Сообщество «Форум» 10:44 23 мая 2018

Когда уходят дожди...

Акварели Равиля Акмаева.

КОГДА УХОДЯТ ДОЖДИ…

АКВАРЕЛИ РАВИЛЯ АКМАЕВА.

Типичность несоответствия мечтаний и реальности - это та невидимая нить, душевно-ранимая, что нанизывает на себя годы, столетия и века истории…

Мне довелось уже сказать эти слова однажды. По поводу, который некогда оставил в мой душе глубокий шрам. Может быть, поэтому, в этот раз, те памятные и глубоко осмысленные мною во времени слова выглядят сегодня незавершенными по своему смыслу, ограниченными логическим многоточием. Все-таки шрам – это всегда последствие пережитой боли. На коже тела он более или менее заметен. Это зависит от степени разрушения телесного покрова, подвергшегося силовому воздействия А в душе такой огрубевший рубец, как последствие ментального удара по сформировавшимся, но не озвученным фантазиям, всегда скрыт от глаз людских.

Последнее – это самообман, вязкая плазменная броня желейных иллюзий, настораживающих своей сладкой назойливостью. И убийственным безмолвием. Безмолвием иллюзий, никогда не затвердевающих, но и не растекающихся горечью полынного сока по огрубевшим восковым ячейкам зрелого самосознания. Броня, в определенном смысле, спасательная, помогающая некоторое время продержаться, как в надежном укрытии, в перламутрово-отлакированной ракушке своих давнишних помыслов. По времени - ровно столько, чтобы успело иссякнуть чувство выбивающей из равновесия настороженности. После которого должен наступить, наконец, момент откровений. Обильно сдобренный многословными приправами из прошлого. И так же щедро и расточительно вкусно украшенный волнительными предчувствиями из будущего. В котором, именно в нем, обязательно должны родиться новые образы, как запоздалые представления о пережитом. Оказавшиеся потом, как ни странно, чрезвычайно своевременными в своей немного искусственной надуманности, подстроенной под лад дня сегодняшнего. В силу того, что прошлое никогда не кончается. Оно просто и безжалостно, с остервенением непобедимых вандалов-завоевателей, разрушает границы настоящего. Очень напоминающее причудливые глубокие разводы, сделанные кем-то обыкновенной палкой, на песчаном морском берегу после отлива. Оголяющего всегда внезапно, как будто подвергая сомнению, существование растянутого на многие километры побережья. И мало беспокоящегося о том, что бравурно пьяная вакханалия неуправляемо взбесившегося сегодня - странно, но другим же оно никогда и не было!!! – всего лишь статично временнАя данность бытия. В тишине окружающего мира бессмертия. Которую каждый слышит по-своему.

Потому что у каждого – свой берег обетования.

Как состояние души. Временами неестественно туго натянутой, как струна, на колке привычной к утонченным излияниям скрипки. Постоянно жаждущей своего счастья. И ежесекундно пребывающей в томительном экстазе ожидания прикосновения к себе тонких пальцев человеческой руки искушенного во всех Земных грехах музыканта. Душа, метущаяся в каждодневном поиске благоденствия. Добровольно и легко заблуждающаяся в понимании доказанных самой жизнью Библейских истин. Принимая многие из них, как насильственное представление чужаков о возможном благе. Существующим между воспаленными горизонтами солнечных восходов и закатов, в свете алых сполохов сменяющихся день за днем суток нескончаемой Земной действительности. Очень часто воспринимая их, эти отдаленные горизонты, как заведомо ограничивающие барьеры в развитии человеческого эгоистичного самосознания.

Утомительно унизительная осязаемость ограниченного жизненного пространства… Где нельзя выше… И нельзя – ниже. Словами Владимира Семеновича. Нельзя – налево. Нельзя – направо. Можно только неба кусок. Можно – только сны… В которых неизменно, каждый раз и с новой силой навязчивой мысли, возрождается убеждение о том, что чувственность душевная Земная… - она, как напутствие странствующим пилигримам Свыше. Как нота контрапункта в сложном полифоническом движении нескольких мелодий. Без которой не сможет образоваться в дальнейшем развитии мелодическое хитросплетение единого целого. В бездне между двумя горизонтальными линиями Поднебесной шири.

И разве этого мало, суметь постичь бездонность Земного многоголосия живых звуков…? Даже в таком ограниченном пространстве…

Задумчиво и отрешенно рассматривала я акварели Равиля Акмаева, в его мастерской. Вспоминая, что само название этой живописной техники означает использование мастером специальных акварельных красок, которые при растворении в воде образуют прозрачную совокупность мелких частиц твердого вещества, или тонкого пигмента. За счет чего на полотне особой, шереховатой, бумаги художником в момент экзальтации создается эффект воздушной лёгкости и тонких цветовых переходов. Глаза как будто отдыхали на зарисовках без названий, источавших своей живописной акварельной сущностью сохраненное в размытых красках тепло души художника. И напоминавших грациозным изяществом парящих в воздухе контурных линий еще более тонкие, незаметно растворившиеся в пространстве после своего исполнения, музыкальные экспромты. Тихие и прозрачные, в духе сиюминутного мечтательного настроения. Без утрированного излишества названий. Предлагая тем самым каждому, слушающему и смотрящему на них человеку, абсолютную свободу в понимании увиденного. И подталкивая его таким тактично бессловесным намеком самому дать имя зарисовкам.

Почему-то неожиданно подумалось, легковесная фрагментность каждого полотна сразу же отяжелеет, обретет заземленную солидность. Как только будет одарено своим характерным и запоминающимся названием. Много слов – не надо. Пусть их будет ровно столько, чтобы было понятно. О чем идет речь… В отраженных на бумаге воспоминаниях о жизни… В акварелях, ставших одним большим и надежным якорем души художника.

Македония. Озеро и город Охрид. Бетонные плиты городской цивилизации уходят здесь прямо в озерную воду. Принято считать, что этот городок есть один из самых христианских на том дальнем берегу Так как здесь много церквей и храмов. Один из них, постройка XII века, известен в Македонии, как концертный зал с великолепной акустикой. Глядя на его лаконично аскетическое изображение вспоминаешь духовные песнопения многоголосного монашеского хора в Святогорском монастыре… Незабываемое и более нигде не испытываемое с такой чувственной неповторимостью восприятие мощи одновременного звучания десятка мужских голосов, формирующих своими поющими голосовыми связками, помимо намоленных веками и накопленных в толстых каменных кладках стен, живую дублирующую святость храма. Басы, баритоны, тенора… Под охранным куполом совершаемого каждый день душевного покаяния страждущих мирян. Умиротворенная аналогия простоты общения с Богом. О котором вспоминается, когда становится скверно…, беспокойно на душе... И своевременность воспоминаний. Не рубцовым шрамом, а действенно и безукоризненно досконально излечивающая душу эликсиром едва слышно звучащего и давно пережитого впечатления… В унисон с монотонно пульсирующей на акварели сосредоточенности духовного прозрения…

Рыбинское водохранилище. Плот. Зарисовка из 1994 года. Большой привет из прошлого века. Энергетический всплеск водного пространства. Схоронивший в себе тайны старинного русского города Молог. Основательно подзабытая Русская Атлантида, принесенная в жертву техническому прогрессу в двадцатых годах прошлого века. Важнейший водный стратегический ресурс огромной страны. Начало создания Волго-Балтийского водного пути…

Река Цна, в Тамбове. Спокойная, чистая вода, приноровившаяся своим легким течением к берегам, проросшим под Тамбовом густым прибрежным кустарником, приземистыми лиственными деревьями, свешивающими свои густые ветви прямо в сочно зеленую воду. Очаровательно подвижные островки, на середине реки, сплошь из распластанных по водной глади тарелочек белоснежных водяных лилий… И горящие частицами солнца в дневном свете водяные фонарики желтых кувшинок…

А где-то рядом дрейфует остров Эльдорадо, проросший лесом затишный уголок для любителей рыбалки. Говорят, кишащий змеями. Но…, если поверить в свою храбрость, то можно и рискнуть прогуляться по островным зарослям. Главное – больше доверия к своим намерениям.

Судак. Лестница к Генуэзской крепости. Весьма символично название. В котором каждая ступенька восхождения к вершине хорошо укрепленного поселения на вершине горы – есть гравюрный отпечаток пережитой истории. Каменная громада выстраданной городом многовековой летописи, сохраненной в своем первозданном виде в облике неприступной цитадели. Не менее символично и присутствие маяка на самой вершине крепости. Башни с сигнальными огнями. Надежно служившей ориентиром для кораблей, терпевших бедствие в штормовом ненастье. Особенно свирепом и охочим до человеческих жертв в месяцы полнолуний. Густо туманными днями и ночами… С оглушительно свирепым грохотом сатанински свирепых волн. Перемалывавших в своем необузданно бурлящем чреве останки ветхих морских посудин, так и не добравшихся до спасительного берега… И воскресших душами погибших моряков в бередящих слух надрывных криках чаек. Сублимация героических устремлений неугомонных пассионариев…

Остров-град Свияжск. Под Казанью. Основан в 1551 году, как форпост войск Ивана IV Грозного. Сегодня, в едином целом, – это комплекс древнейших архитектурных сооружений. Многие из которых появились здесь во времена правления Ивана Грозного. Здесь же был запечатлен впервые и лик самого царя.

Бунин. В Париже. Говоря об этой акварели я нарушаю законы заданного мною ритма. Который позволил достаточно обоснованно, мне так думается, расположить увиденные ранее в том порядке, в котором они мною и описаны. Но… неожиданно Бунин… Томик рассказов которого – всегда на виду… Всегда – под моей рукой… И всегда – ощущение душевного трепета и ожидание чего-то давно желаемого, вновь и опять, после прочтения некоторых из них… И всегда – неутоленная жажда насыщения прочитанным. Случись это в ……..1 раз. Когда долго привыкаешь к невысказанному, горишь лихорадкой усвоить заведомо желанное, когда испытываешь величайший соблазн встать в один рост с написанным гением, всегда рискуешь оказаться в тени своего воображения.

Я рискнула. И воочию рассмотрела на плотном листе ватмана потрет воскресшего из слов писателя отставного генерала. Болезненно и, по-мужски, безропотно переживавшим горькую кручину своей отставки на чужбине. Путаная кривая чужой жизни. С резко заточенными амплитудами взлетов и падений. В которых ее обнаженные темные стороны есть на самом деле еще темнее, чем в реальности. Но, почему-то сломя голову принимаешь участие в таком её обозрении. Не тревожась всерьез оттого, что жизнь генеральская, далёко-отчужденная, оказалась пустоцветом… Разве что сохранилась в ней, как истина, возвышенная в своей чистоте, неприкосновенно девственная субстанция любви. Которая оказалась сильнее жерновов не останавливающегося ни на минуту колеса всемирной истории. Любовь, однако, как слово, ни разу не произнесенное на протяжении всего повествования… Если только не считать откровения генерала, мало ли что может быть, посредством упоминания пословицы: любовь заставляет даже ослов танцевать. Но… обоюдное влечение, скрепившее, надежнее любого цемента, все прочитанные слова и бесстыдно обнажившиеся сокровенно-сердечные чувства мало, в общем-то, знакомых мужчины и женщины, случайно оказавшихся вместе в чужом для них, по сути, городе. Наверное, во многом и потому, что присутствует в его названии, Париж, отполированная до не всегда понятного абсурда всесильная магия притяжения для всех живущих на Земле. И напряжение любовного влечения так велико и ощутимо, что не может оно в итоге не разрядиться громкими… навзрыд… женскими слезами… Как тягостно-мучительное послесловие к неизбежности еще одной человеческой трагедии в силовом поле рока…

Набатный колокол его звучит и сегодня…

ДА И ЗАМОЛКАЛ ЛИ ОН ХОТЬ НА МИНУТУ…?

Дождь уходит… Милая зарисовка из Донецка. Вживую существует этот уголок природы в городе. Вполне возможно, его можно найти сегодня на берегу одного из городских прудов только по наитию, с выражением усиленной работы памяти на озабоченно-сосредоточенном лице. При условии, что довелось побродить у того пруда однажды. И услышать, и запомнить тогда певучие интонации природной неповторимости. В которой переплелись обостренные ароматы весеннего дождя и звуки жизни, издаваемые омытой дождем цветущей листвы. Что очень напоминает разбуженные душевные инстинкты, скрытые от чужих глаз, но переживаемые в головокружительной чистоте наполненного озоном воздуха. Словами Флобера, романист (вне сомнения, и художник – тоже) должен начинать с внешнего. Понятная мысль, ведь, человеческая жизнь, теперь - словами Генри Джеймса, “прежде всего являет собою зрелище, доставляя занятие и развлечение нашему зрению. Только то, что видит глаз, и можно считать достоверным; поэтому отсюда мы и начнем… и здесь же, вполне возможно, кончим.”

Чтобы углубиться в сопоставление переживаемых чувств с прямолинейностью проявляемых жестов и слов… Как бы недопроявленных, как бы недосказанных…, как бы повторившихся случайно опять… Потому что дождь все продолжается… Хотя, можно пройти мимо него… Так и не насладившись благосклонностью своей судьбы задуматься о красоте мира…

Перекресток. В Донецке. Таких пересечений улиц или дорог в Донецке, как и в любом другом городе Земли, много. Но в одних местах они отмечены скученно-суетливым многолюдством спешащих по своим делам пешеходов и машин, а в других, как на акварели, они тихо дремлют. Таким оказывается впечатление, когда с интересом, подпитанным нетерпением желания узнать, где же он, этот перекресток находится в нашем городе, рассматриваешь знакомую городскую картинку. Да, почти что – центр. Купающийся в листве давно возмужалых тополей. Покрывающих в месяц май улицы Донецка природнотканным покрывалом из тополиного пуха. Вполне сравнимого по своему виду со снегом, если бы не его назойливая и вездесущая летучесть: плывут размашистые тополиные стайки над городом, когда лихо, а когда и с ленцой, подгоняемые ветром. И совсем, как всклокоченные кудри зимнего бурана, кувыркаются они на дорогах, выскакивая пушистыми вихрями из-под колес машин, проезжающих мимо. И вся эта груговерть для дончан стала такой же обыденно привычной, как возможность видеть на земле, в сентябре, ярко коричневые плоды каштанов. Обилие которых на улицах после августовской жары становятся для города отчаянным наваждением. Некоторые орешки попадают в карманы прохожих, становясь природными амулетами-защитниками от чего-то плохого. Другие терпеливо дожидаются своей участи быть сметеннными в большие кучи. А потом… - ничего божественного…, сплошная суета сует…

Все это – банальные знаки времен года, красочно-декоративно украшающих своими характерными признаками город. Всегда быстротечно-бессмысленно существующие сами по себе, так как взбалмошная суетная тщета городской жизни заметно ускоряет бег астрономического времени, что уже давно не есть эквивалент неспешной, размеренной жизни. А на самом деле – таким стало нечто рационально привычное для каждого здесь из нас, жителей Донецка. Впрочем, как и для жителей любого другого города.

В сгустке такого впечатления, заставившего об этом всем задуматься, раскрываешь для себя некие городские тайны. Которые с каждым прошедшим годом все больше напитываются событиями, обретают неповторимую ценность имевшего места быть. И оставаясь памятными зарисовками для многих последующих поколений.

Я не увидела тематических контрастов в акварелях Равиля. Которые назвала для себя АКВАРЕЛЯМИ УДАЧИ. И более того, они запомнились мне, как внимательно прочитанные страницы об окружающем мире. Который доступен пониманию каждого, в нем живущего. И абсолютная бесценность такого открытия, очевидно, смягчила ощущение болевого порока, витающего сегодня над нашим городом. Уродливо и зловеще искажающим его историю. Здесь можно было бы добавить избитые и затасканные в пыли словесного балагурства слова, ничего не означающие. И по привычке наводняющие воздушное пространство в дни будней и празднеств дутой энергией притворства...

Но добавлю. Как оказалось, есть нечто более важное в жизни, значительно возвышающееся над приспособленчеством. Это - пережитые человеком чувства, не ограниченные во времени. Если они зафиксированы на бумаге акварельными красками, пропечатаны словами. Особенно запомнившиеся пережитыми и переживаемыми ощущениями. Насыщенные оттенками былой незавершенности. Своевременно и символично это чувствуется на ПЕРЕКРЕСТКЕ.

Можно воспринимать пересечение дорог, как пересечение путей. А можно – как сомнения души. Но и в первом, и во втором случае – это движение вперед. В классической симметрии жажды знаний. Той уникальной возможности, долженствующей быть присущей каждому человеку, чтобы им быть и оставаться.

И в возможности делать свой выбор. В творчестве Равиля он оказался уникально историческим. Связавшим в своих акварелях отдаленные географические точки и давние события в одно целое. С безупречным пониманием того, что именно такие зарисовки будут нужны человечеству, как живые свидетельства былого. Немного пафоса: именно – человечеству. В надвигающейся угрозе беспамятства.

С глубоким уважением, Людмила Марава. ДОНЕЦК!!!

23 мая, 2018 год.

P.S. "Дождь уходит..." Так называется акварель, ставшая иллюстрацией к этй статье. Майские дожди в Донецке, думается, тоже прекратились...

8 марта 2024
Cообщество
«Форум»
Cообщество
«Форум»
Cообщество
«Форум»
1.0x