Космизм Ф.И. Тютчева
Что если дать волю фантазии и немного помечтать на тему: каким мы хотим видеть Человека Будущего? Каким должен быть этот Человек?
Искренним, честным, образованным, любящим свою Родину,он должен быть творческой личностью. Должен быть добрым другом, главой большого семейства и если доверие людей поставит на должность управителя — заботиться о подчиненных, как о своих родных и близких. Еще можно пожелать ему крепкого здоровья и личного счатья.
Так вот, если все эти пожелания примерить к личности Федора Ивановича Тютчева, то они окажутся не по размеру малы!
Федор Иванович был в высокой степени творческой личностью, но благодаря качеству не допускавшему эгоизм и индивидуализм, он не придавал значения своему поэтическому творчеству: первая значительная подборка его стихов появилась в Пушкинском «Современнике» в 1836 году, только по настоянию друзей Тютчева. Ему исполнилось тогда 33 года, стихи были отмечены всеми, и прежде всего Пушкиным. Первая книга поэта была издана только через 20-ть лет, опят же по настоянию и активной помощи друзей.
Кроме своего поэтического дара, лирического дара, Тютчев обладал обширными знаниями в исторических науках. Он обладал историческим Видением, как мы сейчас говорим, о многих исторических событиях он писал до их свершения, за 5 или 10 лет. Это касается Русско- Турецкой войны 1854 — 56 годов, это касается французсской революции 1870 года( и многого другого). И в этом нет ничего удивительно, потому что и его дерзновенная мысль и творческое воображение были направлены на разрешения исторических противоречий, которые он стремился решить, будто бы от них зависела его жизнь.
Федор Иванович Тютчев, если можно так выразиться, горел не сгорая, на костре любви. Причем наибольшей силы это чувство его настигло в 50-ти летнем возрасте и сопутствовало до ухода любимой, когда Тютчеву уже было 60-т лет. В эти же годы нашли применение его интелектуально — духовные силы, которые проявились с наибольшей силой и пользой для общества.
Мы далекие потомки Федора Ивановича все это можем узнать, читая и постигая его поэзию. Прочитав его стихи, нам захочется узнать события его жизни, тесно вплетенные в весь ЕГО 19-й Век.
Век, конечно не только Его, он был Веком Пушкина, Толстого, Достоевского..., узнав о них больше, проникнувшись их Мечтами и Делами мы узнаем каким должен быть Человек Будущего. Какими должны быть мы их Сыны.
Ведь если Господь Бог называл своим Сыном Иисуса Христа — не большие ли мы Сыны Тютчева, Пушкина, Достоевского, Толстого — они создатели нашей Культуры, Нравственности, Сознательности!
Вот что говорил о взглядах Тютчева религиозный философ и ученый 20-го века П. Флоренский.
Из книги В. Кожинова «Пророк в своем отечестве», глава12 «Смерть и Бессмертие»
«П. А. Флоренский выразительно сказал о величии тютчевского космизма:
«Пусты обычные в подобных случаях интеллигентские разговоры об одушевлении природы как об „олицетворениях“, как о поэтических персонификациях… Народная поэзия, поэзия древности пользовалась такими олицетворениями вовсе не как прикрасами или приправами стиля, но вполне просто и деловито говорила то самое, что хотела сказать… В поэзии новой эти олицетворения опираются на рудиментарные чувствования, живущие в полусознательной глубине духа, еще не растленной отвлеченным миропониманием; в минуты вдохновения поэта эти глубинные слои духовной жизни прорываются… и внятным языком поэт говорит нам о невнятной для нас жизни… Так у подлинного поэта. Конечно, наряду с этим возможна и риторика как механическое заимствование оборотов чужой речи, заслуживших себе признание. Но ведь такая риторика и расценивается нами как бездушная фальшивость: воровство возможно только потому, что есть собственность, подделка — под подлинник, компиляция — из оригинала. И мы различаем и то и другое. Самая способность этого различения является реактивом на все еще живущую в каждом из нас, из читателей, жизнь со всей природой… Пора, наконец, понять, — заключает П. А. Флоренский, — что похвала Тютчеву не есть слово, ни к чему не обязывающее, а, будучи сказано искренне, оно подразумевает неисчислимые, мирового порядка, последствия». И в самом деле: искреннее восхищение поэзией Тютчева должно пробудить в каждом из нас убежденность в том, что мое личное бытие имеет самое прямое, непосредственное отношение к вселенскому, космическому бытию, что я не имею права забывать об этом и призван мерить мою жизнь именно такой мерой…»
О, вещая душа моя
О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги,-
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
Так, ты жилица двух миров,
Твой день – болезненный и страстный,
Твой сон – пророчески-неясный,
Как откровение духов…
Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые -
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть.
Как океан объемлет шар земной
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь – и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ее: он нудит нас и просит...
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, –
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
Прежде того, как говорить о сложном жизненном пути, пройденным Ф.И. Тютчевым, нужно сказать о ЛЮБВИ, чувстве понятном и родном каждому жителю Земли. Нужно сказать о служении Женщине, чувству, которому в жизни Федора Ивановича небыло промежутков.
Федор Иванович прожил молодые и зрелые годы на Западе: в Германии и Италии, но за 22 года проведенные там он не стал западником. Что его удерживало на чужбине, только ли дипломатическая работа? Работа, на которой он не мог сделать карьеры, потому что тогда министром иностранных дел был граф Несельроде. Несельроде будучи человеком чуждым России и поклонником канцлера Австо- Венгрии К. Меттерниха (с 1809 министр иностранных дел, в 1821-48 канцлер) проводил политику выгодную противникам России. Которая в конечном итоге привела Россию к поражению в Русско Турецкой войне 1854 — 1855 годов.
Несельроде окружить себя такими же русофобии, они состояли на дипломатической работе, были послами в ведущих европейских державах. Поэтому и Тютчев , и Горчаков ( будущий министр ) были исключениями в ведомстве Несельроде, и ширмой являвшей Николаю 1, то что у него на службе есть и русские.
Итак, на Западе удерживала Федора Ивановича не дипломатическая служба, а удерживала его Любовь, да, да - и первая, и вторая, и третья Любовь его была силой поглощающей его всего полностью. Все три его Музы были немками... первая, которая не стала его женой, Амалия Крюднер ( ей посвящен самый знаменитый, наверное, русский романс «Я встретил вас – и всё былое в отжившем сердце ожило...» ).
В двадцать два года Тютчев сочетался браком с молодой вдовой русского дипломата Элеоноре Петерсон, урожденной графиней Ботмер.
В 1838 году умерла Элеонора и Тютчев через год, после пережитого горя, женился на Эрнестине Дернберг, урожденной баронессой Пфеффель.
Видимо судьба забросила Тютчева в Германию чтобы увидеть там нечто прекрасное через прекрасный пол. Через поклонение прекрасным женщинам наполнить свою жизнь высоким служением.
По окончательному возвращению Тютчева в Россию (спустя 22 года) все свои духовные силы он поместит в сверхчеловеческую любовь к Елене Денисьевой , и ... любовь к Родине, которая в конечном счёте оказалась спасительной для него, потому что страдания им пережитые с утратой своей любимой ( в 60-ти летнем возрасте) были не совместимы с жизнью, и могли быть преодолены только другой любовью - к России. Этот факт патриотизма нельзя преувеличил, только лишь можно преуменьшить.
С 60- того по 70- ый год жизни Тютчев жил Россией. Даже свой поэтический дар он посвятил ей, почти перестал писать лирику и как сам говорил писал рифмованные агитки на злобу политики. Хотя и такие агитки у гения тоже были выше средней поэзии. Строки: «Умом Россию не понять....» Написаны в те годы.
Любви Ф. И. Тютчева его биографы посвящают лучшие главы, потому что и любовная лирика поэта глубока, трагична и прекрасна. Через это земное и неземное чувство Любви, Тютчев соприкасается с Божественным и трагическим предназначением человека: познать рай на Земле и в то же время смириться с невозможностью его достижения. В этом высоком трагизме чувств выражается первый уровень Космизма Федора Ивановича.
Вторую часть глав в биографических произведениях о Тютчеве, писатели посвящают его общественной, дипломатической деятельности. Тютчев не занимал высоких дипломатических должностей, как его близкий друг граф Горчаков, но всю его деятельность на ниве дипломатии можно характеризовать придворным званием, данным ему Александром 2 — Тайный Советник.
Из книги В. Кожинова «Пророк в своем отечестве»
«...В то время очень немногие петербуржцы знали и тем более думали о Тютчеве как о поэте. Перед ними предстал человек, диалоги с которым в течение многих лет восхищали изощреннейших мыслителей и политиков Запада. И Тютчев в прямом смысле слова затмил всех глубокомысленных и остроумных людей петербургского общества. Известный писатель и не менее известный «светский человек» граф Владимир Соллогуб вспоминал позднее Тютчева, окруженного «очарованными слушателями и слушательницами. Много мне случалось на моем веку разговаривать и слушать знаменитых рассказчиков, — писал Соллогуб, — но ни один из них не производил на меня такого чарующего впечатления, как Тютчев. Остроумные, нежные, колкие, добрые слова, точно жемчужины, небрежно скатывались с его уст… Когда он начинал говорить, рассказывать, все мгновенно умолкали, и во всей комнате только и слышался голос Тютчева… Главной прелестью Тютчева… было то, что… не было ничего приготовленного, выученного, придуманного».
Мы еще не говорили об этой неотъемлемой черте Тютчева. Любой его разговор был сочетанием несравненного блеска и глубины. Приведенная автохарактеристика или, вернее, автокритика выражает только предельную скромность поэта. В искусстве разговора ему, по-видимому, просто не было равных в его время. Погодин вспоминал об этом так: «…кто-нибудь сообщает Тютчеву „новость, только что полученную, слово за слово, его что-то задело за живое, он оживляется, и потекла потоком речь увлекательная, блистательная, настоящая импровизация… вот он роняет, сам не примечая того, несколько выражений, запечатленных особенною силой ума, несколько острот едких, но благоприличных, которые тут же подслушиваются соседями, передаются шепотом по всем гостиным, а завтра охотники спешат поднести их знакомым, как дорогой гостинец: Тютчев вот что сказал вчера на бале у княгини П.“. Погодин даже высказал мысль, что эти речи Тютчева и составляли его „настоящую службу“.
И в этом — немалая доля истины. Разговоры в том кругу, который был прямо и непосредственно связан с высшими сферами власти, а нередко и в присутствии самих представителей этих сфер, вне всякого сомнения, были частью — и немаловажной — политической деятельности Тютчева. Ту же цель преследовали и многие тютчевские письма к влиятельным людям, письма, не менее блистательные и содержательные, чем речи.
Позднее, начиная со второй половины пятидесятых годов, тютчевские речи и письма явно оказывали очень значительное, не могущее быть переоцененным, воздействие на русскую внешнюю политику. В сороковые же годы Тютчев скорее завоевывал внимание и авторитет, чем реально влиял на политические дела, ибо всесильный Нессельроде не мог допустить какого-либо воздействия тютчевских идей на свой внешнеполитической курс...»
