Мостопад

Самым обсуждаемым событием прошлой недели в мировых СМИ стало случившееся 26 марта обрушение моста в городе Балтимор. Мост был назвал именем Фрэнсиса Скотта Ки — прокурора и дипломата начала XIX века, который в свободное от прокурорства и дипломатии время писал безвкусные стишки, один из которых позже был сделан гимном США. Но не в этом суть. Стальной красавец длиной в два с половиной километра сложился после столкновения с его опорой греческого (на деле же — индийского) контейнеровоза Dali, зарегистрированного в Сингапуре и только что вышедшего курсом на Шри-Ланку; три пролёта легли на дно так называемой Внешней бухты Балтимора. Следователи из Сингапура объявили, что причиной всему была потеря управления. Погибли шесть человек, пострадал ещё один, видео со зрелищным обрушением моста (а такие изящные конструкции даже гибнут грациозно) облетело весь мир, после чего все принялись за своё любимое занятие — толкование.

Первым делом, конечно, всплыла любимая в нашем информационном пространстве тема загнивающего Запада. Ржавеющие остатки былой роскоши, дряхлые руины великой цивилизации деятельных и решительных людей, которых сменили варвары и трусы, — слишком уж многое в США эпохи развитого байденизма играет на эту романтическую картину. Железнодорожные катастрофы, самой яркой из которых стало загрязнение огромной территории в Огайо, обрушения мостов и эстакад, ветхость энергосетей, регулярно вызывающая веерные отключения и коллапсы электроснабжения, — всё это в той или иной степени является печальной нормой для любой страны, чей пик индустриальной мощи остался в прошлом. Но отличие от ситуации в России, где в восстановление и обустройство вкладываются большие деньги, силы множества ведомств и людей (а также, будем честны, Божья милость), состоит в том, что любые крупные инфраструктурные проекты в Штатах являются причиной для излюбленного развлечения американского этноса — грызни между республиканцами и демократами. Пускай вас не обманывают благородные идеи, с которыми каждая из сторон продвигает свои планы модернизации инфраструктуры. Пока одни обещают восстановить промышленный потенциал «ржавого пояса», опутать всю страну скоростными магистралями и зажечь лампочку в каждом гетто, другие пугают глобальным потеплением и гарантируют сохранность новой инфраструктуры для племён коренных жителей, рыб в грунтовых водах, детей-трансгендеров из расовых меньшинств и прочей флоры и фауны североамериканского континента. На деле же ключевой вопрос, как и в обсуждениях, скажем, поставок оружия на Украину, состоит в том, кто будет пилить деньги на добром деле. В период президентства Трампа запланированная им инфраструктурная реформа была заблокирована Конгрессом, а потом, уже во времена Байдена, в восстановление заводов, газет и прочих пароходов вложили под два триллиона, из которых, к примеру, на обновление железных дорог был пущен аж миллиард. Результат эффективных вложений в восстановление инфраструктуры можно найти на дне гавани Балтимора — почти все выделенные деньги, как было сказано выше, осели в карманах многочисленных борцов с глобальным потеплением и теоретиков квир-экологии. Одним из таких, кстати, является и министр транспорта США. На фигуру Пита Буттиджича, штатного гея в президентской администрации, с радостью накинулись российские газетчики. Оно и понятно: его некомпетентность и безразличие выделились уже на фоне описанной выше аварии в Огайо, а показательное отсутствие последствий за провал, который стоил бы любому другому министру кресла и карьеры госслужащего, вкупе с рядом педофильских скандалов, в которые он, как и положено любому вашингтонцу и любому публичному гею, влипал, делали его образ очень уж характерным для современной Америки. Вместе с этим вспоминались и другие контексты, которые учесть, конечно, нужно, но их реальный вес не соответствует тому шуму, что они навели в прессе. Байден, пытаясь примазаться к актуальной теме, вспомнил, как ездил по мосту на поезде (мост был автомобильным!). Экипаж судна состоял из индийцев, а какие-то Холмсы и Пуаро раскопали в интернет-скрижалях информацию о том, что капитаном судна был украинец, так что российские СМИ разнесли эту новость как что-то значащую, не заметив, что капитаном-то он был, да только восемь лет назад. По другую сторону Берингова пролива не отставали в высоких стандартах журналистики: немедленно высосали из пальца версию с кибератакой, отключившей тормоза на корабле, — если кибератака, то виноваты во всём, разумеется, русские, персы или китайцы. Кто-то даже вспомнил спродюсированный Обамой фильм про гражданскую войну, где катастрофа начинается именно с аварии на борту огромного грузового судна. Про детали информационного освещения лучше пока позабыть и вглядеться в ядро события и контексты, которые ускользнули из поля внимания большой прессы.

Балтимор — это не только мой любимый кетчуп. Это часть городской агломерации на границе штата Мэриленд и округа Колумбия. Иными словами, хотя слово «пригород» не вполне уместно, когда речь идёт о двух примерно одинаково больших населённых пунктах, Балтимор — пригород Вашингтона, морские врата американской столицы. Вы же не думали, что англичане-отщепенцы с чисто английским намерением править морями построят свою столицу в глубине материка? Особенность расположения Вашингтона именно там, где он построен, была обусловлена в начале XIX века не только желанием защититься от английских войск, что сидели в Канаде и мечтали избавиться от угрозы с юга, но и тем, что между американским Севером и Югом граница проходит как раз по широте Вашингтона, то есть общая столица скрепляет новую нацию. По тем же причинам итальянцы сделали своей столицей Рим, а не куда более развитый Милан или вотчину своих королей Турин. Если вам знако́м принцип формирования и консервации элит в англоговорящих странах, для вас не станет сюрпризом тот факт, что «Север» и «Юг» — не фантомы давно оконченной войны, а размытые, но всё же имеющие определённые очертания и по сей день группы влияния. Группы эти, в 60-х годах XIX века имевшие интересы на стороне янки и конфедератов, сформировались задолго до основания американского государства, так что Вашингтон и, как следствие, Балтимор являются точкой компромисса между этими группами — компромисса, который к началу XXI века перевесил интересы групп, пошедших на этот компромисс. Компромисса в чём? Про Балтимор часто пишут, что местный порт был ключевой точкой ввоза в страну автомобилей. Для страны, собственноручно убившей величайшую автоиндустрию в истории, импорт машин, — это важный момент, но есть здесь кое-что ещё. Сразу ряд обозревателей пишут, что рухнувший мост был частью главного маршрута токсичных веществ в восточной части Штатов — их законы запрещают возить ядовитую и пожароопасную дрянь через тоннели и центры городов, так что приходилось строить такие вот мосты, огибающие города. Разрушение подобного маршрута надолго разрывает цепочки поставок, частично изолирует регионы страны и парализует зависящие от этих поставок предприятия, нанося урон целым отраслям экономики. Вместе с этим порт у Вашингтона важен не только завозом автомобилей. Обломки моста на дне фарватера ограничивают ввоз на Восточное побережье (особенно в ту его часть, что не находится под контролем ни северной, ни южной группы влияния) различного незаконного товара. Те, кто смотрел популярный в нулевые сериал «Прослушка», могут помнить сюжеты о важности этого порта в разных тёмных делах (в начале века через Балтимор как раз шёл почти весь ввозившийся в Штаты героин) и учитывать при таком понимании особенность его расположения. Наркополитика, от которой поколения американских элит почти открыто получают огромную прибыль, много раз служила ключом к пониманию механизмов взаимодействия США со странами Южной и Центральной Америки, а здесь иллюстрирует не только неизбежно проходившие по мосту поставки фентанила на север страны, но и другое направление. Восточное побережье связывает Штаты с Европой, Африкой и Индией — по этому направлению в Западное побережье ввозятся производимые в «золотом треугольнике» опиоиды. Судно, которое везло 764 тонны опасных веществ, шло на Шри-Ланку, при этом было зафрахтовано датско-британской компанией MAERSK, ныне вынужденной строить свои маршруты вокруг Африки с большими затратами. Разумеется, делать выводы о том, что именно в этом контейнеровозе что-то возили, нельзя — пресса тактично молчит о содержимом контейнеров, а на замешанность Dali в торговле наркотиками намекает лишь история его аварий: в 2016-м судно врезалось в причал в наркотранзитной столице Северной Европы, славном городе Антверпене. Но даже предположение о том, что сингапуро-греческий контейнеровоз оказался ровно там, где должен был оказаться, выстраивает в контексте всего сказанного выше про Балтимор версию не случайной аварии, а сознательного политического жеста. Взгляните на публикации прессы, следующие за обрушением моста. Среди многочисленных подсчётов убытков и размышлений о том, персы ли, китайцы или же русские взломали судно, чтобы оно врезалось в мост, везде встречается интересный расклад. Утверждается, что на восстановление моста — а это не только строительство новых стальных ферм, но и тщательное прочёсывание дна в поисках заклёпок и гвоздей — уйдёт десять лет. Многие поспешили зацепиться за эту цифру как за иллюстрацию технологического упадка Штатов, но даже в современной Америке такой мост легко можно построить лет за пять — делов-то. Куда важнее, что масштабные работы в порту ограничат его грузооборот, который в прошлом году побил свой рекорд, достигнув 80 миллиардов долларов, а также привлекут внимание к не терпящим внимания делам. Сейчас же эти дела будут вынужденно поставлены на паузу — косвенным индикатором этого станут очередные разборки на южной границе, взрывы преступности в Южной Америке, а также нестабильность в Южной Азии.