Лови всегда весну!

«Они гласят во все концы:
«Весна идёт, весна идёт!
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперёд!»
Фёдор Тютчев

Картина Алексея Саврасова «Грачи прилетели» по известности не уступает репинскому «Не ждали», суриковской «Боярыне Морозовой» и «Девятому валу» Айвазовского. Вещь хрестоматийная, узнаваемая, даже поднадоевшая — она сопровождает наше культурное развитие с самого детства. В младших классах просят составить рассказик о весне, потом — в отрочестве — требуют выдать сочинение. Нас всем классом ведут в Третьяковку, где рассказывают о блестящем и трагическом пути Алексея Саврасова. Грустная фамилия — напоминает крестьянскую Савраску...

В художественной школе мы пытаемся копировать тонкие ветви и свежайший воздух. Офисный календарь непременно являет «Грачей...» в марте, и с этим бледно-прозрачным колоритом спорит алая цифра 8 — женский день. «За окном — прямо-таки Саврасов», - чудная фраза, в которой заключён весенний дух, и все понимают, что снег вот-вот заплачет ручьями, а эта сырость будет восприниматься, как торжество пробуждения.

Всё тривиально — старинная церковка, во времена Саврасова почитавшаяся «седой древностью», непрезентабельные деревянные строения, тощие берёзки. Птицы, небо, вялый лёд. Ничего не происходит. Вроде бы. И — такая фантастическая бездна радости! Неподвижность холста оказывается мнимой — там, внутри, всё кипит и колышется.

До нас долетают голоса птиц, порывы холодного, но такого доброго ветра, плеск воды; мы чувствуем запах дыма из печных труб. Заодно - придумываем жизнь звонаря с той шатровой колокольни и судьбы тех, кто обитает в домиках. Пейзаж — дело тонкое. Это самый трудоёмкий жанр — мало изобразить натуру, её надобно одушевить. Искусствовед и утончённый ценитель живописи Александр Бенуа впоследствии напишет: «Грачи прилетели» — чудесная картина, такая же поэтичная, в одно и то же время тоскливая и радостная, истинно весенняя, как вступление к «Снегурочке» Римского! Растаял пруд, встрепенулись, ожили деревья, а снежный саван быстро исчезает».

Долгие века пейзаж был всего лишь фоновой декорацией для портрета или — батального действа. Вышедший из природы, хомо-сапиенс начал её «замечать» сравнительно недавно — после Жан-Жака-Руссо, предложившего спасительный лозунг: «Назад — к природе!» Триумф пейзажной темы - XIX столетие, когда человек задумался об уходящей прелести доиндустриального мира.

Антропоцентризм «века железного» напрямую сочетался с восторгами перед Божьей стихией, полем, облаками и андерсеновской «настоящей розой», а потому чем сильнее грохотала цивилизация с её пароходами и паровозами, тем больше становилось первоклассных пейзажистов. Потом это всё выльется в импрессионистский бунт — «настроенческую» живопись, где главным героем будет атмосфера, подёрнутая пыльцой или дождевыми каплями.

Алексея Саврасова причисляют к реалистам, однако, у него уже намечаются импрессионистские нотки. Собственно, его ученик — изысканнейший Константин Коровин уже сделался импрессионистом, как бы доведя эту линию учителя до логической точки. Другой питомец — Исаак Левитан взял реалистическую манеру, также во многом став продолжателем Саврасова.

Каким он был — автор знаменитых «Грачей»? В этом году мы отмечаем 190 лет со дня рождения Алексея Кондратьевича Саврасова (1830 — 1897) — мощного и - нежного мастера, о котором Левитан сказал уже в эпитафии: «Начиная с Саврасова появилась лирика в живописи пейзажа и безграничная любовь к своей родной земле и эта его несомненная заслуга никогда не будет забыта в области русского художества».

У Саврасова — грубоватое и выразительное лицо. Здесь всё создано для крепкой жизни и уверенного противостояния судьбе. Он родился в 1830 году в семье московского купца 3-й гильдии, что означало приличный, хотя и не великий оборот в делах. Отец, как водится, мечтал приспособить Алёшу к промыслу, вырастить коммерсанта, но мальчик с детства тяготел к рисованию. Поэтому с середины 1840-х купеческий отпрыск учился в Училище живописи и ваяния.

Курс вёл профессиональный пейзажист Карл Рабус из обрусевших германцев. Старательный и романтичный, Рабус не обладал исключительным даром, зато оказался дивным учителем. Кроме того, кисти Рабуса принадлежат наиболее достоверные и чётко рисованные виды Москвы, Крыма и Малороссии. Так, Рабус привил Саврасову интерес к пейзажной красоте.

Алексею не было и двадцати лет, когда его стали именовать «надеждой русской живописи», а в респектабельном журнале «Москвитянин» о нём вещали со всей выспренностью, на которую была щедра тогдашняя публицистика: «Картины дышат свежестью, разнообразием и тою силою, что усваивается кистью художника вследствие тёплого и вместе разумного воззрения на природу». О Саврасове заговорили в светских кругах и — одновременно в среде образованной молодёжи.

Первые его картины («Вид Московского Кремля при луне», «Вид усадьбы в окрестностях Москвы», «Камень в лесу»), представленные на суд публики, содержали в себе два противоположных качества: реалистичность и — поэтику. Молодой живописец искал гармонию в обыденности, как бы достраивая её до возвышенного идеала. Рабус научил его скрупулёзности и вниманию к мелочам — ранний Саврасов поражает прорисовкой листиков и едва ли не пылинок. Эти очаровательные пейзажи показывают не только мастерство, но и младое благодушие автора — праздничная зелень, высокое небо, чисто вымытый мир.

Саврасов участвовал в экспозициях, где имел большой успех — так «Вид на Кремль от Крымского моста в ненастную погоду» сделал художника известным даже среди тех, кто мало интересовался искусством. Невероятно точно и, вместе с тем, изысканно явил он Москву, освещённую злым солнцем, какое бывает перед самой бурей. Мы видим тут и фигуру удаляющейся женщины, однако, она тут - не главное. Центральным персонажем выступает дерево, склоняющееся под ветром. Акцент на грозовое небо и реку. Саврасов, подражая учителю в выборе композиций, подошёл к трактовке пейзажа с иной стороны — Рабуса волновали строения; Саврасова — то, что их окружало, то есть лес, вода, размытая дорога.

По примеру всё того же Рабуса, окрылённый Саврасов поспешил в южные губернии — писать горячие степи, равнину, хаты. Малороссия была очень популярна у художников и литераторов — то ли с подачи Николая Гоголя, создавшего Украине мифо-сказочный имидж, то ли потому что в те годы юг (как таковой!) сделался модной, экзотической темой. «Степь днём», «Рассвет в степи», «Степь с чумаками вечером» - это всё та же ранняя саврасовская стилистика. (Примечание: чумак — работник, занимавшаяся торгово-перевозным промыслом на Украине и в ряде сопредельных с ней территорий).

По возвращении из вояжа Саврасов представил свои малороссийские творения, а дочь Николая I – Мария была так пленена видами, что приобрела «Степь с чумаками» и позвала художника в гости — писать Ораниенбаум. «Вид в окрестностях Ораниенбаума» - вещь совсем уже декоративная и коряги выглядят, как виньетки «второго рококо», захлестнувшего тогда всю Европу. Карьера Саврасова началась с побед и монарших даров, ему светила уютная будущность — малевать хорошенькие деревца для княжон и тороватых купцов, ездить в Париж, кушать бланманже. Но Саврасов, ощутив тупиковый застой, уехал в родную Москву. Поговаривали, что своевольная дщерь Николая затаила обиду — Мария не привыкла, что от её щедрот кто-нибудь уходил в «пустоту».

Саврасов — уже заслуженный мастер — должен был начинать чуть ли не нуля, ибо в те годы ловкие живописцы расталкивали друг друга локтями в поисках заказов и — хлеба насущного. Но Алексея помнили — он получил место преподавателя в том самом училище, которое сам закончил. По сути, он «унаследовал» пейзажное отделение Рабуса, умершего в 1857 году. Несмотря на грозную наружность, Саврасов слыл мягким и понимающим наставником — он учил не только технике, но и видению природы, оттенкам времён года, светотеневым капризам. Исаак Левитан вспоминал, как ментор поучал его: «Лови всегда весну, не просыпай солнечных восходов, раннего утра».

В личной жизни тоже произошли изменения — Алексей женился на Софи Герц - сестре искусствоведов Карла и Константина Герцев. Сухая и педантичная фройляйн думала, что выходит замуж за «короля выставок» и отменного хозяина. Её мечтам не суждено было осуществиться — Саврасов не умел обращаться с деньгами, мог раздать всё товарищам и равнодушно-мало заботился о благополучии. Этот брак не дал никому счастья. Зато, как живописец, Саврасов шёл в гору — он постепенно отошёл от изысков и приукрашиваний, побывал в Европе, насмотрелся новых веяний и форм. Странствие всегда меняет.

Картина «Лосиный остров в Сокольниках» - это уже другой Саврасов, тот, к которому мы привыкли в детства и если раньше он достраивал неброские виды до совершенства, то теперь — выплёскивал на холст всё, как есть. Конец 1860-1870-е годы — вершина творчества. Вступление в содружество Передвижников, знакомство с Павлом Третьяковым, воспитание будущих гениев, международные выставки и — начало беспробудных запоев.

Причиной этой пагубы называют разное: в советских книгах твердили, что у Саврасова не было сил глядеть на страдания народных масс; нынче всё больше намекают на дисгармонию семейной жизни и потерю детей. Колкий Бенуа, не щадивший авторитеты, выдвинул своё предположение — всё потому, что «Грачи» - это пик. Потом Саврасов «...ничего уже больше не сделал подобного», а эта картина «...была выше своего времени и его личного таланта».

Так или иначе, он всё больше уходил в созерцание и — пьянство. Несмотря на возлияния, Саврасов долго оставался востребованным и — работоспособным. В его сюжетах появилась щемящая, вселенская грусть. Изменился и стиль — вещи конца 1870-х уже несут импрессионистскую размытость. «Просёлок» - это резкая тоска по не случившемуся. Изумительно-депрессивный взгляд, подавленное рыдание. В конечном итоге фрау Софи ушла от спивающегося гения, а из училища его — заслуженного и любимого! — всё-таки уволили.

Тем не менее, он продолжал неистово работать — ловить весну. В таком полубезумном и нищенском состоянии он прожил целых двадцать лет, подкармливаемый бывшими учениками. Удивляют два момента — сколь мощен был организм, что он протянул почти до семидесяти лет и — как сильно Саврасову хотелось творить. Последние его пейзажи датируются 1897 годом — годом смерти. И эти вещи сделаны твёрдою рукой. И — с ожиданием скорой весны. Что бы там не язвил Бенуа!