«И я держу равнение, даже целуясь
На скованных одной цепью…»
Из репертуара группы «Наутилус-Помпилиус».
У каждого образованного (хотя, почему только у образованного?) человека есть любимые и нелюбимые исторические периоды. Например, я питаю отвращение к Великой Французской революции. Объяснение сей ненависти – простое: я с детства увлекаюсь Галантным Веком и мне противно смотреть на его гибель. Знаю людей, которые считают рубеж XIX и XX столетий – дьявольским, разрушительным временем, упадком и деградацией, а вовсе не расцветом «серебряной» поэзии. Один товарищ люто возненавидел Викторианскую эру, когда узнал о таком популярном тогдашнем явлении, как post-mortem-photo. Безусловно, любовь/нелюбовь к той или иной цивилизации возникает либо от чрезмерного постижения, от осознания всех подноготных секретов, либо же – от поверхностного скольжения. Например, многие шарахаются от Средневековья из-за разгула Инквизиции, хотя звёздным часом этой интересной во всех отношениях организации стал «человеколюбивый» Ренессанс, а вовсе не «тёмные» средние века. Как бы там ни было, это всё – вкусовщина, игра, пристрастия. Приведу пример иного уровня и смысла, который выходит за рамки обычного «нравится-не нравится». Это – отношение к советскому периоду в русской истории.
На мой взгляд, истеричное неприятие СССР – это не особое мнение, а – диагноз. Конечно, всякое бывает и даже мне встречались здравомыслящие, спокойно рассуждающие антисоветчики. Допустим, православные монархисты, которые не просто отворачиваются от серпа-молота и фильма «Коммунист», а доподлинно знают историю белогвардейского движения и даже могут спокойно объяснить, почему (с их точки зрения) большевизм – это гибель для русской идентичности. Основная же масса оппонентов и прочих борцов с исторической памятью об СССР – это клинические образцы глупости, подлости и неблагодарного беспамятства. В своём блоге я часто рассуждаю о советской бытности и, надо признаться, сия тема неизменно привлекает к себе комментаторов – благодушных и не очень. Со временем у меня выкристаллизовались устойчивые типы ненавистников СССР. Тут всё просто и грубо, как в итальянской commedia dell'arte.Итак, занавес открывается, и мы встречаем персонажей несмешной комедии под названием «Ненавижу СССР».
В первом акте на сцену выруливает расслабленный и свободолюбивый… Лентяй. Это ныне он благородный рантье, модный блогер, немножечко дизайнер и слегка оппозиционер. Он может вставать в час дня, дабы до пяти зависать в Твиттере и в Живом Журнале, а вечерком – идти развинченной походкой в популярную хипстерскую кафешку. Вкусить маффинов, продегустировать новый вид смузи, запечатлеть свой «полдник аристократа» для девчонок с Инстаграма, которые уже заждались новых креативных фоток. Смысл бытия - жить в своё удовольствие. Благо, прабабушкина квартира, доставшаяся по завещанию, даёт ему некоторые приятные возможности. Креативное ничегонеделание. Dolce far niente. Хипстер-лентяй ненавидит СССР за один только лозунг о бесспорной ценности труда. За созидательный пафос. За презрение к таким, как он. Лентяй взрывается от одного вида карикатур на тунеядцев. Он раздражается от мысли, что если бы не 1991 год, ему бы пришлось…работать. Да. Его «блистающий мир» при Советах был бы невозможен. Путь Лентяя – это поиски лёгких денег и таких же не напрягающих отношений между людьми, поэтому его совершенно естественным образом корёжит от вида работяг в кинофильме «Высота». Зачем нужны какие-то домны, когда есть гаджет фирмы Apple? К чему пахать, когда можно порхать? Парить над суетой. Да! Напомню ему, что прабабушка получила ту самую квартиру, потому что работала на заводе и была передовиком производства.
Далее на сцену выскакивает не менее занятный персонаж – лощёный, упакованный в остромодные шмотки Потребленец (не путать с потребителем). Он меняет айпады и планшеты, как в старину денди меняли платки и перчатки. Его выбор – деликатесы, бренды, тренды. Он крепко запомнил «нищую юность», когда дожёвывал бананово-лимонный баббл-гам после одноклассника-мажора. Пополам с обидой. Ему когда-то снились джинсы, Бьюики и 150 сортов колбасы. Теперь он дорвался и даже объелся, но до сих пор не может простить Советской Власти, что она, запуская человека в Космос, так не осилила производство баночного пива и солёного арахиса в ярких пакетиках. При этом его претензия к дефициту рокфора и «Птичьего молока», разрастается до катастрофических объёмов, ибо любимый рефрен таков: «При Советах полки были пустыми, люди голодали и по ночам торчали в очередях за серыми макаронами».
Завидев красочный фолиант «Книга о вкусной и здоровой пище» 1957 года, наш герой непременно гавкнет: «Вся эта лепота оказывалась недоступна простому народу. Сие жрали исключительно хари из Политбюро!» Потребленец обязательно вспомнит и заунывную песню о дамских панталонах, которые, якобы, в своё время накупил насмешливый галл Жерар Филипп, дабы показать стильным, благоуханно-нежным парижанкам, во что одеты несчастные москвички. Или это был Ив Монтан? Потребленцу без разницы. Он готов по тысячу раз пересказывать идиотские байки об «ужасной советской колбасе», которая делалась из туалетной бумаги, хрящей и …крыс, участвовавших в производственном процессе из-за немыслимой антисанитарии. Ему, разумеется, обидно, что хапуги и спекулянты в те времена именовались именно так, а не бизнесменами и джентльменами. Он считает фарцовщиков – лихими парнями, а работяг – лохами и покорным дубьём, которое «…перевыполняло план по выплавке и переплавке, дабы потом доедать хрен с солью в загаженной коммунальной конуре». При этом он как-то забывает, что его родители тоже никогда не фарцевали, но никогда не чувствовали себя вторым сортом. И не в коммуналке жили, а в отдельной трёхкомнатной квартире с видом на лесопарковую зону.
А вот и новый фигурант нашей пьесы – снулый, уродливый Извращенец. Все его реплики начинаются излюбленной мантрой: «В СССР секса не было!» Под собственно сексом он подразумевает все мыслимые и немыслимые девиации, коими перенасыщена его теперешняя жизнь. По счастью, только виртуально. Он плюётся ядом в сторону жизнелюбивых и солнечных советских женщин, обзывая их «колхозными свиноматками», а их мужей – «бездарным пушечным мясом». Все его мыслеформы сводятся к следующему: «Хомо-советкусу не полагалось красивого белья, ароматного мыла и дезодорантов – а зачем при отсутствии секса-то?! Безобразные толстые бабы укладывали шпалы, а их корявые мужики – пили денатурат. Эстеты задыхались! За просмотр невинной «Эммануэли» здравомыслящий индивидуум попадал на зону!»
Когда Извращенца просишь объяснить, какого-такого секса не было и почему он, болезный, всё-таки появился на свет в конце 1960-х, тот наливается неистовой злобой и принимается кидать оскорбления. Обвиняет он смачно и умело. Выясняется, что его лучшего друга посадили за мужеложство, а самая красивая одноклассница, которая могла бы украсить своими статями любой «Плейбой» была вынуждена идти в заштатное ПТУ потому что «не волокла» математику, а также все остальные науки. «Это, по-вашему, справедливо?!» Больше того, Извращенец твёрдо уверен в том, что Советская Власть диктовала гражданам нормы брачного поведения в постели и строго запрещала им использовать некоторые непристойные телодвижения. «Тогда секс был нужен только для одного – для воспроизведения быдла, которое им БАМ поедет строить!» - назидательно подытоживает он. Хотя, воспроизведением быдла занимались совершенной в другом месте – в Третьем Рейхе, там, где чёткая селекция и расовая гигиена заслонили саму суть супружества. Вот уж где воистину не было секса! Но разве объяснить сие упёртому Извращенцу? Он-то считает эсэсовскую форму – невероятно эротичной, а Ирму Грезе – «симпатичной стройненькой тёлочкой – не, что наши бабы» А твоя мама, родной, тоже была коровой или одной-единственной газелью в СССР?
Внимание! Под громовые овации зал встречает наиболее отвратительного, но при этом самого яркого персонажа действа – Предателя с недвусмысленной с косой чёлочкой. Он сходу огорошивает всех репликой: «Если бы не вы – я бы ещё в детстве пил баварское!» Поклонник писателя Резуна и генерала Власова, утончённый знаток линий Шпеера и Торака, адепт некоего условно-обобщённого западного пути, с которого Россия окончательно свернула при Советах. По большому счёту, Предатель вообще не выносит «эту страну», как данность. Он даже любит цитировать из Чаадаева – о вторичности русской культуры и русских смыслов. «Века и поколения протекли для нас бесплодно. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили. Начиная с самых первых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины…» - заунывно цитирует Предатель. Также он любит подпустить цитатку из маркиза де Кюстина. Что-нибудь, вроде: «…народы, слепо повинующиеся самодержцу, идут по его приказу на огромные жертвы ради ничтожных результатов».
Однако он тут же вспоминает другую мыслеформу, уже из Остапа Бендера: «Крепитесь! …Заграница нам поможет!» Научит правильно жить, грамотно жрать и даже носить панталоны цвета cuisse de nymphe effrayee. Итак, Россия для него - это гнусная Рашка. Она и при царях была всё той же Рашкой, особенно при этих …затянутых в мундиры чудищах с бакенбардами. «Как то бишь их звали? Всегда Николашек и Алексашек путаю!» Но именно СССР для Предателя – точно кость в горле. Ибо – Победа. Ибо – Космос. Ибо явное противостояние с Западом. «Умные французы быстренько сдались и даже сохранили индустрию красоты, а какой навар получили наивные «ватники»? Голод и холод? Людские потери? Пиррову победу?» - снисходительно спрашивает Предатель, а зубы отстукивают дорожный ритм: «Пора валить – пора валить…» Да, Предатель! Хотя бы иногда вспоминай, где были бы твои неарийские косточки, если бы не случилась Победа.
А вот, почёсываясьи вытряхивая крошки из неопрятной бороды, ковыляет старый борец с системой - Перманентный Диссидент. Он ещё в детстве начал слушать Би-Би-Си и зарыл свой пионерский галстук где-то на замусоренном пустыре близ гаражей. Ему наплевать на общественный строй – просто ему всегда не нравилась система. Он даже в пятом классе желал быть «против всех», за что регулярно получал по физиономии от окружавших его ребят. Когда-то очень давно его раздражал Брежнев, потом – Андропов и даже невнятный Черненко успел вызвать у него неприкрытое раздражение. Горбачёва он почти принял, но тот оказался слабаком. Не до конца развалил. Не везде – руины. Ельцин? Был на правильном пути, расстрелял коммуно-фашистов в 93-м, предоставил тотальную свободу самовыражения, да и сам любил станцевать в пьяном виде, но… и он не смог разметать клочки по закоулочкам. А наш Диссидент жаждет разрушения и тлена. Натура у него такая – бунтарская. Нравится ломать, но никак не получается. И уж совсем не нравится ему Путин, а особенно та организация, где Путин когда-то служил. Диссида ненавидит сию железную породу – службистов. Напрягают.
В отличие от Предателя, который тоже ненавидит «эту страну», Диссидент никогда не хвалит «цивилизованно-эстетичный Рейх», ибо для него оба – хуже. Сталин, Гитлер,…Наполеон, Людовик-Солнце – это всё тоталитарные сволочи, меченые одной чёрной краской. Опять же, Предатель кричит, что «Крым – не наш!» потому что на Западе вопят: «Крым не их!», тогда как Диссида выступает против «оккупации украинских территорий», ибо он вообще привык выступать по другую сторону баррикад. Предатель болеет за Украину потому, что там окопались его духовные братья и «камрады по расе», а Диссидентушке вдруг понравились вышиванки из-за их …антипутинского содержания. И «Пусси Райот» хороши не потому, что они pussy, а потому что они – riot.
Когда-то он неистово носил привозную бейсболку с надписью USA поверх нечёсаных длинных лохм, ибо сие считалось предосудительным. Его «менты» тормозили; его в ректорат вызывали – просили немного подстричься; мама в уголке плакала – рассказывала, как дядю Васю – стилягу из Москвы – в 1958-м году за рок-н-ролл и полосатые носки из МЭИ выгнали. С 5-го курса. Диссида, правда, привирает, ибо дядю Васю выгнали не за рок-н-ролл, а за фарцу, но это – семейная тайна. Тс-с-с-с. Так вот, наш Перманентный Диссидент до сих пор вздрагивает при воспоминании о коммунистических субботниках, об истмате-диамате, а также о вездесущем КГБ, который ему запрещал слушать ‘Deep Purple’. Никому не запрещал, а ему – постоянно. И – персонально. Напомню, что весьма неплохое филологическое образование Диссидент именно в СССР. Получил, несмотря на Би-Би-Си и прочий Самиздат.
Ах! На сцену выпархивает очаровательное, невыносимо наивное существо по имени Французская Булочка. Этакая молодая инженю в кисее, кружевцах и бантиках цвета перванш. Почему вдруг именно булочка, а не эклер и не какая-нибудь ещё профитроль? Всё просто. В 1990-х годах, на волне ностальгии по России, которую мы потеряли», сделался популярен попсово-надрывный хит о той самой, утраченной дореволюционной бытности. Утончённость, блеск и - упоительность. С шампанским, да под вальсы Шуберта. Среди невосполнимых потерь особым пунктом значился «хруст французской булки», выдуманный авторами для складной рифмы к слову «переулки», но оказавшийся самым запоминающимся моментом в безликой череде «балов, красавиц, лакеев, юнкеров». Этаким символом всех ностальгирующих идиотов, у которых если и затесался в роду какой-нибудь корнет Оболенский (из другой песни), так исключительно в качестве мимолётного любовника дворовой девки Маланьи, случайно подвернувшейся под руку - по пути из флигеля на конюшню. Но разве нашей Булочке сие объяснишь?
Она твёрдо уверена, что кабы не большевики, она была бы не студенточкой платного ВУЗа, а фрейлиной двора, и её руки добивались бы усатые кавалергарды. А ещё в её активе - богатые поместья, благовонные будуары, поездки в Ниццу и шёлковые панталоны с кружевами шантильи. Да. У нашей Булочки весьма странное представление об историческом развитии – она трагически застряла где-то в районе 1890-х годов и слабо представляет себе путь человечества в XX веке. Такие разлюбезные девы обычно прибиваются к компании монархистов и некоторое время их там даже терпят. Но потом, правда, выясняется, что «Боже царя храни» наша Булочка петь не может – не знает слов-с. Опять же, Колчака с Деникиным позорно путает-с. Имён Великих Князей не ведает-с. Куда ты припёрлась, дура-девка?!
Да! Советский период для Французской Булочки – это крах иллюзий и конец всему прекрасному, вроде открыточек эпохи Ар Нуво с пухлыми демимонденками. Она морщит носик при виде картин соцреализма и считает, что аристократка Любовь Орлова – типичная жертва режима, ибо оказалась вынуждена играть в дурацких фильмах, вместо того чтобы вальсировать в Зимнем Дворце с государем-императором. Тот факт, что в наступавшем XX столетии многие дворянки играли в кино (например, Мария-Магдалена фон Лош, она же – Марлен Дитрих), для Булочки – не резон. В её кисейно-кисельном сознании царит страшный кавардак. Нечто вроде: «Серым Совком правил усатый Слава КПСС, а за интерес к западной моде людей раскулачивали и отправляли на Байконур!» Разумеется, я утрирую, но их представления о советской цивилизации выглядят просто комично. Впрочем, о других исторических периодах у них примерно такие же соображения – о временах Людовика XIV они судят по «Анжелике», а об американской войне Севера и Юга – по описанию платьев Скарлетт О`Хары. Миленько и лупоглазо. Но ужасно противно. Напомню тебе, о, чудесная Булочка, что твои предки были не дворянами, а - дворовыми, что, согласись, вовсе не одно и тоже. Несмотря на общий корень.
Да! Всех этих антигероев роднит безумный, иррациональный страх перед гипотетическим «возвращением совка». Они видят его приметы везде – от инициатив депутата Милонова до сочинской Олимпиады. Им страшно. Очень. Причём – всегда. Они такие разные, но при этом - «…скованные одной цепью – связанные одной целью». И звенья этой цепи – беспамятство, неблагодарность, невежество, предательство… и ещё много всяко-разных. Перечислять – не хватит места на бумаге.
