«Господи, ну чем им аэропорты-то не угодили?!» Так, с интонацией Бургомистра, должно быть, звучала реакция каждого второго гражданина России, узнавшего в середине октября о новом конкурсе по переименованию сразу 47-ми воздушных гаваней в стране.
«Конкурс — не по переименованию, нет, — отвечали на всеобщий скепсис редкие сторонники акции. — Просто к названиям аэропортов добавят ещё и великие имена, в залах ожидания поставят бюсты и стенды, а командиры лайнеров при посадке будут объявлять...»
«…мы прибываем в аэропорт Жуковский имени Туполева!» — срезали их оппоненты, и разговор уходил в пике спора.
Спорили многие. Но, вопреки распространённому мнению о том, что очередное взвешивание костей героев перессорит в первую очередь красных и белых, те и другие после первых залпов предпочли побрататься — чтобы вместе накинуться на устроителей конкурса:
«Что ещё за блажь, денег много появилось?! («Из бюджета не возьмём ни копейки», — неубедительно парировали устроители.) Народ от реальных проблем отвлекаете?! («Вас отвлечёшь...» — вяло отбивались те.) На новых картах-указателях разоримся! («Да не придётся ничего менять...») Ах, не придётся?! Ну, и зачем тогда всё это??!»
Вопрос «зачем?» витал в воздухе все два месяца, покуда длилась эта история. Временами вопрос принимал форму вздёрнутой брови: мы что, по-вашему, про Пушкина с Невским без этой красоты позабудем тут, что ли? Бывало, он громыхал тяжким упрёком: вы сперва постройте что-то своё — тогда и называйте, как вздумается. Но чаще всего всеобщее недоумение принимало форму иронических смешков, и это, наверное, было горше всего.
Шутковали про «аса Пушкина». Примеряли новые сокращения: «Пушок» вместо «Шарика», «Ломик» вместо «Домика». Иронизировали про отсутствующий аэропорт «Достоевский»: представить только, каким голосом там объявляли бы о задержке рейса… Дурачились с испугавшим митрополита Тихона «Бесовцем», который, по странности, в число исправляемых имён как раз и не попал.
…И даже как-то втянулись. Вооружились словарями, поставили закладки в «Википедии»: это кто ж такая Антонина Кымытваль, интересно? а Платон Ойунский? а Василий Подшибякин с Григорием Чорос-Гуркиным? Так иной раз гадаешь, разглядывая борт красавца-теплохода: «Наверное, достойный человек был, раз в его честь назвали». Достойных оказалось действительно много — особенно если взять с лонг-листом имён претендентов.
Заодно выяснилось, что немало аэропортов в России давно живут с именами — и ничего, тьфу-тьфу. Историк, космонавт, атаман, лётчик — уже здесь содержался намёк на главный результат конкурса…
Не обошли нас стороной и баталии. За два месяца конкурса отгремело как минимум три информационных битвы: при Летове, у Папанина и под Кантом. Все три, надо сказать, не шибко добавили авторитета власти — которой и приписали весь сыр-бор.
Сановное изгнание из круга священных имён не прошедшего фейс-контроль Егора Летова выглядело бы совсем неприглядно, кабы не оказалось, что вне числа избранных того поджидает не самая худшая компания. Бродский, Есенин и Маяковский, все в костюмах Adidas, сурово взирали на пользователей соцсетей с плаката-демотиватора: «Аэропорты ещё есть? А если найдём?» Где-то рядом тосковали Тургенев с Некрасовым, которых обошёл даже Белинский…
Раскрыв глаза общественности на молодые годы Ивана Папанина, полярника и чекиста, Наталья Поклонская лишь поддала жару дискуссии — и не только вокруг будущего имени мурманского аэропорта. «Позвольте, а как же Колчак? — вопрошали некоторые. — Тоже известный душегуб был, однако ж памятники ему ставят как полярнику. Неужто Папанин среди льдин хуже ходил?» В случае с Мурманском, кстати, ситуацию едва не испортили подозрения в накрутках — но со времён победы Невского над Сталиным в «Имени России» это кажется настолько привычным, что не сильно бросается в глаза.
История же с «предателем Кантом», заклеймённым вице-адмиралом Игорем Мухаметшиным, порадовала, похоже, вообще всех. Доморощенные любомудры воспользовались случаем пнуть «беспокойного старика» за субъективизм, либеральная клака не преминула отоспаться на «вояке-говоруне» за ведомственный лоббизм в пользу маршала Василевского, но большинство рассудило здраво: покуда вице-адмиралу ВМФ РФ родные маршалы ближе, чем немецкие философы, за рубежи Родины можно не волноваться.
Упрёки посыпались с новой силой, чуть только объявили результаты голосования. По странной прихоти устроителей, один и тот же исторический персонаж мог соревноваться сразу на нескольких площадках, но победить — лишь на одной. В итоге Пётр Великий достался вовсе не Санкт-Петербургу, а Воронежу: там император одержал более славную викторию. «Пётрнаш!» — ворчали с Невы. «Довольно с вас и Александра!» — отвечали им из Черноземья.
А в нескольких случаях публику и вовсе ждал второй тур — и с этим оказался связан один забавный казус.
За взятие Минеральных Вод сражались три кандидата: Ермолов, Лермонтов и Солженицын. Ну, как сражались… Автор «Бородина» одолевал обоих конкурентов за явным преимуществом. Поняв, что в открытом поле поэта не победить, группа поддержки неполживца решилась на стратегический манёвр. Воспользовавшись тем, что Лермонтов бьётся ещё в одном бою — за Пензу, — сторонники Солженицына вздумали… поддержать поэта там.
Расчёт был по-своему гениален: в случае более убедительной победы в Пензе Лермонтов снимался бы с состязания за Кавминводы — и во втором туре Исаич мог, при должной поддержке южной трибуны, навязать конкуренцию военачальнику.
В итоге Лермонтов взял верх в обоих городах с умопомрачительными результатами, каких не знали и в столицах. И всё же — 89% против 87% — его кавказская победа оказалась более весомой. Для Солженицына, с его 3%, это обернулось полнейшим фиаско.
Отметим, что эти гладиаторские страсти не добавляли очков устроителям. Людей это скорее злило: «Ну что такое, право! Рюриковича стравили с Романовым, писателя — с первооткрывателем, а художника — с императрицей. С ума вы там посходили, что ли?!»
Но нет, то было не стравливание. Как, впрочем, и не хитрый соцопрос, нащупавший какой-то срез. Шутки в сторону, я постараюсь объяснить, с чем мы имели дело.
Согласимся прежде всего с тем, что, за исключением двух или трёх персон, все прочие фигуранты почётного списка приемлемы, считай, для каждого гражданина страны. В этом созвездии просто нет тех, кто вызывал бы отторжение — за исключением, повторяю, пары-тройки персон. Остальные одинаково громко прославляются в Москве и Анадыре, белыми и красными, пилотами и пассажирами. Произнеси в любом селении России фамилии Чкалова и Маресьева, Королёва и Менделеева, Карбышева и Беринга — кто-то разве возразит хоть словом?
Вглядимся пристальнее в перечень победителей: это вовсе не только герои, цари и полководцы, привычные к триумфам. А Кустодиев с Айвазовским — разве не достойны новых бюстов? А Курчатов с Арсеньевым — не ценимы ли потомками? А Высоцкий с Хворостовским — да кто ж их не любит из русских?
Зафиксируем это: для народов России — или, будем точнее, для «крымского большинства» — практически весь сонм победителем является «консенсусным» выбором. А значит, он сближает, а не разделяет людей. И уже поэтому он, как бы это ни показалось странным, повышает, а не снижает доверие к власти.
Этот «пьедестал почёта», вместивший одиннадцать веков истории, самодержцев и нищих, мучеников и любимцев судьбы, не просто скрепляет эпохи и стирает грани между сословиями перед лицом вековых вызовов. Ещё он работает «аккумулятором исторического оптимизма». Он подпитывает целый народ, показывая — вот же, смотрите, на чьих мы стоим плечах!
Глядите, как мы умели воевать и творить — и до сих пор умеем.
Вспомните, чего мы уже добились — и непременно добьёмся ещё.
Какую страну мы отгрохали.
Каких гениев взрастили.
Каких вершин достигли усилиями лучших из нас: в науке, в культуре, в ремёслах.
Иные нации собирают прах своих прославленных сынов в один общий пантеон. В России в таких пантеонах недостатка нет, но теперь будет вот ещё что — слетая с небес в каждую новую гавань, мы будем прикасаться к русской славе.
Кто-то сочтёт это нелепым — но и ему придётся, быть может, объяснять сыну и дочке, проходя мимо бюста Маресьева в фойе волгоградского аэропорта: «Это тот самый человек, помните, который дополз до своих». Сыну и дочке не помешает лишний раз об этом услышать.
Не очень существенно даже, было ли на самом деле голосование, или весь этот конкурс — лишь сценический трюк. Куда важнее разобраться, среди каких имён предстоит летать стране. Ведь, если вдуматься, перед нами — сетка новых смысловых координат, наброшенная на Россию, как это не раз уже с ней бывало.
На наших глазах случилось «исправление имён» — первый шаг для любого идеологического строительства. Оно уже идёт, Россия строится заново, в страну возвращается идеология, а с нею — ценности и идеалы.
Ещё раз оглядим их всех взором: святую Ольгу и гения Пушкина, героя Покрышкина и мечтателя Циолковского — не таким ли мы представляли себе перечень обитателей Русского Рая?
В этом чудесном пейзаже, среди нимбов и звёзд, нам теперь и жить.
