(Миниатюра)
Возле остановки вдруг создалась пробка, и я, сидя в автобусе, разглядывал на улице привычную для наших дней толкучку, особенно книжный развал, где лежали забытые классики и кто-то имел на них определённые виды, поскольку уже вытягивал томик за томиком, но так и не успел закрыть один из них. И вот теперь новым читателем старой книги был гуляка ветер.
Он деловито переворачивал страницу за страницей, торопливо листал пожелтевшую от залежалости бумагу, точно спешил всё мгновенно сканировать и умчаться дальше, по своим неотложным делам.
Ветер-ветер, в большинстве своём юго-западный, порывами до пяти метров в секунду, о себе-то, родимом, ты успел ли прочитать в процессе этой истинно ветреной жизни? А если нет, то совершенно зря: были же в Отечестве нашем писатели, которые именно тобой завершали даже целые романы, ныне не востребованные читателем, но всё же славные, во многом поучительные. Ведь только русский классик Леонид Максимович Леонов оставил нам в наследство огромного по объёму «Вора», где мастерски исследовал эпоху нэпа, точно предчувствуя неизбежный приход к нам возвратного капитализма вместе с роковой красавицей московской Благуши Манькой Вьюгой и её криминальным дружком Агеем, прямым родственником современных киллеров на зарплате.
Звучен он, последний аккорд этого гениального романа:
«Но уже ничего больше не содержалось во встречном ветерке, кроме того молодящего и напрасного, чем пахнет всякая оттепель».
Странник ветер, что же ты опять нам принесёшь, блуждая по заморским кантонам, о чём ни словом не сказано в книгах? Или, научившись на горьком опыте одной евразийской державы, ты стал настолько мудрым, что тебе уже и не нужен книжный ум — ты живёшь умом своим, решая для себя, где пройтись как лёгкое дуновение, а куда в наказание обрушить ураган.
Николай ЮРЛОВ,
КРАСНОЯРСК
На снимке: греческий ветер Борей
