали о перипетиях и трудностях важного труда, которому он всего себя отдаёт последние несколько лет, а в будущем планирует и издать книгу (уже почти готова в электронном варианте) – кропотливое и ёмкое выяснение собственной родословной. На огромной бумажной схеме от потолка до полу мелкими буковками расходятся в хитрых ветвистых переплетениях предки по мужским и женским линиям. Предки по мужской линии, родоначальник коей жил аж в петровскую эпоху – в 1720-е годы, были потомственными священнослужителями. Дед сгинул где-то на Соловках в 30-е. Моё уважительное, в духе комплимента предположение о том, дескать, что дед-священник «мог пересечься там с другим известным священником, выдающимся философом России Павлом Флоренским, жизненная стезя которого закончилась на Соловках приблизительно в те же годы репрессий», встретилось с непонимающим взглядом и переспросом фамилии… Под конец часовой познавательной беседы, с привлечением фото из компьютера (все документы тщательно скопированы из архивов по 100р. за страницу!), я чуть было не испортил всё собственным резюме: «Подобные вещи, в общем-то, довольно любопытны и занимательны, но, как говорил Ницше: «Важно не то, откуда ты идёшь, а то, куда ты идёшь»». Но, слава Богу, как-то не высказалось – и хорошо! А то, чего доброго, обидел бы до глубины души любителя семейных хроник и архивов…
Утром следующего дня мы отправились в путь по калужскому шоссе. Хозяин за рулём не проронил ни слова, что с лихвой компенсировала его словоохотливая вторая половина, не умолкавшая, кажется, ни на минуту. Возможно, благодаря именно этому, два с половиной часа дороги пролетели почти незаметно. Приехав к месту назначения, мы уже почти всё о нём знали: и то, что дом, в котором нам предстояло жить, возрастной – лет двести, с толстенными кирпичными стенами, и о наличии в городке полуразрушенного старинного поместья – не то князей Голицыных, не то графов Потёмкиных, и о близости коровьей фермы, где прямо в дойку по очень сходной цене можно приобрести по списку молоко, и где, возможно, стоит попытаться нам найти работу, и массу иных интересных фактов. Узнали мы и о том, что напротив старого дома близок к завершению дом новый, в два этажа и с совсем иным уровнем комфорта. Приезжая на выходные, хозяева 90% своего времени посвящали работе на этом важном и дорогостоящем объекте.
Уже на следующий день мы смутно догадались о перспективе, ожидающей нас на новом месте. Не мудрствуя лукаво и как бы между прочим, хозяйка, обращаясь в мой адрес обронила, что дескать NN (её муж) «был бы безмерно счастлив, если бы я изъявил желание ему помочь в работе на объекте». По её словам следовало одеться в рабочее. Но кто же берёт с собою в такую дорогу рабочее? «Ну, хорошо, в следующий раз мы что-нибудь придумаем, а пока можно поработать осторожно, стараясь не испачкаться». На объекте NN, в свою очередь также без лишних околичностей и церемоний, по-деловому обозначил задачу, бросив три дырявых (отработанных) мешка, вероятно, из-под цемента и указав, где находится инвентарь, которым мне предстояло теперь пользоваться часто: мётлы, совки, лопаты.
На душе стало как-то гадливо и нехорошо. Жена тоже была в шоке от такой очаровательной перспективы – подключения нас к работам бригады узбеков. Ей, оказывается, тоже всё время нахождения на российской земле было, мягко говоря, не по себе. К тому же, дала о себе знать её аллергия. Но, если дома уже больше 20-ти лет она проявлялась в строгих временных рамках – со второй половины августа до начала октября, то здесь, вдруг, в лесистой местности, в зимнее время симптомы обозначились в некой странной агрессивной форме, похожей на астму: на лице возникали красные пятна, и появлялась серьёзная одышка. Словом, всё здесь было против шерсти, всё давалось с трудом.
Вечерами нам приходилось выслушивать обильные тирады о гениальности и предпринимательской хватке детей и внуков. Наши робкие попытки вставить своё слово (не столько ради того, чтобы похвалиться какими-то своими скромными наработками подобного плана, а лишь для поддержания разговора и придания ему формы не непрерывного монолога, а беседы) сами понимаете, и как я обмолвился выше, успеха не имели – никто на подобные мелочи внимания не обращал. Кстати, несмотря на то, что мы обращались к «гостеприимной интеллигентной» чете по имени-отчеству и на «вы», нам они, в свою очередь, тыкали и называли по именам. (Да и то! Как же ещё людям с выдающимися и столь мощными корнями обращаться к безлошадным, без роду, без племени крестьянам?).
На следующий день «к нам» в Москву прилетала наша дочь. Наговорив оторопевшим от резкого изменения вектора наших планов хозяевам невнятных и надуманных причин и оправданий, мы таки уговорили их отвезти нас обратно в столицу. Основной упор мы делали на ухудшение здоровья жены (что было совершенной правдой), на невозможность акклиматизации в лесной зоне нам, степнякам. И поэтому мы приняли решение вернуться в свои края, на нашу многострадальную родину – в Донбасс.
Одним словом, прекрасные несколько дней с нашей дочерью в Москве были нам хорошим подарком и компенсацией за все наши невзгоды и злоключения. Правда, и здесь вначале не обошлось без ложки дёгтя. Дочь забронировала трёхместный «полулюкс» в гостинице «Байкал», расположившейся двумя девятиэтажными корпусами недалеко от станции метро «Ботанический сад». Номер, в котором в ванне едва протекает вода, но зато она неплохо образует лужицы, протекая под самой ванной, в котором стены, похоже, из гипсокартона, а, следовательно, пропускают малейшие звуки из соседних номеров и коридора, где с большим трудом просматривается уборка, а полотенца могут «забыть поменять», на полулюкс не тянул, но мы бы этого и не заметили, если бы… Если бы не свинство, иначе не скажешь, персонала. На ресепшене категорически, ссылаясь на некое таинственное предписание от 1-го января 2015года (которое нам так и не показали), отказались поселить в полностью оплаченный (!) номер нас с женой по украинским внутренним паспортам, а требовали паспорта заграничные. Мой разговор в кабинете начальницы отдела бронирования с нею самой результата не дал. Доводы о том, что по этим же паспортам нас без проблем селили в ростовской гостинице, не возымели действия – у этого представителя отряда хладнокровных оказалась неплохо бронированной её душонка. Рыбьи взгляды и девочек на ресепшене и этой дамы были невозмутимы и непреклонны – положение есть положение. Риторический вопрос, о том, кому верить – премьеру Медведеву, заверявшему двумя неделями ранее, что, дескать, украинцы могут въезжать в Россию по внутренним паспортам и беспрепятственно пользоваться ими, или вашим предписаниям?, остался без ответа. Лицо жены становилось бледным, как полотно, под глазами появились синие круги. Я очень опасался за её состояние, которое и без того было уже который день подавленным. Только, когда дочь показала свой паспорт не последнего европейского государства, вопрос был улажен и, из последних сил заполнив гостиничные писульки, обессиленные и подавленные, мы поднялись на свой этаж…
Москва захватила, заставила проводить сравнительные линии. Дочь гостила здесь впервые, а мы о-очень давно, ещё тогда, когда она была и нашей столицей. Сравнения те львиной своей частью были не в пользу Москвы современной. Та (наша) Москва держалась в памяти светлым и радостным воспоминанием, с поливальными машинами, после которых так пахнет свежестью уличный асфальт, с чистыми, искрящимися в лучах солнца, стёклами окон, с бесплатными экскурсиями по Кремлю, с почтительной многочасовой очередью в Мавзолей. Обходительная вежливость москвичей вынуждала даже робеть перед нею. Величие тогдашнего метрополитена, веский запах мрамора в подземке вызывали трепетное почтение. Ещё та Москва была тиха и безлюдна по ночам. Она была такой потому, что её населял в основном рабочий люд. И после тяжёлого трудового дня он отдыхал, набирался сил перед днём новым. Теперь же в большом городе преобладает «офисный планктон». Москва нынешняя как-то разочаровала уровнем повальной коммерциализации (видно прав был Воланд, рассуждая об испорченности москвичей квартирным вопросом), неприятно удивила многолетней запыленностью станций метро, не идеально, мягко говоря, чистыми окнами зданий, немытыми автомобилями.
Не успеваешь подняться по ступенькам из метро «Охотный ряд», как на вас набрасываются пожилые леди с предложениями за умеренную цену стать участником пешей экскурсии по Красной площади. Цена оказывается не такой уж и умеренной, особенно при переводе её в украинскую гривну. Экскурсовод, некий Марк Хаймович, неопрятный, брызжущий слюной, старичок, скороговоркой выдаёт невнятную информацию о постройках различной степени давности, о людях различных эпох и деяний. Это его брюзжание можно подразумевать не только в прямом, но и в переносном смысле, поскольку, при каждом удобном случае, он не упускал возможности не явно, а как бы завуалированно, уколоть любого выдающегося деятеля России, вплоть до нынешнего её президента, принизить и ползуче осторожно охаять всё русское…
Собственно мы особых иллюзий в отношении нашего вояжа по российским просторам и не питали. Просто, думалось: а вдруг! А вдруг, сокрытая механика судьбы в данном случае окажется благосклонной к потерпевшим от её же (судьбы) ударов, пусть и не самых сокрушительных! Но, не зря ведь говорится – где родился, там и пригодился! Мы получили тот урок жизни, который укрепил нас в решении больше не делать лишних торопливых телодвижений, не суетиться, а чисто по-христиански, по православному вверить свои судьбы в руки Всевышнего! Если тому угодно быть, то пусть нас расстреливают снарядами из гаубиц, танков и САУ, но пусть это будет в родных стенах нашего дома, на родной нам донбасской земле. А, если уготована судьба умереть, то и найти упокоение в этой земле, там, где лежат наши предки, наши родители.
Меньше всего хотелось бы мне, автору этих строк, быть понятым неверно, то есть так, что, столкнувшись со многими отрицательными явлениями современной России, я пытаюсь как-то её очернить, опорочить. Нет, мы всё прекрасно понимаем: и то, что Россия нынешняя не совсем одно и то же, чем был СССР, и то, что четверть века перековки людей в духе потребительства и приобретательства немало-таки изменили и самих людей и отношения между ними, и то, что страна находится в трудном положении экономических санкций и беспрецедентной по масштабу и интенсивности международной политической травли. Тем существеннее, тем неоценимее оказываемая сотням тысяч беженцев с территорий бывшей Украины помощь в их временном или постоянном обустройстве. И мы ни на йоту не перестали причислять самих себя к Русскому миру, не перестали быть верными идеалам этого мира, его целям – вселенской справедливости, всеобщей любви и стремлению к Божескому мироустройству – огромному Китеж Граду, – всемирному счастью всех людей! Мы по-прежнему глубоко верим и твёрдо убеждены, что силы и духовный потенциал Святой Руси неисчерпаемы, что Бог не оставил русских людей, не покинул их. Верим, что пройдя все испытания, претерпев все невзгоды, обновлённая Россия, духовно и физически окрепшая и закалённая на века вперёд, утвердится истинным лидером (а не гегемоном, как тужатся некоторые) среди народов планеты, что под крепкое крыло её защиты потянутся все слабые и угнетённые племена! Надеемся, что и нам выпадет на долю хоть краешком глаза увидеть эти живительные перемены.
