«ЗАВТРА». Вы для широкой аудитории появились словно «ниоткуда». Сведения о вас довольно противоречивы и отрывочны. И ваши занятия вроде бизнес-тренера, переговорщика – не совсем типичны для лево-патриотического движения. Кто вы – товарищ Халдей? Имеете ли вы какое-то отношение к знаменитому фотографу?
Александр ХАЛДЕЙ. Мне немного неловко от интереса к моей скромной персоне, тем более, что как вы правильно заметили, вынырнул я действительно практически «ниоткуда». Живу в городе Новороссийске, действительно занимаюсь тем, что помогаю готовить и проводить переговоры, одновременно учу этому студентов в вузе и консультирую специалистов предприятий и фирм. Я не учу продажам, я работаю именно как эксперт-переговорщик. На стыке разных видов деятельности, да ещё в нашу эпоху перемен, возникает очень интересный жизненный опыт, которым хочется поделиться.
И так как моё базовое образование советское экономическое, то глубокое изучение классики марксизма в преподавании прекрасных педагогов сформировала во мне критическое отношение к любой действительности. Помните у Маркса: «Подвергай всё сомнению». Маркс прививает прекрасную культуру критического академического мышления.
И вот со всем этим багажом я долгое время был одним из авторов популярного ресурса социальной журналистики КОНТ. Там меня заметил шеф-редактор информационного агенства REX и руководитель аналитической редакции ИА REGNUM Юрий Баранчик и просто предложил возможность стать их автором. Сейчас я являюсь одним из многих авторов информационных агентств REX и REGNUM.
Стать членом такой команды – большая честь для любого автора. Аудитория этих электронных СМИ исчисляется миллионами читателей, имеющих высокий образовательный уровень и соответствующий уровень интеллектуальных запросов. Удовлетворить взыскательные требования квалифицированной аудитории весьма непросто. Мне пришлось избавляться от излишней эмоциональности и многословности и перейти к более лаконичной манере изложения.
Я очень благодарен редакции за корректные и точные наставления в профессиональной журналистике. Я ведь не профессиональный журналист и привык писать или сухие и многословные научные статьи, или работать в жанре интеллектуальной провокации, что и влечёт порой излишне агрессивную реакцию некоторых читателей. Но метод работает, так как возникает жаркая дискуссия. Разумеется, в федеральных СМИ так работать не принято и мне пришлось менять стиль.
Что касается знаменитого фотографа Евгения Халдея, то я являюсь его внучатым племянником. Мой дед по отцу и Евгений Ананьевич были двоюродными братьями. Но в этом нет никакой моей заслуги)).
«ЗАВТРА». Как вы пришли к тем идеям, которые отстаиваете? Ваши взгляды «прорастали» в течение всей жизни или же был некий резкий поворот? Есть ли некий обязательный список книг, текстов, которые вы можете рекомендовать своим почитателям и недругам?
Александр ХАЛДЕЙ. Я, как и многие в моём поколении – дитя перестройки. Удушливая атмосфера конца восьмидесятых прорвалась яркой надеждой. В день XXVII Съезда КПСС я сдавал госэкзамен в Саратовском экономическом институте, одном из старейших экономических вузов России, но мы всей группой стремились поскорее сдать и прибежать домой, чтобы не пропустить историческую речь Горбачёва. Дома, в Новороссийске мы с группой единомышленников создали добровольную рабочую группу при комитете комсомола пароходства (просто Горком нас не принимал) и начали разрабатывать всякие программы преобразований. Разумеется, это никому не пригодилось и группа вскоре распалась, а председателя комитета комсомола поправили старшее товарищи, но это показывает, что надежды были самые отчаянные.
И когда со временем в 1989 году стало ясно, что всё идёт совсем не туда, весь этот оптимизм превратился в обиду, отчаянье и злость. Мы не простили Горбачёву обмана и краха надежд. В кооперативах мы видели не торговую спекуляцию, а форму мобилизации производственных и социальных ресурсов. В хозрасчёте - не воровство и криминал, а разумную стратегию оптимизации планирования. Мы не простили КПСС обмана надежд и бездарного предательства всего того, во что мы верили и что создано тремя поколениями жертв наших прадедов, дедов и отцов.
Мы поддерживали Ельцина против Горбачёва – потому что думали, что тот исправит положение. Но когда пришла эпоха Гайдара, мы старались докричаться до власти, что происходит ошибка. Приватизация должна проводиться иначе – сначала нужно вывести на рентабельность убыточные предприятия. Потом двигаться через аренду с выкупом трудовыми коллективами и в партнёрстве с государством – и то только в потребительском секторе. И после тщательного анализа и уверенности в том, что эта мера повлечёт рост производительности туда и эффективности производства.
Приватизация – не самоцель, а лишь средство интенсификации, ухода от тормозящих бюрократических процедур. И не более того. Стратегические отрасли и вовсе нельзя приватизировать. Но после прихода Чубайса мы и полностью перегорели от отчаянья и ушли в глухую оппозицию всему, что вокруг происходило – и родившимся либералам, и бестолковым амбиционным и безответственным так называемым патриотам. Теперь уже поздно восстанавливать социализм в любом его виде. Теперь придётся идти историческим путём капитализма до полного его изживания. И путь этот будет кровавым и полным безвозвратных потерь.
Что касается рекомендаций что-то прочитать, то я уверен - на человека выходит только та информация, которая ему нужна, и только тогда, когда он к этому готов. Потому для одних это будут одни книги, для других другие. Круг чтения всегда должен поддерживаться на широком уровне, потому что только сумма прочитанного влияет на интеллект и кругозор. На меня большое влияние постоянно оказывают какие-то прочитанные книги. В их числе «Манифест» Маркса и его «Капитал», работы Н. Бердяева, книга Ф. Фукуямы «Доверие». С середины 90х не пропустил ни одного номера газеты «Завтра», отслеживая всю её аналитику в исполнении грандов нашей журналистики. Очень нравятся пьесы А. Островского, Е. Шварца и Г. Горина. Не люблю Чехова. Тяжело переношу Достоевского, отрицаю ценность поэзии Б. Пастернака и превозношу его переводы Шекспира. Ненавижу всеми фибрами души Солженицына. Именно как писателя, а потом уже как личность. Однако самое сильное в жизни потрясение я испытал тогда, когда прочитал Евангелие от Матфея. Ничего более сильного я с тех пор не испытывал.
«ЗАВТРА». Ваше активное творчество – это дополнительный предмет споров. Критиками даже высказывается мнение, что «Халдей – это группа авторов». Те же въедливые скептики любят находит «противоречия» в разных текстах. И действительно в одной статье вы можете подвергать политическую систему РФ убийственной критике, но в следующей выражать надежду на её трансформацию, и объяснять, как это возможно.
Александр ХАЛДЕЙ. Мои критики совершенно правы, когда видят в моих тестах противоречия. Я их специально туда закладываю и развиваю. Но это не я противоречив, а действительность противоречива. Я лишь стараюсь, насколько мне это по силам, объективно её отражать. Но так как любая объективная концепция всегда выражается через призму субъективного восприятия, то мои статьи не свободны от субъективности. И если вспомнить, что нас когда-то учили диалектике, где противоположности составляют неразрывное единство, раскрываясь во времени, то ничего странного в моём подходе не окажется.
Любая проблема имеет вид «с одной стороны» и «с другой стороны», и ничего в этом удивительного нет. Любые недостатки есть продолжение достоинств и наоборот. Свет перетекает во тьму, а тьма в свет. Элементы друг друга они изначально содержат в себе и лишь во времени меняются пропорции. Разве это не так, разве противоречит нашему житейскому опыту? Вспомните – «Хотели как лучше, а получилось как всегда», «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Разве это не о том, о чём я старюсь сказать? Разве не об относительности гуманитарной истины и не о противоречиях в их единстве?
Но для готовности принять единство противоположностей и даже спокойно переносить парадоксы – для этого требуется как минимум советское гуманитарное образование, полученное всерьёз, а не абы как, сдал и забыл. Я заметил – больше всего у меня споров с людьми с высшим техническим. С гуманитариями удаётся легче понять друг друга. Разная школа мышления, разные формы логики. Математическая логика отличается от диалектической, где дважды два зависит от обстоятельств. Но чтобы это понять, надо было в вузе философию сдавать от души, а не формально. Во всяком случае, таково моё сугубо субъективное мнение)).
Что же касается полемики с людьми просто малокультурными и самоутверждающимися лишь в грубом нападении на оппонента, то переговорщики обычно привыкли к эмоционально неуравновешенным собеседникам. Это означает, что таким образом человек избавляется от каких-то задавленных, как говорил Фрейд - вытесненных комплексов и давних психологических травм детства. Когда его унижали и обижали. Он так компенсирует травму и ему легчает. Обижаться на него за это нельзя. Так врачи в отделении нервных болезней воспринимают кричащих пациентов. Он кричит – а врач записывает симптомы. Так учат специалистов работе в конфликте. Эмоциональная устойчивость – главное качество врачей, таксистов, официантов и переговорщиков. Наша непростая жизнь плодит неврастеников, и мы видим, что эта проблема выплёскивается в агрессивность, порой немотивированную, на всех информационных ресурсах в комментариях. Это в самом деле серьёзная проблема. Мы боремся с алкоголизмом, но вовсе не замечаем эпидемии нервных расстройств у большой части населения. Когда вообще любой разговор проводится в максимально скандальных тонах.
Над текстом я работаю в зависимости от его объёма и сложности темы. Статья в три-четыре страницы занимает самое меньшее два часа – час на написание, час на редактуру. Но часто статья в 4-5 листов занимает и 4, и 5, и 6, и бывает 7 часов. Половина времени уходит на редактирование написанного. Пишу в зависимости от времени: иногда рано утром, иногда поздно вечером. Иногда в несколько подходов в течение дня. Но всегда эта работа доставляет удовольствие. Да, ещё много времени занимает мониторинг СМИ - тема для статьи порой не так просто находится.
«ЗАВТРА». В ваших выступлениях довольно регулярно в качестве потенциально положительных ресурсов фигурируют, условно говоря, «старорежимные» вещи вроде профсоюзов или социал-демократии. Почему вы к ним обращаетесь? Есть стереотип, что профсоюзы давно стали декорацией, и социал-демократия тоже представляется чем-то ушедшим, тем более откровенно дискредитировав себя в европейской политике, проводя неолиберальные тенденции. Или именно русская социал-демократия имеет свой потенциал? Каким вообще вы видите адекватное современности российское левое движение?
Александр ХАЛДЕЙ. Для меня очевидно, что тотальное огосударствление собственности влечёт перерождение номенклатуры в правящий класс, которому нет противовеса. Такая практика в итоге приводит к предательству идеалов, развалу страны и ваучерной приватизации. То есть к катастрофе. Мы это уже прошли и пройдём ещё раз, если повторим. Тотальное огосударствление – не панацея. Одно лечим, но другое калечим. Любая советская система собственности в итоге порождает Горбачёва и Чубайса. Никаким собственником народ не был – собственники себя так не ведут, когда у них отнимают собственность. То есть у лжи и лицемерия советской системы были реальные основания, которые затмили правду советской системы и этим привели её к гибели. Нужна коммерческая свобода и многоукладная экономика.
Но для меня так же очевидно, что и другой крен в капитализм смертельно опасен прежде всего для русской цивилизации с её коллективистскими ценностями. Рынок требует сдерживающих инструментов. Это социалистические инструменты в капиталистической экономике. Проблема лишь в том, в какие периоды как сильно применять такие инструменты. Одним из таких инструментов в классовом обществе являются профсоюзы. Это форма самоорганизации трудящейся части общества. Как и всякая форма, она подвластна деградации и деформациям. Если вы, копая погреб, отказываетесь использовать лопату, то это проблема вас, а не лопаты. Отказываясь от профсоюзов в принципе, вы лишаете себя арсенала борьбы.
Так же опасно то смутное комбинирование из госкапитализма и неофеодализма, которое возникло сейчас на руинах советской системы в её российском варианте. Оптимальное соотношение плана и рынка могут провести только левоцентристские силы, которых в России сейчас нет. Обсуждать всерьёз КПРФ я бы не хотел, ибо не стоит обсуждать отсутствующую реальность как существующую. КПРФ - уходящая натура и всерьёз к ней уже 15 лет никто не относится – и прежде всего сам Геннадий Андреевич Зюганов. Я имею в виду не партийный маркетинг, а готовность и способность его реально продвигать на электоральном рынке. Зюганов разменял спокойную старость партии на борьбу. Но возможно, он и прав. Кризис левой идеи пока в мире так и не преодолён.
Но неким противоядием рынку могла бы стать социал-демократическая партия, ни в коем случае не близкая европейской социал-демократии, которая, по сути, стала либеральным крылом буржуазии. Реальная социал-демократия сейчас не существует нигде. В России, если она возникнет, она должна принять наследие марксизма в части признания классовой борьбы и эксплуатации труда, но отклонить в нынешних условиях учение о вооружённом захвате власти.
И это правильно – если вы за демократию, то силовой захват власти говорит о том, что большинства за вами нет. Ленин, говоря о большинстве в диктатуре пролетариата, исходил из того, что пролетариат был самой большой частью общества. Сейчас трудовых армий нет, общество по социальному составу иное. Сейчас преобладает деклассированный элемент – это рабочая аристократия, гастарбайтеры и служащие с неясным классовым чувством, пролетарским бытиём и мелкобуржуазным сознанием. И игнорировать это уже нельзя. Сейчас диктатура пролетариата – это диктатура меньшинства. А это уже не демократия. Диктатура класса опять будет подменена диктатурой вождей. Чем всё это кончается через два поколения, мы прекрасно знаем.
«ЗАВТРА». Властные решения этого года, вроде пенсионной реформы, привели к тому, что многие знаковые фигуры из патриотического лагеря посчитали, что Крымский консенсус исчерпан. Так ли это? Если да, то можно ли его вернуть?
Александр ХАЛДЕЙ. Крымский консенсус не исчерпан, но вытеснен на периферию сознания. Поэтому стоит вести речь не о возврате, а о вытеснении вытеснения. Это похоже на отрицание отрицания. Сначала утверждаем, потом отрицаем, потом синтезируем. Сначала Крымский консенсус, потом его отрицание, потом его признание наряду с признанием неприемлемого в действиях власти. Нельзя с водой выплёскивать и ребёнка, как мы сделали с СССР. Что может реабилитировать власть? Только кадровая революция. Она пока не созрела. Но угадываются признаки её возможного приближения. Чем сильнее кризис прежней модели, тем выше такая вероятность.
«ЗАВТРА». Существует ли вообще возможность Третьей патриотической силы, между Кремлём и белоленточными, или же альтернатива формируется просто: либо власть, либо Навальный, цветная революция и пр.?
Александр ХАЛДЕЙ. В России происходит именно сейчас буржуазно-демократическая революция. Не в 1991-м, не в 1993-м, а сейчас. Постсоветский капитализм не был буржуазным, несмотря на возникновение института частной собственности. Требование белоленточников по сути, если отбросить тень Госдепа – это требование среднего класса прекратить политическое манипулирование ради прикрытия монополии узкой группы на власть и собственность. Это требование неолигархических буржуазных и мелкобуржуазных масс учитывать их интересы, которые сейчас подавляются монополиями олигархата и союзной ему власти чиновничества. По сути Навальный и белоленточники требуют равных условий для бизнеса, где исключён фактор коррупции. Это требование честной конкуренции. У нас же от Гайдара и Чубайса создан капитализм закадычных друзей, что на фоне социалистического общества и не могло быть ничем иным. Когда собственники не возникали исторически, а спешно назначались властью. По сути это тот же советский блат, но в особо крупных размерах.
То есть приватизация не решила задачи построения буржуазной демократии в индустриальном обществе. И мы сейчас как раз эту проблему перед собой и видим.
Другое дело, что в решении реальной проблемы активно задействованы прямые агенты зарубежных центров влияния, стремящиеся на захвате инициативы повернуть процесс преобразований в России в нужную не России, а США сторону. Навальный и является таким агентом, как и все либеральные силы в России. То есть в феномене Навального надо отделить мух от котлет и понять, что если власть не решает наболевшие вопросы, то появляются навальные, которые постараются сделать это по-своему.
Третья патриотическая сила может возникнуть и она вычленится из части нынешней элиты. На эту третью силу есть колоссальный социальный запрос. И признаки кристаллизации такой силы мы уже можем наблюдать из потока новостей. Общество динамично и всё меняется очень быстро. Сроки выхода этой силы на авансцену пока никто точно назвать не в состоянии.
«ЗАВТРА». Каким вы видите перспективный политический проект для России? Мы движемся в фарватере современной цивилизации, и всё что реально просто усиливать социальный и патриотический вектор или же возможны и оправданы некие революционные проекты а-ля СССР 2.0 ит.п.?
Александр ХАЛДЕЙ. Если под проектом СССР 2.0 понимать реинтеграцию бывших республик вокруг России в форме торгового союза, в идеале приводящего через конфедерацию к федерации, то это непременное условие нашего движения в фарватере цивилизации. Нам нужен наш общий рынок. Если же понимать фарватер цивилизации как принятие американизации мира в интересах США, то этот путь для нас исчерпан и закрыт навсегда.
Что касается усиления социального вектора, то пока наша экономика не вышла на устойчивый рост, делить будет нечего и социалка будет в ущербе. Общество примет это спокойно, если увидит тут справедливое прохождение трудного периода. Весь в СССР все понимали – раз пришла война, значит, все затянем пояса. Но для этого народ должен верить в справедливость своей жизненной Миссии. Только это может оправдывать страдания. Если одни затягивают пояса, а другие сверлят на них новые дырочки, взрыв рано или поздно станет неминуем.
То есть наш политический проект – это коммунистически организованный капитализм. Не конвергенция, а движение от капитализма через социализм к коммунизму. Но капитализм должен решить свою историческую задачу, прежде чем исчезнуть. Есть хорошее выражение: «Капитализм нельзя запретить – его можно только изжить». Мы постарались забежать вперёд, и теперь отброшены назад. Ничего страшного. Надо видеть – это временный сбой программы. Мы вернёмся к социалистическим принципам, но на принципиально другой основе, чем было прежде. Мы не станем опираться только на госсобственность. Социализация состоится в других формах.
Прошу не спешить обвинять меня в утопии - утопия помогает корректировать практику в сторону более гуманных параметров прогресса. Да, коммунизм был утопией, но на пути к нему СССР достиг реальных высочайших социальных завоеваний в истории человечества. Мы не должны снижать планку, даже если сейчас нами правят циники. Это не навсегда. Видите – опять «с одной стороны» - «с другой стороны». Я и критикую социализм, и восхваляю его. Потому что там есть причины как для одного, так и для другого. Это – диалектика в единстве противоположностей.
«ЗАВТРА». Сегодня разговоры о будущем зачастую утыкаются в «цифру». Отталкиваетесь ли вы в своём анализе от этого фактора? Может ли влияние новых технологий сыграть свою роль и в смене социально-политических форм – от цифрового коммунизма до наоборот нового варианта капиталистической диктатуры или даже «цифрового рабства»?
Александр ХАЛДЕЙ. Технический прогресс может изменить пути эволюции, но не именит цель. С цифрой или без цифры, человечество будет решать одни и те же задачи. Это задачи соотношения свободы и необходимости, а так же оправдания того и другого. Посмотрите – проблема тотальной роботизации. Для капитализма это гуманитарная катастрофа. Большинство человечества оказывается ненужным. Человек учится всю жизнь и никогда не выучивается так, чтобы быть спокойным за своё место работы. В середине жизни его выбрасывают из армии трудоспособных – в 45 лет вы гарантированно нетрудоустраиваемы. Пенсия через 20 лет. Не будете работать в эти годы – вообще ничего не получите. Как удержаться в жизни? Погоня за постоянными новыми компетенциями плодит неврастеников, нелюдей и в идеале мародёров. Человек ради сохранения места работы пойдёт по головам других людей. Но и это не гарантирует ему его положения. Это в случае частнокапиталистического присвоения прибылей.
И как всё меняется в случае социалистического общества. Прибыль идёт государству или в общие фонды, откуда перераспределяется в обществе. Труд высвобождается от необходимости и становится царством свободы. Люди работают меньше, а получают больше и стремятся реализовать себя там, где им нравится. А не там, куда привела необходимость. Богатством становится не капитал, а свободное время.
Это коммунизм. Утопия? Нет. Завтрашняя реальность. «Цифра» поставит общество на грань необходимости смены социальных форм, но перейдёт ли общество эту грань, и если перейдёт, то как – вопрос, на который пока нет ответа. Пока велика вероятность именно пессимистического влияния цифры на человечество. Но всякий кризис как-то разрешается. Главное – не развязать в этот период ядерной войны. Тогда уж точно нам не понадобится ничего, кроме навыка жизни в дикой природе. И то очень непродолжительное время. Но я уверен, что до этого не дойдёт. Люди по отдельности несовершенны, но человечество в целом способно извлекать из конфликтов конструктивное выводы. Этого требует инстинкт самосохранения, один из самых мощных в человеке. Капитализм уходит, но уходя он так хлопнет дверью, что наша главная задача – не дать нашему дому развалиться.
