Авторский блог Дмитрий Скворцов 10:08 28 мая 2017

Как из русинов делали украинцев

О первых в "просвещённой Европе" концлагерях и мучениках, не отрекшихся от имени русского

Не так давно мы вспоминали подвиг великого карпатского исповедника Алексия Кабалюка. Память же всех карпаторусских святых празднуется в первое воскресенье после дня равноапостольных Кирилла и Мелодия (24 мая по новому стилю). Собственно, святые просветители изначально Великой Моравии (в состав которой также входила будущая Подкарпатская Русь) и возглавляют сей сонм. Однако, как пояснил ещё в 2006 г. руководитель пресс-службы УПЦ (МП) Василий Анисимов, «Собор Карпаторусских святых состоит в основном из мучеников, погибших от рук австро-венгерских властей в начале XX столетия за переход из греко-католической унии в Православие». Именно в 2006 г. синод УПЦ (МП) утвердил соборное почитание святых карпатороссов, закрепив тем самым традицию, установленную Православной Церковью в Америке.

Как мы уже отмечали, во второй половине XIX ст. в Галиции на Буковине и в Покарпатской Руси (ныне т.н. Закарпатье) произошёл взрыв подлинно всенародного возрождения общерусского чувства. Пробуждение случилось в 1849 г., когда русины впервые за полтысячи лет увиделись со своими братьями с «большой земли». 185-тысячная армия Паскевича, шедшая Венгерским походом, потрясла их. Великое войско могучей державы оказалось «своим»!

Да и российские солдаты, даже перевалив через Карпаты, были убеждены, что находятся всё ещё в России, и задавались вопросом «где ж будет, наконец, земля неприятельская, мадьярская».

В конце концов, спустя четверть века галицийская партия «Русская Рада» заявляла: «Мы больше не русины 1848 года, мы настоящие русские».

В ответ власти начали насильственную дерусификацию, нарочно придумав этноним «украинец», соответствующий язык и «историю». Был введен запрет на возвращение в Православие из католической унии (насаждённой в Подкарпатской Руси в 1649 г., а в Галиции и на Малой Руси в 1656 г.) Но именно в области веры вызревало в Карпатах наибольшее сопротивление украинизации.

Из унии в святость

В 1903 году жители села Иза (что в пяти километрах от Хуста) пропели на службе православный Символ веры. Это означало выход из унии.

Село в тот же день было заполнено жандармами из Хуста. Для них правительство даже распорядилось построить в Изе казарму (но за средства селян).

По обвинению в государственной измене были арестованы десятки глав семей. По двадцати двум из них дело дошло до суда. Процесс шёл не в Хустском округе комитата Марамарош, а в преимущественно венгерском Сигете. Трое – Аким Вакаров, Василий Лазарь и Василий Кемень – были приговорены к 14 месяцам тюрьмы, остальные – к денежным штрафам. Для осуждённых это взыскание, вместе с судебными издержками, оказалось настолько кабальным, что с молотка были пущены их земля, дома, скот и другое имущество. Семьям заключённых пришлось искать крова у односельчан и жить на содержании общины. Аким Вакаров вскоре был зверски убит неизвестными. Жители Изы были уверены, что это дело рук жандармов. Односельчане вынуждены были хоронить его без священника, поскольку на униатский обряд не согласились.

Похороны Вакарова стали толчком к массовому переходу в Православие уже окрестных сел, хотя священников всё ещё не было, и детей приходилось тайно крестить на Буковине в Румынской церкви.

Верующие стали тайно собираться в лесах и горах, совершая требы перед раскрытым Евангелием.

Да и откуда было взяться в Карпатском регионе православным батюшкам, если с 1911 года даже в униатских духовных семинариях требовали от выпускников такое письменное обязательство: «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским; лишь украинцем и только украинцем». Не подписавшим не давали прихода. Впрочем, это было лишь формальным закреплением практики, введенной главой украинских униатов ещё в 1900 г. Вот что писал галицкий историк первой пол. XX в. Илья Тёрох: «С назначением Шептыцкого главой униатской церкви прием в духовные семинарии юношей русских убеждений прекращается. Из этих семинарий выходят священниками заядлые политиканы-фанатики… С церковного амвона они, делая свое каиново дело, внушают народу новую украинскую идею, всячески стараются снискать для нее сторонников и сеют вражду в деревне. Народ противится, просит епископов сместить их, бойкотирует богослужения, но епископы молчат, депутаций не принимают».

Слава Богу, явил Он в том же 1911 году Подкарпатской Руси преподобного Алексия. Тысячи благодаря его подвижнической, исполненной гонений и лишений деятельности были крещены в православном Таинстве. Но вскоре ему пришлось бежать в США. Отец Алексий продолжал пристально следить и за жизнью своей подкарпатской паствы, ведя с ней переписку. Однако австрийские власти, узнав о том, стали выслеживать и пытать каждого всех, кто получал письма с американским штемпелем. Самым распространенным методом дознания был "анбинден" (подвешивание к дереву за одну ногу). Через час такого висения у жертв из носа, горла, ушей текла кровь. Многие спасались от «мучилищного дерева» в горах. Так, одиннадцать девушек (Мария и Анна Вакаровы, Пелагея Смолик, Мария Мадор, Пелагея Тусть, Пелагея и Параскева Щербань, Юлианна Азай, Мария Прокун, Мария Довганич, Анна Камень) построили в лесу хижину, где стали жить по монашескому уставу. Выследившие их мадьярские жандармы, перед тем как бросить в тюрьму, загнали всех в горную реку и продержали в ледяной воде два часа.

В 1913 году они и еще 176 человек были обвинены в «подстрекательстве» против Габсбургской империи в интересах России. Так начался 2-й Мармарош-Сиготский процесс.

Полиция «нашла» двух иудейских корчмарей, которые свидетельствовали, что они видели у одного из арестованных русскую тысячерублевку. При этом следователи упустили из виду, что билет в тысячу рублей… тогда не существовал.

Тем не менее, королевский прокурор объявил, что подсудимые «находятся в сношениях с русским графом Владимиром Бобринским, членом Государственной Думы, с афонскими, холмскими, почаевскими, киевскими монахами и получают от них денежную поддержку с целью обратить жителей государства, живущих в Мармароше, Угоче и Переи, в православную веру для присоединения означенных территорий к русскому государству. Руководствовались они отчасти соображением материальной выгоды, отчасти же любовью к православной русской вере…»

Прибывший на процесс по собственной инициативе граф Бобринский изобличил нелепость обвинения: «...Указывается, что в двух корчмах православные предъявляли «копейки и рубли», это свидетельствует, что движение поддерживается из-за границы. Какая наивность! Неужели бы мы не сумели разменять рубли на кроны ранее, чем раздавать их угро-россам?.. Прокурору хорошо известно, что не материальной выгоды ищут православные, не богатеют они… Но прав, вполне прав прокурор, когда он говорит, что его жертвы “руководствовались любовью к православной русской вере”».

Как мы знаем, добровольно прибыл на суд и духовник русинов Алексий Карпаторусский. Преподобный был приговорён к наибольшему сроку – четырём с половиной годам тюрьмы. Более тридцати человек получили сроки от шести месяцев до двух лет.

Но подвижничество подсудимых только предавало силы русинам. Ещё во время процесса в Изе было создано подпольное православное сестринство. Организовала его совсем еще юная Иулиания Прокоп. Узнавшие о том жандармы ворвались в село и арестовали сестер. Раздев догола и облив на морозе водой, их водили по селу для устрашения односельчан. Но никто от Православия не отрекся. Спасла девушек 1-я Мировая война и вступление в Мармарош русских войск.

В 1918 году (когда революции уже погубили Российскую империю) жандармы вновь дорвались до Иулиании: всю окровавленную, с переломанным носом и разбитой головой ее еще дышавшую закопали прямо в подвале камеры пыток. Но на четвертый день она очнулась и выбралась наружу. Не менее чудесным образом ее раны удивительно быстро исцелились.

Начальная школа для Гитлера

Насаждение украинства шло крайне туго и по северную сторону карпатских перевалов. Вплоть до 1-й мировой войны москвофилами оставалось большинство галичан. В декабре 1912 года военный министр Австро-Венгрии барон Ауфенберг предупреждал: «те кто обязан, силой прекратят русское движение в Галиции...». Украинофильская (или украиноманская, как тогда писали) газета «Діло» конкретизировала задачи вполне в духе нынешних украинских СМИ: «... Русофилы ведут изменническую работу... Всех, кто только учит народ поступать так, следует немедленно арестовывать на месте и предавать в руки жандармерии...». Ну а жандармерия готова была «всех русофилов беспощадно уничтожать», как рапортовал комендант Львова генерал-майор Римль.

К чему и приступили в 1914 году, прикрываясь «законами военного времени».

Открыл мартиролог карпатских священномучеников Максим Сандович – участник знаменитого Львовского процесса (в качестве подсудимого, конечно), первый священник, отслуживший православную литургию в польской части Лемковины. 6 сентября его расстреляли. Арестован о. Максим был вместе с беременной женой, которая родила уже в Талергофе – первом в истории «просвещённой Европы» концлагере.

Правда, лагерем Талергоф в 1914 году был только на бумаге, ибо до 1915 года (включая зимнее время) там не было бараков! Люди спали на сырой земле под открытым небом, под дожем, снегом, на морозе... «Счастливы были те, которые имели над собою полотно, а под собою клапоть соломы, – вспоминал один из узников историк русинского движения Василий Ваврик. – Скоро стебло стерлось на сечку и смешивалось с землей, из чего делалась грязь, просякнутая людским потом, слезами. Эта грязь становилась лучшей почвой и обильной пищей для неисчислимых насекомых. Вши сгрызли тело из-за теплой крови и перегрызали нательную и верхнюю одежду. Червь размножилась чрезвычайно быстро в чрезвычайном количестве. Величина паразитов, питающихся соками людей, была равно грозной. Неудивительно поэтому, что немощные не в силах были с ними справиться. Священник Иоанн Мащак под датой 11 декабря 1914 года отметил, что 11 человек просто загрызли вши. Нужда и нищета дышали на каждом шагу окостенелой смертью».

Олесь Бузина приводит свидетельства о питании узников: «Талергофский рацион состоял из пятой части армейской хлебной порции на весь день. Утром получали отвар из фасоли, в полдень — такую же похлебку из свеклы. Иногда — соленую репу и кусок селедки. Посуду не выдавали. Каждый обходился как мог. Делал углубление в куске хлеба и наливал туда жидкость или, отбив у бутылки горлышко, использовал ее вместо котелка. Большинство оставалось вообще без обеда».

«В народную легенду перешло талергофское кладбище у соснового леса, вновь читаем у Ваврика. – Эта легенда передастся из уст и по наследству перейдет из поколения в поколение о том, что на далекой немецкой чужбине в неприветливой земле лежит несколько тысяч русских костей, которых никто не перенесет на родную землю. Немцы повалили уже кресты, сравняли уже могилы. Найдется ли одаренный Божьим словом певец, который расскажет миру, кто лежит в Талергофе, за что выбросили немцы русских людей из родной земли?». Людей, даже в таких мучениях не отрекшихся от имени русского, позволим себе добавить.

Целая команда студентов при наборе их из лагеря в австрийскую армию записала себя в анкетах русскими. То есть, мальчишки попали в этот ад за русскость свою, но не воспользовались возможностью покинуть его, повторив «преступление». «Это “злодеяние” взбесило украинца, австрийского лейтенанта запаса, – пишет Ваврик о надсмотрщике Чировском. – Но ни один из них не отступил от раз сказанного… Студенты твердо стояли на своем и были готовы на большие жертвы за имя своих предков… [Комендант] фон Штадлер всех приговорил к трехнедельному заключению в одиночных конкурах под усиленной стражей и усиленным постом, а после этого на два часа “анбинден”. Понятно, что экзекуцию подвешивания исполнял сам Чировский... Каменного сердца выродка не тронули ни слезы матерей, ни обмороки, ни кровь юношей, у которых она пускалась из уст, носа и пальцев».

«Черная физиономия Чировского перешла в историю мартирологии, претерпенных страданий галицко-русского народа. Ни один украинский адвокат, ни один украинский "пысьменник" не в силах обелить его, – наивно полагал в 1928 году Ваврик, не догадываясь о глубинах дна, пробитого современными пысьмэнныками.

Битком забиты были русофилами и «штатные» тюрьмы. Главным образом – по доносам украиноманских газет «Дiло» и «Свобода» (не в её ли честь названа современная нацистская партия?). Даже полиция выражала крайнюю озабоченность «перенаселением» тюрем. «В темном углу «Бригидок» (одна из трёх львовских тюрем, – Авт.) шла экзекуция за экзекуцией... Последнего за то, что под виселицей крикнул: «Да здравствует великая и нераздельная Русь!», палач истязал на эшафоте четверть часа» – пишет Василий Ваврик.

По всей карпатской земле вершили казни и полевые суды. Впрочем, суды ли? Современный австрийский автор Антон Хольцер в своей книге «Улыбка палача. Неизвестная война против мирного населения 1914—1918 гг.» ссылаясь на «самого правдивого историка своей эпохи» Карла Крауса признаёт, что «в восточных и южных областях Австро-Венгерской монархии насилие стало нормой: люди, лишь подозреваемые в подрыве устоев монархии, или те, которых не понимали окружающие, объявлялись предателями или вражескими шпионами. Их казнили без суда и следствия через повешение, расстрел или закалывание штыками. «Подумать только, армия под командованием эрцгерцога Фридриха соорудила 11 400 виселиц, по слухам — даже 36 000. А ведь он не может даже сосчитать до трех!», – поражался ещё сто лет назад один из собеседников Крауса.

На заседании имперского совета в 1917 г. депутат Элиас Риттер фон Семака заявил: «По данным, полученным от некоторых офицеров, жертвами карательных акций в восточной Галиции стали более 30 000 мирных жителей». И это только в восточной части и только Галиции! Не говоря о Буковине, Подкарпатской Руси и польской ныне части Лемковины.

Солдаты и, главное, офицеры с удовольствием устраивали фотосессии на фоне своих жертв. Такие снимки, как свидетельствовал Краус, считались “сувенирами, напоминающими об исторических, героических приключениях” (не о таких ли «сафари» мечтали и рвущиеся прямо с Майдана на Донбасс его неудавшиеся усмирители в 2014-м? – Авт.).

«Действия австро-венгерской армии против мирных жителей относятся к преступлениям, которые у большинства людей ассоциируются с геноцидом, проводившимся по чудовищному сценарию Гитлера. Это можно рассматривать как подготовительную школу ужасов национал-социализма», – признаёт рецензент книги Ульрих Вайнцирль. И с ним сложно не согласиться: только с 1914 по 1918 годы было уничтожено более 200 тыс. русинов.

«Не было ни одного населенного пункта, которого бы не коснулся террор, – отмечает уже современный киевский историк Александр Каревин. – Не щадили ни старого, ни малого. Среди казнённых были мальчики и девочки 5-7 лет и даже грудные младенцы. Нередко перед смертью приговорённых подвергали пыткам – обрубали пальцы, вырезали губы, выкалывали глаза. Родителей убивали в присутствии детей, детей – в присутствии родителей. Молодых женщин предварительно насиловали.

Иногда помимо «обычных» способов казни (расстрел, повешение, закалывание штыком) применяли более изощренные методы. Так, в селе Кузьмине Добромильского уезда австрийцы вбивали в стены хат железные крюки и вешали на них крестьян. Только за один день таким образом было замучено 30 человек… От полного истребления галичан спасло быстрое наступление осенью 1914-го года русской армии, в короткое время освободившей большую часть Галицкой Руси. К сожалению, «передышка» длилась не долго. Неудачи на фронте весной-летом 1915-го года вынудили царские войска отступить. Вместе с русскими солдатами уходили на восток сотни тысяч (выделение моё, – Авт.) жителей Галиции (только Галиции, – Авт.). На тех, кто не успел убежать, вновь обрушились австро-венгерские карательные экспедиции».

К сожалению, фронт не дошел до большей части Лемковины, где за выход 60 000 человек из унии, было уничтожено не только все православное духовенство, но и 300… униатских клириков – лишь по подозрению в тайных симпатиях к России (один из таковых, Роман Березовский, вдовец, воспитывавший троих детей, на снимке повешенных слева). Повальному аресту была подвергнута также лемковская интеллигенция. В 1914 году вся (!) она (священники, адвокаты, судьи, педагоги – зачастую жёнами с детьми, а также студенты) была согнана в тюрьму польского города Новы-Сонч. По источникам историка Александра Сабова (родом из Подкарпатья), первыми перед трибуналом предстали священник Петр Сандович с сыном Антонием, только что окончившим университет. Против последнего «свидетельствовала вещественная улика»: собственноручное письмо, где «русская» написано с двумя «с». Приговор: «Государственную измену считать доказанной, виновных о. Петра Сандовича и его сына расстрелять»...

Как свидетельствовал в 1938 г. во Львовском издании «Временник» польский депутат Рейхсрата А.Дашинский, все русские депутаты этого парламента «австрийской» части Австро-Венгерской империи также были расстреляны.

И все же, несмотря такого рода искусственный отбор русофобского населения карпатского региона, идею русскости в нём уничтожить не удалось. Еще в 1934 году украинское издание «Новий час» угрожало Талергофом новому поколению русинов: «Наши недобитки "русских" зашевелились, и именно на это надо обратить внимание и этим не пренебрегать, но корнем выпалывать бурьян».

И новые концлагеря сугубо для русинов таки устроили – уже герои Украины. О чём мы обязательно напишем.

Фонд стратегической культуры

1.0x