Наконец, последняя фаза — она только намечается. Мыслящим людям должно быть совершенно ясно, что вследствие научно-технической революции мир стал крайне мал и его политическое объединение — это вопрос ближайшего будущего. Сегодня Соединенные Штаты и Саудовская Аравия ближе друг к другу, чем Соединенные Штаты и Канада. Расстояния перестали играть прежнюю роль, близость или отдалённость государств, народов, корпораций определяется не пространством, а экономической и политической значимостью. Боюсь, слова Бисмарка, сказанные им по поводу объединения региональных германских политических образований в национальное государство, окажутся справедливыми и в отношении собирания человечества в единое политическое пространство: «не речами и постановлениями большинства решаются великие современные вопросы, а железом и кровью». Однако тогда, как и сейчас «железо и кровь» следуют за идеей и предшествуют идее, в противном случае связь оказывается непрочной, новое политическое образование рассыпается как проржавевшая цепь. Создание общечеловеческой политической формы неизбежно, но нынешний кошмар, который получил общепризнанное название «глобализация», не имеет ничего общего с этой будущей формой, поскольку англо-саксонская по сути своей глобализация — это не соборный дух, не всемирная идея, а мировое торжище. Никакая валюта, никакие авианосцы, никакое потребление не смогут соединить человечество, если за всей этой материалистической армадой не стоит идея.
Итак, прежде чем наступит планетарный метаморфоз, прежде чем появится человечество как единое целое, должна явиться планетарная идея. Да, она будет вооружена, да, она в случае необходимости будет использовать власть, но лишь как средство во имя достижения великой цели, а не как самоцель. И вот тут встаёт вопрос о мессианском предназначении России.
Что есть Россия? Зачем она? Почему она столь парадоксальна в самой сущности своей, отчего столь противоречива? Поколения великих мыслителей пытались понять, как возможно, чтобы один и тот же народ так стремился к свободе и так раболепствовал, так любил человека, и одновременно так ненавидел его, производил на свет столько гениев и коснел в таком невежестве, был таким терпеливым и столь склонным к саморазрушительным эксцессам, таким мечтательным и таким приземленным, способным на великие свершения и ленивым.
Но давайте присмотримся к началу биографий цивилизованных народов. Разве далёкие предки нынешних европейцев не предавались лени, буйствам, пьянству, разве не уничтожали они себя в бессмысленных драках и войнах, не тратили энергию на химерические прожекты вроде крестовых походов? Могла ли византийская царевна Анна Комнина, с отвращением писавшая о европейских крестоносцах, разглядеть в толпе грубых варваров, дикарей — будущих строителей великолепных соборов и конструкторов космических кораблей, будущих Гёте, Баха, Рафаэля? Подобно Анне Комнина сегодняшние западные интеллектуалы, а порой и мы сами, не в состоянии увидеть в россиянах великое будущее человечества.
