Три источника, формирующих представление о коллективизации.
Можно с уверенностью сказать, что отношение к коллективизации скорее отрицательное при полном отсутствии аргументов, объясняющих это отношение. И это не удивительно, поскольку мнение о коллективизации у людей, выросших после 50-х годов, было сформировано тремя информационными факторами: раскулачивание, статья Сталина “Головокружение от успехов ” и другие публикации о “перегибах на местах”, а также роман Шолохова “Поднятая целина”. Три эти фактора не только не дают реальной картины происходящего, но и деформируют наше представление о коллективизации, изображая её в совершенно искажённом свете.
Перегибы с коллективизацией, естественно, были, но судить по ним о коллективизации – это то же самое, что судить о каком-либо городе только по томам протоколов полицейского участка или на основе сообщений криминальной хроники: любой, даже самый прекрасный город земли в свете подобной информации будет выглядеть чем-то ужасным.
Роман “Поднятая целина” Михаила Шолохова – это наиболее яркое произведение о процессе коллективизации, оно не столь значимо в русской литературе, как “Тихий Дон”, но писалось гениальным писателем, а потому не оставило шансов на известность никаким другим литературным произведениям о процессе коллективизации. “Поднятая целина” не только не позволяет увидеть то, как шла коллективизация в Советской России, но и формирует совершенно искажённое видение этого процесса. Судить о коллективизации по роману “Поднятая целина” Михаила Шолохова – это как судить о русском народе по образу Обломова или Раскольникова.
Роман “Поднятая целина” Михаила Шолохова описывал коллективизацию среди казачества, и эта коллективизация не имела ничего общего с тем, что происходило в остальной Советской России. Казачество было отдельным сословием - не податным сословием, как крестьянство, а служилым, как дворянство, с той лишь разницей, что дворянство было чиновничьим сословием, в том числе и военные чиновники (офицеры). Казаки – чисто военное сословие, претендующее на право быть отдельным этносом, или этнос ставший сословием, их обязанностью была военная служба. Земледельческий труд был для казаков способом прокормить себя, у них не было необходимости нести налоговую повинность. Платой за службу дворянства была земля и крепостные крестьяне, которые на них работали, платой за службу казачества была земля, которую они сами обрабатывали. Советская Власть ликвидировала сословия, и казачество практически оказалось на положении такого же податного сословия, как и крестьянство. Потому установление Советской Власти в казацких регионах шло очень тяжело и сопровождалось многочисленными жертвами, поскольку казакам она несла понижение их социального статуса и покушалась на их свободу.
Если крестьянство приветствовало революцию и её декрет о земле, который передавал им помещичью землю, то казачеству этот декрет был не интересен – земля у них была. Земли у казаков было даже больше, чем им требовалось, этот факт даже зафиксирован в самом названии романа Шолохова “Поднятая целина” – вокруг казацких станиц было множество целинных земель, которые всегда можно было ввести в сельскохозяйственный оборот, если казацкая семья разрасталась и ей требовались дополнительные земли. Казацкие регионы в основном располагались в степной зоне, это были плодородные чернозёмные земли, а не бедные земли нечернозёмной полосы, на которой жила основная часть крестьянства, в условиях избыточного сельского населения.
Если в нечернозёмной полосе колхозы создавались с целью решить социальные проблемы, которые рассмотрим ниже, то в казацких регионах колхозы создавались с целью получить зерно в товарных количествах. Колхозы среди казачества создавались сверху и, в основном, принудительно, как и описано в романе, путём делегирования в казацкие станицы рабочих и матросов. Сопротивление коллективизации в казацких регионах было очень сильным, и нет сомнения, что Шолохов искусственно мягко описал это противостояние. Казаки из свободных людей превращались в людей эксплуатируемых, и этого они принимать не хотели. “Ножницы цен” (завышенные цены на промышленную продукцию и заниженные на сельскохозяйственную) убивали у земледельцев заинтересованность к увеличению производства сельхозпродукции сверх необходимых объёмов. А именно эти увеличенные объёмы зерна с плодородных и не полностью освоенных земель требовали с казаков.
Вступали в действие не только такие факторы, как нежелание потомственным военным превращаться в крестьян и выращивать зерно, которое у них изымают, но и неприятие вмешательства в их жизнь чужих людей. Казаки всегда считали и считают до сих пор, что они, если и не отдельный этнос, то, как минимум, отдельный субэтнос. Это видно и в повести Льва Толстого “Казаки”, и в “Тихом Доне” Михаила Шолохова. Даже в 70-е годы, когда сменилось несколько послереволюционных поколений, если назвать казака русским, он обязательно тебя поправит, заявив, что он не русский, он казак. В повести Льва Толстого “Казаки” казаки общались только с офицерами, то есть дворянами, и даже принимая приглашение офицера посидеть с ним за столом и выпить, казак идёт к себе домой, чтоб взять свою чарку, отказываясь пить из чужой.
Как видим, регион, где проживало казачество, сильно отличался от остальных регионов России наличием избыточных плодородных земель, исторически сложившимся социальным статусом населения и достаточно закрытым от остального мира типом общества. А потому процесс коллективизации среди казачества в корне отличался от коллективизации в нечернозёмной зоне.
Раскулачивание – это была неизбежность вследствие тех процессов, что происходили в деревне после Октябрьской революции, это была ещё одна революция, а точнее, заключительный этап Октябрьской революции.
Истоки коллективизации
Что же происходило в нечернозёмной зоне России к моменту проведения коллективизации? В советское время настолько всем проели мозги классовой борьбой, что в 60-е и 70-е годы никто не видел, а может и не хотел видеть иных причин, делавших коллективизацию неизбежной.
Советская Власть помещичью землю передала крестьянам, но в самом принципе распределения уже было заложено неравенство распределения: крестьянин не мог взять земли больше, чем мог обработать; если землю не мог обработать, она у него отбиралась. Способность обработать ту или иную площадь земли определяется не только физическими возможностями человека или психологическим статусом – лень или трудолюбие, но и наличием множества инструментов и механизмов, которые вошли в крестьянский обиход ещё в 19 веке. Этих механизмов было великое множество. Я сам крестьянский внук и несколько лет прожил в деревне в Западной Белоруссии, где колхозы формально появились в 1940 году, а реально после 1945 года. До этого времени мой дед жил в условиях индивидуального крестьянского хозяйства и ещё в 60-е годы на его заднем дворе был целый арсенал различных механизмов на ручной и конской тяге, оставшийся в наследство от “польского часу”. Эти инструменты и механизмы в разы увеличивали производительность крестьянского труда. Кроме механизмов для полевых работ было множество различных механизмов и приспособлений для облегчения домашнего труда, что сокращало время на приготовление пищи себе и животным, на уход за животными, да и на другие работы по хозяйству. Время, сэкономленное на домашних заботах, можно было потратить на полевые работы, а для сельского хозяйства, когда “летний день год кормит”, это очень важно. Немаловажным фактором было количество рабочего скота – он также определял производительность труда и возможность обработать большую площадь.
Как видим, уже на этапе распределения земли бедные крестьяне оказались в не равных условиях по сравнению с обеспеченными крестьянами. Далее это неравенство могло только углубляться, даже при запрете наёмного труда, который действовал до введения НЭПа. Обеспеченный крестьянин с конной сенокосилкой мог за день скосить такую площадь, которую крестьянину с косой потребуется косить неделю. Обыкновенный обмен услугами, когда один другому косит за день луг, а другой сэкономленную неделю отрабатывает за 5 дней на уборке картофеля, был обычным делом. Бедный крестьянин будет рад такому обмену: вместо недели он тратит всего пять дней, а сенокос – это время самого тяжёлого крестьянского труда, именно на это время крестьяне откладывали мясные продукты длительного хранения, которые заготавливали с наступлением зимних холодов. Таких примеров, когда крестьяне могли обмениваться услугами без факта найма, можно привести тысячи. Зажиточный крестьянин всегда окажется в выигрыше: владение дополнительными средствами производства принесёт либо дополнительные услуги других крестьян, либо деньги, либо возможность заменить более тяжёлый труд на более лёгкий. Для бедного крестьянина петля нужды будет затягиваться всё туже и туже.
НЭП снял ограничения на найм рабочей силы, расслоение крестьянства пошло более быстрыми темпами. Сформировалось кулачество, как слой крестьян, не только эксплуатирующий наёмный труд, но и зарабатывающий другими способами в силу наличия свободного от физического труда времени, свободных финансов и средств производства. Например, скупка зерна в деревне и продажа в городе.
Разница между середняками и кулаками не столь уж велика, поскольку нет возможности провести черту, отделяющую одного от другого. Как показано выше обмен услугами можно представить, как совместную работу, где юридически невозможно отделить совместную работу в форме обмена услугами от найма. Совместные работы всегда были нормой сельской жизни. Когда шло раскулачивание, руководствовались не столько какими-то юридическими нормами, сколько психологическим восприятием того или иного крестьянина и его взаимоотношением с остальными крестьянами. Раскулачивание – это версия революции для деревни, в основе которой лежит передел земли, назревший как вследствие углубления имущественного расслоения за послереволюционные годы, так и вследствие демографических изменений.
Демографические изменения как основная причина коллективизации.
Конец 20-х годов 20 века – это гребень демографической волны, обусловленной взрослением предвоенного поколения. Почему-то об этом никто не говорит. Те, кто родился в 1907-1914 годы, на момент раздела помещичьей земли (1918-1919 годы) были в возрасте от 5 до 13 лет, то есть ещё совсем дети, способные только на простые домашние работы. Они не годились для тяжёлых полевых работ, а потому не могли обеспечить для своей семьи получение и обработку большей по площади земли. Особенно тяжёлым было положение тех семей, которые потеряли на войне своих мужчин – именно выходцы из этих семей составили основной слой бедняков. К концу 20-х годов те, кому на момент раздела земли было 5-13, лет стали взрослыми, обзавелись своими семьями, но дополнительной земли для них уже не было – она вся была уже поделена, а потому, чтоб прокормиться, им нужно было идти в батраки. Земля для крестьянина – это его рабочее место, нет земли – нет работы. Кулак даёт работу, но оплаты достаточно лишь, чтоб не умереть с голоду. Да и то, не умереть, если год урожайный. И работа эта сезонная.
Октябрьская революция решила крестьянский вопрос только на период менее чем в 10 лет. К концу 20-х годов в стране назрела новая революция, уже крестьянская, а потому этот крестьянский вопрос решался такими же революционными методами: индивидуализированные крестьянские хозяйства вернули вновь в общину, вернулись к тому укладу, что был сотни лет до этого.
Если вдуматься в исторические процессы, протекающие в русской деревне в течение столетий, то, несмотря на социальную несправедливость, они имели своё рациональное объяснение с точки зрения выживаемости населения. Была крестьянская община, было крепостное право, был помещик, собственностью которого были крестьяне, и эти три составляющих обеспечивали состояние равновесия и относительный мир и стабильность в стране на протяжении длительного времени. Были крестьянские восстания и бунты, когда степень эксплуатации переходила порог терпимости, который в большинстве случаев совпадал с порогом выживаемости, но происходило это не столь часто. Земля принадлежала помещику, она не была частной собственностью крестьянина. Наделы земли периодически перераспределялись крестьянской общиной, а потому не было тех проблем вследствие социального расслоения, которые возникли с ликвидацией крепостного права и ростом численности сельского населения в конце 19-го начале 20-го веков.
Демографические проблемы российской деревни конца XVIII – начала XIX веков решались как продажей крестьян, так и переселением их на вновь присоединённые причерноморские земли (Дикое Поле). Чичиков - герой романа Гоголя “Мёртвые души” именно для этого скупал документы на умерших крестьян. Под этих крестьян он мог получить землю, а под залог земли получить кредит. Помещики в отличие от Чичикова заселяли бывшее Дикое Поле живыми крестьянами, одновременно бесплатно получая землю и решая проблему лишних людей в своих деревнях. Крестьяне не были свободными людьми, они были собственностью помещика, и помещик решал возникавшие демографические проблемы точно так же как решал вопросы лишнего рабочего скота.
После освобождения крестьян помещики были отстранены от решения демографических проблем, но никто другой их не решал. Накопившиеся проблемы пореформенной России потом вылились в революцию 1905-1907 годов. Революция в городах была быстро подавлена уже в 1905 году, а деревне она полыхала ещё 2 года. По данным историков 80% помещичьих усадеб было сожжено.
Дореволюционная индустриализация и столыпинская программа переселения крестьян в восточные губернии не смогли полностью решить социальные проблемы деревни. Советская Власть передала землю крестьянам, но это сняло вопрос лишь на десятилетие. Подросло довоенное поколение, и проблема земли вновь встала в конце 20-х годов 20 века.
Вновь возникшие социальные и демографические проблемы деревни Советская Власть решила методами, которые прошли испытание веками: крепостное право в виде института прописки, колхозная собственность на землю, заменившая помещичье землевладение, и возрождённая община.
Механизация сельского хозяйства как основа возрождения крестьянской общины
К моменту коллективизации созрел и такой фактор, как механизация сельского хозяйства, которого не было в предыдущие века. Если век назад основным инструментом полевых работ была лошадь и соха, то в начале 20 века вошёл в обиход тот многочисленный набор сельскохозяйственных инструментов, о которых упоминалось ранее. Их было очень много, они были не дешёвыми, а потому крестьяне и до возникновения колхозов кооперировались в их использовании. У кого-то косилка, у кого-то жатка, у кого-то сажалка или сеносгребалка – объединённые вместе они серьёзно облегчали труд и повышали производительность. Необходимость коллективного ведения хозяйства вошла в сознание крестьян вполне естественным образом, ещё до появления тракторов. Точнее, не вошла, а не выходила со времён крестьянской общины; совместные работы всегда были нормой сельской жизни.
Если один мой дед был крестьянином единоличником в Западной Белоруссии, то есть в Польше. Второй мой дед был крестьянином в Восточной Белоруссии, то есть в СССР, и его деревня стала организовываться в колхоз ещё в 1925 году без всякого принуждения, то есть задолго до того, как это стало предметом государственной политики. Другого выхода у крестьян не было: только объединившись можно было уменьшить издержки на ведение хозяйства.
Демографические проблемы как причина индустриализации
В Западной Белоруссии демографическая проблема деревни не стояла, поскольку Царство Польское в Российской империи было одним из самых экономически развитых регионов. Избыточное население деревни довоенной Польши уезжало работать в города. Многие эмигрировали в Америку, пока не началась Великая депрессия. Белорусские и польские диаспоры в США были сформированы именно в это время. У крестьян из Восточной Белоруссии, так же как и в остальных регионах Советского Союза такой возможности не было. Из Советского Союза в то время были только “философские пароходы”, крестьянских пароходов не было.
Думаю, Советским правительством в конце 20-х годов учитывалась неизбежность войны, поскольку она была очевидной (подробнее в статье “Когда началась вторая Мировая война”, Сергий Ось, zavtra.ru), но необходимость, как коллективизации, так и последующей индустриализации стояли очень остро вследствие демографических проблем. Коллективизация дала зерно, которое частично оплатило индустриализацию, а колхозы избыточное население отправили на вновь построенные заводы.
Следует вспомнить такой факт из истории послевоенной Германии, как План Моргентау. Это план, заработанный западными союзниками по деиндустриализации побеждённой Германии и превращению её в сельскохозяйственную страну. При выполнении этого плана уже к 1947 году столкнулись с демографической проблемой: в западной зоне оккупации необходимо было уничтожить или вывезти 25 миллионов немцев. При отсутствии промышленности 25 миллионам человек негде было работать, сельское хозяйство не могло трудоустроить такое количество избыточных работников. После чего План Моргентау был свёрнут, и началась реализация Плана Маршалла по восстановлению промышленности Германии, который распространили на всю Западную Европу.
Подобно тому, как в Германии при ликвидации промышленности оказались лишними миллионы людей, так и в СССР без проведения индустриализации пришлось бы решать, что делать с миллионами избыточного населения. Для этого избыточного населения было построено 10 тысяч заводов.
Раскулачивание как трагедия и как неизбежность
Необходимость противостоять кулакам только укрепило крестьян в сознании о неизбежности объединения и явилось дополнительным фактором побуждающим создавать колхозы. Идея колхозов в нечернозёмной полосе зародилась в народе, а не во власти, власть лишь увидела в этом возможность решения накопившихся социальных и экономических проблем и сделала это движение государственной программой. Естественно, кулаки не были заинтересованы в создании колхозов, где-то они противостояли объединению крестьян, где-то оставались пассивными по отношению к этому движению, в то же время, не были заинтересованы вступать в колхозы и передавать свои наделы в общее пользование. Раскулачивание нельзя оценить знаком “плюс” или “минус”, это, безусловно, трагедия, в основе которой лежали не столько классовые противоречия – они далеко не всегда были, сколько личностные мотивации представителей обоих сторон этого противостояния.
Ограбление зажиточного слоя крестьян в виде раскулачивания решило часть экономических проблем деревни – дало дополнительную землю крестьянской общине. Выселение кулаков обезопасило крестьянскую общину от мести тех, у кого землю отобрали. А также уменьшило численность деревенского населения, которое было избыточным, и нельзя исключать, что для многих руководителей, которые составляли списки на раскулачивание, это было основной причиной включения в эти списки середняков. Объединение всех крестьян в одно хозяйство решило проблемы социального расслоения и социальной напряжённости, а также временно смягчило остроту демографической перенасёлённости деревни нечернозёмных регионов. Окончательно проблема перенаселённости деревень нечерноземья была решена интенсивной индустриализацией, когда за 10 лет было построено 10 тысяч заводов, которые вобрали в себя избыточное население.
Печальный итог.
Начавшаяся вскоре война сняла вновь нарастающую демографическую проблему деревни. В 50-60-е годы вторая волна индустриализации и освоение казахстанских степей вобрали в себя следующий демографический всплеск в деревне. Выдача крестьянам паспортов, то есть ликвидация крепостного права деревни, не столько сняла вероятную демографическую волну, сколько выпустила дух крестьянской общине, после чего она уже не ожила.
Мы оцениваем колхозы по последним десятилетиям Советской Власти, когда на смену председателям, избираемым крестьянами из местных крестьянских лидеров, пришли назначаемые сверху партийные функционеры, для которых колхоз был либо кормушкой, либо ступенькой в карьере. В результате этого колхозы превратились в бесправный придаток советской бюрократической системы, которая не предусматривала какой-либо самостоятельности колхозов. Крестьянская община, которая была основой существования деревни на протяжении столетий, лишилась практически всех прав в решении вопросов своей жизни и умерла естественным образом. Неравенство в доходах с рабочими промышленных предприятий, более тяжёлый труд, менее привлекательные, чем в городе, бытовые и социальные условия сделали жизнь в деревне малопривлекательной. Выдача паспортов открыла возможность миграции в города, чем и воспользовалось большинство жителей деревни. В первую очередь уехали те, кто мог составить руководящее ядро общины. Крестьянская община породила колхозы, а колхозы её убили.
Но причина не в колхозах, а в уничтожении самостоятельности колхозов и в том экономическом ограблении деревни, которому она подвергалась на протяжении десятилетий, почти до полного истребления сельского населения.
***
Может быть, прошлое, связанное с коллективизацией, и не заслуживает сегодня какого-то особого внимания, но община, как саморегулирующийся субъект – самый жизнеспособный организм человеческого общества, и возродиться она может только в деревне. Жизнеспособное общество можно построить только, если ячейками общества будут общины, любая другая структура будет искусственной и будет требовать гигантских затрат на своё существование. Возможно ли подобное? -Не знаю. Хочется надеяться, что да.
Коллективизация, как метод решения проблем, интересна ещё и тем, что ситуация в Советском Союзе и советской деревне того времени во многом схожа с сегодняшней ситуацией как в мире в целом, так и в отдельных странах.
Во-первых, в мире ярко выраженный демографический кризис, который заставляет людей из стран Африки, Азии и Латинской Америки искать приложение своим силам в других более благополучных странах, а там, куда они стремятся попасть, имеются свои “лишние люди”. Чаще всего лишними оказываются молодые люди призывного возраста, а это то “топливо”, в котором нуждаются как войны, так и революции.
Во-вторых, в мире существуют “ножницы цен”, как было в Советской России (заниженная цена на продовольствие и завышенная на товары индустрии), с той лишь разницей, что эти “ножницы цен” в глобальном масштабе. Сейчас “ножницы цен” существуют в форме завышенных цен на продукты высоких технологий и заниженных цен на сельхозпродукцию, сырьё и товары индустрии старых технологий. И не между городом и деревней, а между индустриально развитыми и отсталыми странами. Заниженные цены на продовольствие формируются развитыми странами путём дотирования своих сельхозпроизводителей. Дотации осуществляются как за счёт прибыли от высокотехнологичных отраслей, так и за счёт дохода от экспорта капиталов. Низкие цены на продовольствие не позволяют слаборазвитым странам накопить средства на индустриализацию и развитие высокотехнологичных отраслей, консервируя отставание и загоняя их в бедность. То же самое происходит и с производством сырья и товарами индустрии старых технологий, но об этом лучше прочитать в книге Эрика Райнерта “ Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными”, где он на основе исторического анализа критикует Вашингтонский консенсус и совершенную конкуренцию.
И, в-третьих, сегодняшний прекариат – это полный аналог батраков советской деревни, которым некуда было деться из своей деревни, и которые были заняты только на сезонных работах, а потому имели славу бездельников. А это фундамент для революционной ситуации.
