Продолжу рассказ о комсомоле и своих комсомольских впечатлениях.
После школы я поступила в иняз им.М.Тореза и влёт стала комсоргом студенческой группы. Естественно, ходила на всякие заседания курсового бюро, вообще куда-то наверх – уж сейчас не припомню, как это называлось. Наша организация была, как тогда выражались, «на правах райкома» - был присланный откуда-то сверху освобождённый (т.е. на зарплате) секретарь.
Это был пожилой, по моим тогдашним понятиям (лет 27), очень непородистого вида простоватый субъект, зачитывающий по бумажке всякую тривиальную муру. Он, кстати, времени зря не терял и поступил к нам на первый курс, что вообще-то похвально, но мне тогда казалось – глупо, тем более, что учился он, по рассказам его одногруппников, - плоховато, а я презирала троечников. Секретарь вскоре женился на аналогичной деятельнице из медицинского, познакомившись с нею, по слухам, на демонстрации: наши вузы были в одном районе – Ленинском - и на демонстрации выходили вместе. У них родился сын, секретарь был на седьмом небе от счастья, чем воспользовался один студент, замечательно умевший фотографировать. Он наделал массу фотографий секретарского отпрыска, что способствовало его продвижению: по окончании вуза его оставили в институте (тогда это ценилось), он ездил во Францию, ему светила какая-то карьера, впрочем, оборвавшаяся по дурацкой причине: один из его подопечных студентов сбежал во Франции – «выбрал свободу», по терминологии ЦРУ. Понятно, что и секретарь, и фотограф были из простых: непростым все эти манёвры были ни к чему.
Комсомол был реальным лифтом для простых парней и девчат, из рабочих семей, из общаг, коммуналок и окраинных панелек. А продвинутые, из семей начальства, всю эту возню категорически презирали. Вернее так: презирала продвинутая интеллигенция, а дети начальства – просто игнорировали. В повести Юрия Полякова «Апофегей» социологически точно показана эта раскладка: герой, из простых, шустрит по комсомольской части, а героиня, из продвинутой интеллигенции, - всю эту колготню глубоко презирает.
И у нас в инязе была такая же картина. Но вот что объединяло простых и непростых и вообще всех студентов иняза – это страстное стремление заграницу. Очень ценилось поступление по окончании на курсы переводчиков ООН, да всё что угодно, лишь бы заграница. Во всём этом была какая-то жалкость и второсортность: переводчик – вообще, профессия вспомогательная, обслуживающая, а тут ребята ещё и ужом извиваются, чтоб протыриться на эту второсортную, в сущности, работу.
И мне стало скучно. Я была, что называется, девочкой из хорошей семьи, у меня не было острой нужды выцарапывать когтями и выгрызать зубами место под солнцем, как этим парням, и я отошла и от комсомола, и от карьерной суеты. Я по-прежнему выступала с докладами, но теперь в студенческом научном обществе, рано начала зарабатывать переводами (тогда за это неплохо платили) и репетиторством; впрочем, речь не обо мне, а о комсомоле.
Мне кажется, именно в 70-х его деградация перешла из латентной фазы в острую, и он стремительно превращался явно, открыто и безо всяких околичностей в место, где циничные люди вершат свой путь наверх. А рядовые – просто платят взносы да скучают на собраниях. Кстати, книжку английского автора Джона Брейна «Путь наверх» мы проходили в инязе по т.н. домашнему чтению на английском.
В ещё более выраженной форме (хотя вроде куда уж больше) я увидела комсомольскую карьерную суету в Минвнешторге, куда пришла на работу. Там я окончательно оформила свою позицию – презрительного наблюдателя. Позиция глупая, спору нет, но что было – то было.
Вместе с моим выбытием из комсомола не стало и его самого. Скажи мне об этом в мои 14 лет – ни за что бы не поверила. Но в жизни (и в истории) часто реализуются самые ошеломительные варианты.
Сегодня я (как и большинство живших в ту пору) ни в коем случае не осуждаю комсомол и комсомольцев. Комсомол работал под руководством партии (КПСС) и естественным образом впитал все её свойства.
В знаменитом романе 50-х годов – «Битва в пути» Галины Николаевой – есть такое рассуждение: «… душа ребенка — это фотография семьи. Только не простая фотография, а рентгеновская. Понимаешь? Она всегда отражает внутреннюю сущность семьи. Если родители карьеристы, мещане, корыстные люди, они сумеют скрыть это от всех, но не от ребенка. И ребенок отразит сущность семьи. И в семьях, благополучных на первый взгляд, вырастают плохие дети».
Комсомол впитал все дрянные свойства старших товарищей – тотально и без разбору. Молодости вообще свойственно некритическое восприятие любых идей, представлений, мод. Молодость некритически утверждает и столь же некритически отрицает и ниспровергает. Распространённое мнение, что-де старики – консерваторы, а молодые – новаторы и критики, абсолютно не верно. Вернее, верно с точностью до наоборот. Об этом не раз говорил Лев Толстой. Молодёжь ещё не успела пожить и подумать – вот она и берёт то, что носится в воздухе, чем все дышат. Тогда в воздухе носился крайний цинизм и предчувствие скорого развала. Не случайно тогда очень много пили, и комсомольские начальники шли в авангарде. Тот же Толстой в статье «Для чего люди одурманиваются» писал, что пьют люди от стыда, чтобы заглушить голос совести – голос Бога, который живёт в каждом. Это очень верно.
Нет ничего удивительного, что стреди нынешних олигархов много комсомольских вождей. Когда-то был такой лозунг: «Партия сказала: «Надо!», комсомол ответил: «Есть!». На рубеже 80-х и 90-х, в эпоху, выразительно прозванную нашими украинскими братьями «Дерибаном», партия сказала: «Можно!», на что комсомол, как ему и полагается, ответил: «Есть!». И принялся споро, с молодым задором растаскивать советское наследство. В грехах детей всегда виноваты родители, точно так и в уродствах комсомола эпохи упадка виноваты взрослые начальники, партийные.
Комсомол когда-то сделал много полезного и даже героического. И всё это надо помнить и гордиться. Стыдиться, во всяком случае, нечего. Комсомол был кадровым резервом партии – ну, и разложился вместе с партией. А как по-другому-то могло быть?
Объективно, по существу вещей, кадровый резерв для государственной работы - нужен. Нужен некий круг активный людей, желающих «быть в первых рядах». Теперь эти люди получили американское наименование «молодые лидеры»; вообще сегодня принято носиться с так называемым «лидерством», выявлять «лидерские качества» и т.п. Такие люди, действительно, есть, их надо находить, давать им трудные, но посильные задания. А где находить? Вот для этого ни нужна массовая неполитическая организация – чем в лучшие времена и был комсомол. Сегодня при партиях есть молодёжные секции – это неплохо, но несколько не то. Комсомол был общегосударственным кадровым резервом – как КПСС не была партией в современном смысле слова, она была неким государственным авангардом.
Если бы удалось сохранить комсомол – его можно было бы использовать.
Автор столетней давности, о котором основательно забыли и снова вспомнили в начале этого века, русский офицер-разведчик А.Е.Едрихин-Вандам рассказывает в коротких словах поучительную историю масонства. Масоны (каменщики) исходно были организацией строителей готических храмов, хранивших в строгой тайне секреты своего мастерства. Потом, когда готика сменилась на барокко, заказов не стало, а тайная организация со своей иерархией, обрядами, дисциплиной – осталась. И она нашла новое употребление – для тайных политических дел. Любая организация, структурирующая человеческий материал с помощью общей веры, дисциплины, иерархии: школа, церковь, армия, что угодно – это большая сила и большая ценность. Организацию очень трудно создать, а вот существующую – всегда можно использовать в новых целях. Так и комсомол можно было использовать для созидательных целей. Но цели должны были сформулировать старшие. А они оказались, мягко сказать, не на высоте стоявших задач.
Почему не получается новая организация? Ответ прост: потому что нет идеи. Большой, зовущей, объединяющей. Большого дела нет. А заработать на квартиру-машину парню (или девчонке) с головой – сегодня можно и безо всякой организации. В бизнесе ведь что главное? Идея. Есть она – и деньги будут. Впрочем, всё на свете начинается с идеи, даже сотворение мира. Сегодня большой государственной идеи у нас нет, оттого и живём ни шатко-ни валко.
