Всё что создаётся так или иначе неизбежно имеет методологию создания, в том числе было бы ошибкой считать, что само создание как таковое не имеет своей методологии, то есть некоторых универсальных атрибутов присущих всякому созданию без исключений. Когда мы говорим о созидающем человеке, перед нашим взглядом предстают ясные, неразрывно стоящие друг с другом правовые атрибуты создания - разумность и свобода, которые в соединении дают нравственный закон, или знание о том что и как нужно делать. То что создаёт человек должно быть разумным и добрым, а если он создаёт неразумное и злое, он создаёт нечто ущербное — нечто такое, что не имеет права быть созданным.
Всякое общение, как заключил ещё Аристотель, всегда стремится к созданию некоего блага. И несомненно общение, как и решение конфликтных вопросов, имеет свою методологию и своё место в пространстве разумного и нравственного именно как созидательный момент сотворения чего-то, чего не было. Так, когда народы создают международное общение итогом которого является война, налицо полная некомпетентность тех, кто приложил руку к созданию столь ущербного явления. Мы видим, что войны ещё идут, и происходит это от того, что разумность и нравственность в парадигме позитивизма, которым проникнуто научное воззрение сегодня, суть понятия неопределённые, текучие, использующиеся в качестве химеры, некоторого лживого духа, которого вызывают тогда, когда нужно легимитизировать нечто противоправное и когда легитимизациирующую инстанцию (как, скажем, народ) легко ввести в заблуждение вовремя вброшенной демагогией. Но отчего должна ещё литься кровь из-за ошибок тех, кто взял на себя неблагодарный труд созидать нечто неопределённое по неопределённым правилам?
Если бы в законе было прописано то, что невозможно созидать нечто, не выстроив концептуальное видение будущего объекта в разумном, нравственном и правовом полях, вероятно правоохранительным органам пришлось бы собирать целую армию блюстителей законности, ведь ежедневно в мире создаются миллиарды объектов с тем, чтобы ублажить своеволие безнравственных и неразумных людей. Государство принявшее закон об ограничении таких людей по праву можно было бы назвать тоталитарным, и если мы признаем, что человек априори есть существо разумное и разделяющее категории добра и зла, налицо противоречие — зачем же тогда стройные ряды тех, кто обладает правом на насилие?
Решение проблемы свободы состоит в разумном постижении свободы. И чтобы этого добиться, государству необходимо первой своей заботой поставить взращивание добрых умов и разумных сердец.
В каком обществе возможна доброта? Лишь в том, где человек, преодолевая гравитацию своего эго постигает религиозное чувство единства со вселенной. Тогда сработает инстинкт самосохранения, и сработает он в полную силу, ведь я — это вселенная (а не наоборот), скажет такой человек. А значит, мои интересы — суть интересы Разума, Государства, Народа, а не то, что просто выгодно мне как индивидууму. Значит и мой сосед, соотечественник или просто представитель человека разумного, каким бы он не был на самом деле неразумным подлецом — он мой брат, и прежде всего я думаю не о наказании соседа, но о вразумлении брата.
В каком обществе возможна разумность? Лишь в том, где человек преодолевая путаницы мнений находит истинную почву под ногами в науке и абсолютном знании, где ложь существует лишь как концепт, диалектически устанавливающий понятие истины. Тогда величайшей глупостью было бы навязывание мнений, но величайшей очевидностью было бы противоборствующим сторонам открыться для суда науки на равных условиях.
Кто не хочет идти на суд, тот либо не верит в компетентность суда, либо знает о своём проступке и хочет избежать ответственности. Налицо у нас проблемы с обоими моментами. Компетентен ли суд, считающий истину и право чем-то ситуативным и неопределённым? Знает ли неразумный о правовой силе мысли, а злой — и всеблагом источнике любви? Если мы не хотим чтобы преступник сидел с развязанными руками а судьи выносили несправедливые вердикты, мы, люди пережившие Карибский Кризис, обязаны такой суд создать, а для этого необходимо бросить соблазнительные и порочные идеи позитивизма, вернувшись на тропу, протоптанную для нас мудрыми прошлого. Пока международное право позитивно, пока есть сила его проигнорировать даже в таком виде рабочего несовершенного инструмента, пока власть намерения сильнее власти правды, войны неизбежны. И стоит ли удивляться, что кто-то называет войну естественным состоянием народов? Принимая за истину мнение, человеку кажется что мнение составленное о действительности объясняет суть вещей. Но как бы мы объяснили суть человека — неужели по сводкам криминальных новостей? Или скорее мы выясняли бы каким человеку должно быть? И если есть нравственность и есть разумность, как инструменты всякого создания, разве не по силам нам будет создать такого человека?
