В бою, идя в атаку, китайцы кричали «у-ля» — и это исковерканное «ура» порой было для врагов страшнее огня пушек и пулемётов. В штыковом бою и в рукопашной схватке китайские бойцы кричали «бей» (擊敗). Этот крик, не особо вникая в фонетику, русскоязычные красноармейцы переделали в «чипай», и охотно употребляли в деле.
Отдельный клич был у китайских отрядов, сражавшихся на Южном фронте с армией Деникина. После трагедии в Мелитополе 27 марта 1919 года, когда белые при отступлении казнили 50 мирных китайцев, из которых 23 были женщинами и детьми, красноармейцы-китайцы перед атакой кричали «фу-чоу» (復仇) — «месть», приводя себя в состояние исступления. Этого «фу-чоу» часто оказывалось достаточно для бегства необстрелянного или немотивированного противника. Своих врагов китайские бойцы называли «байяньлан» (白眼狼) — «волки с белыми глазами».
-Красная армия воевала только тогда, когда её подгоняли мадьярские штыки и пулемёты китайских заградотрядов.
- Все китайцы были исключительно наёмниками, жестокими карателями и насильниками, воевавшими только за золото.
- В СССР участие китайских наёмников в Гражданской войне тщательно скрывалось.
Обвинения в адрес советских властей в сокрытии информации об участии китайцев в Гражданской войне лишены всяческого основания. Дела обстоят примерно так же, как и с красными мадьярами: начиная с первых этапов Гражданской войны о красных китайцах писали в газетах. О китайских интернационалистах в 1920–1930 гг. выходило большое количество статей в журналах, публиковались воспоминания как самих китайцев, так и их сослуживцев. Китайский боец был частым персонажем в художественной литературе — например, булгаковский Ходя из «Китайской истории». В 1950-е на волне тёплых отношений между СССР и КНР произошёл бурный всплеск внимания к китайским интернационалистам. В этот период выходили обобщающие монографии, «красные следопыты» разыскивали ветеранов-китайцев, которым власти организовывали поездки по местам боевой славы. Во многих местах страны китайцам-интернационалистам устанавливали памятники и обелиски.
Лишь с конца 1960-х тема китайских интернационалистов начала пропадать из популярной и научно-популярной периодики, перестали выходить монографии. Связано это, разумеется, с резким ухудшением отношений между странами и кризисом из-за острова Даманский. Теперь в научных публикациях китайцев упоминали просто наряду с прочими интернационалистами, начали выделять из их массы уйгур и дунган. Впрочем, интерес к отдельным ярким личностям вроде Пау Ти-сана, Жен Фу-чена, Ли Фу Цина продолжал оставаться стабильно высоким. В 1980-е в научных сборниках по интернационалистам снова появились отдельные разделы по китайским бойцам, но к 1990-м по объективным причинам работа по ним сошла на нет.
Кем были китайские интернационалисты, откуда пришли и за что воевали?
Первая волна китайской иммиграции в Российскую империю началась сразу после сооружения Китайско-Восточной железной дороги. Китайцы селились в основном во Владивостоке, Хабаровске, Спасске. Работать шли по большей части чернорабочими, шахтёрами и мелкими ремесленниками. Китайская иммиграция носила постоянный, но довольно ограниченный характер. Она заметно усилилась во время Русско-Японской войны, однако сразу после неё произошёл некоторый спад и даже началось небольшое обратное движение: российским промышленникам, предпринимателям и кулакам стало выгодно нанимать массово бежавших на территорию империи корейцев, так как те были абсолютно бесправны, крайне бедны и согласны на любую работу.
По данным, опубликованным в журнале «Промышленность и торговля» № 27 за 1915 год, всего по 1910 год из Китая на Дальний Восток прибыло около 550 000 человек. Из них 200 000 там и осели, а остальные, теснимые корейцами, перебрались в Западную Сибирь и европейскую Россию либо вернулись на родину.
С началом Первой мировой войны и последовавшей массовой мобилизацией Российской империи стало остро не хватать рабочей силы — желательно максимально дешёвой. К различным работам российскими властями массово привлекались военнопленные Центральных держав, однако их рук не хватало. Уже в 1914 году в Китае начали открываться российские вербовочные пункты, в которых китайским рабочим предлагали на выбор несколько типовых контрактов на временные (чаще всего 3-6 месяцев) работы в России.
Работать предлагалось в глубоком тылу: на лесозаготовках, в шахтах и на уборке урожая. Обещанные ставки были очень высоки для нищих китайских крестьян — многие из них потянулись к вербовщикам с надеждой прокормить семью в Китае или хотя бы для того, чтобы избавить её от лишнего рта. Такие вербовочные пункты в 1914–1916 гг. открылись в Харбине, Чанчуне, Шэньяне, Гирине и Дальнем. Они, в свою очередь, открывали свои филиалы в провинциях. Вскоре вся работа по вербовке была продана русскими чиновниками китайским подрядчикам.
Всего за время войны легально по контрактам было ввезено 80 000 китайских рабочих. Количество нелегалов трудно поддаётся учёту, однако уже тогда общее число ввезённых китайских рабочих определяли в 150 0000 человек. Впоследствии в отдельных советских изданиях указывалась цифра в 200 000 человек, что, правда, не находит подтверждения в документах и данных Союза китайских рабочих в России.
В основном китайцы работали на железных дорогах, золотых приисках Сибири, шахтах Донбасса, лесозаготовках в Карелии, предприятиях Петрограда, Москвы, Киева, Одессы, на Северном Кавказе. Много китайцев трудилось по всей стране на сельскохозяйственных работах. На Ленских приисках китайцы составляли 70% работников, на уральских предприятиях Абамалек-Лазарева работало сразу 5000 китайцев.
«Я и мои товарищи эмигрировали в Россию, спасаясь от нищеты и голода. На окраине маньчжурской деревушки стояла наша ветхая фанза. «Дом слёз» называю я её, вспоминая горемычную жизнь нашей семьи. Чтобы не умереть от голода, шли в рабство к помещикам, вся земля была в их руках. Редко кому удавалось найти работу на заводах: предприятий было мало. Колонизаторская политика англичан, американцев и французов тормозила развитие промышленности в Китае. В 1916 году, в разгар империалистической войны, я в числе 12 000 завербованных парней из нашей округи уехал в Россию. Мы работали на лесозаготовках недалеко от Петрограда. Искали мы счастья, а попали на каторгу: в царской России хозяйничали такие же хищники. Трудная была жизнь в лесу: работали по 15 часов в сутки, спали в сырых землянках, в тесноте и грязи, а получали за свой труд жалкие гроши, которых едва хватало на хлеб».
По воспоминаниям батрака из Шаньдуна Яо Синь-чена, завербованного на лесозаготовки в Перми, по договору русский заказчик должен был платить рабочему за кубометр древесины 8 рублей, а фактически, после удержания в пользу подрядчика, переводчика, налогов и чиновников, начислял к зарплате по 5 рублей в день. Из этой суммы после вычета на питание оставалось 90 копеек — рабочие жили в глухом лесу, и огромные суммы сжирала доставка продуктов и их дороговизна в военное время.
Уже в 1915 году китайцев, вопреки контрактам и нормам международного права, стали отправлять на рытьё траншей и окопов в прифронтовой полосе. В 1916 году на строительство Мурманской железной дороги отправили более 10 000 военнопленных Центральных держав, где те массово умирали от цинги и тифа, а также от непосильного труда и обморожений. После вмешательства Красного Креста российские власти вынуждены были вывезти военнопленных. На их место немедленно, без всякого согласия и предварительного уведомления, ввезли 10 000 китайских рабочих, которых заселили в непродезинфицированные бараки и землянки.
На строительстве Мурманской железной дороги английский или канадский рабочий получал в день 7–8 рублей золотом, русский рабочий — 1 рубль 20 копеек, а китаец — 80 копеек, из которых из-за произвольной системы штрафов на руки получал 30–40%, да и то нерегулярно. Рабочий день для англичан составлял 8 часов, а для русских и китайцев — от 10,5 часов и выше.
В 1914–1917 годах практически дармовой труд десятков тысяч абсолютно бесправных китайских мигрантов лишал заработка российских рабочих и крестьян. Предприниматели, нанимавшие китайцев в обход русских рабочих, чтоб отвести от себя угрозу, проплачивали публикации в прессе о «жёлтой опасности». Из этих публикаций следовало, что китайцы сами приехали, чтобы лишить заработка православный люд.
В дальнейшем, уже в ходе разгоревшейся Гражданской войны, пропаганда белых полностью лишила китайцев какого-либо человеческого облика, выставляя их исключительно как кровожадных чудовищ, живущих насилием и грабежами. Разумеется, такое поведение российских властей, нанимателей и китайских подрядчиков, неприкрытый расизм и невыносимые условия существования не могли не вызывать возмущения среди кули (так в начале XX века называли дешёвых наёмных рабочих из Китая).
Весной 1916 года забастовали 2600 китайцев, работавшие на лесозаготовках для Алапаевских заводов, вблизи реки Мугай. Они требовали открыть хотя бы одну баню, улучшить питание и платить по договору. В ответ администрация уволила их старшин и запретила все собрания. Китайцы отказались прекратить забастовку, и тогда прибыл пристав с усиленным отрядом стражников, которые открыли огонь по толпе. Китайцы от пуль не разбежались, а принялись закидывать стражников камнями, серьёзно ранив пристава. Израсходовав патроны, стражники ускакали. Губернские власти направили на подавление волнений воинскую часть, а пресса вышла с заголовками «О бунте жёлтых».
Конкретно антикитайская расистская пропаганда появилась в России при подавлении Ихэтуаньского восстания в Китае, в котором приняли активное участие российские войска. Китайцы изображались как отталкивающего вида варвары.
В 1914–1917 годах практически дармовой труд десятков тысяч абсолютно бесправных китайских мигрантов лишал заработка российских рабочих и крестьян. Предприниматели, нанимавшие китайцев в обход русских рабочих, чтоб отвести от себя угрозу, проплачивали публикации в прессе о «жёлтой опасности». Из этих публикаций следовало, что китайцы сами приехали, чтобы лишить заработка православный люд.
В дальнейшем, уже в ходе разгоревшейся Гражданской войны, пропаганда белых полностью лишила китайцев какого-либо человеческого облика, выставляя их исключительно как кровожадных чудовищ, живущих насилием и грабежами. Разумеется, такое поведение российских властей, нанимателей и китайских подрядчиков, неприкрытый расизм и невыносимые условия существования не могли не вызывать возмущения среди кули (так в начале XX века называли дешёвых наёмных рабочих из Китая).
Весной 1916 года забастовали 2600 китайцев, работавшие на лесозаготовках для Алапаевских заводов, вблизи реки Мугай. Они требовали открыть хотя бы одну баню, улучшить питание и платить по договору. В ответ администрация уволила их старшин и запретила все собрания. Китайцы отказались прекратить забастовку, и тогда прибыл пристав с усиленным отрядом стражников, которые открыли огонь по толпе. Китайцы от пуль не разбежались, а принялись закидывать стражников камнями, серьёзно ранив пристава. Израсходовав патроны, стражники ускакали. Губернские власти направили на подавление волнений воинскую часть, а пресса вышла с заголовками «О бунте жёлтых».
Осенью же 1916 года компрадор Чжоу Мянь из Чанькуньской компании «Ичэн» завербовал в провинциях Шаньдун и Хэбэй и отправил в Россию 20 000 лесорубов. По договору они оправлялись на 5 месяцев в Смоленскую губернию исключительно для работы на лесозаготовках. Однако по прибытии в Россию местные власти, невзирая на энергичные протесты, разбили китайцев на отряды и часть из них направили на Юго-западный фронт на тыловые работы и рытье траншей. Никакой одеждой их не обеспечили, качество питания было ужасным. Многие китайцы погибли от болезней, голода и обстрелов. Тех, кто бежал, ловили и жестоко секли. Трое всё-таки смогли бежать и в январе 1917 года вернуться в Китай. В газете «Миньго жибао» в номерах за 12 января и 9 февраля 1917 года вышли интервью с ними, всколыхнувшие всё китайское общество. Эти неудавшиеся лесорубы потом составили ядро самого первого Тираспольского китайского батальона в отряде Ионы Якира. В декабре 1916 года забастовали из-за отсутствия оплаты труда китайцы-грузчики на станции Чаща у Петрограда. Полиция открыла огонь и убила десятерых. Остальные 40 грузчиков были посажены в тюрьму.
Совершенно естественно, что немногие китайские рабочие, которые умели читать по-русски и могли прочесть русские газеты, горячо поддерживали политические силы, выступавшие за скорейший мир.
С большевиками к тому времени основная масса китайцев ещё не была знакома, живя в замкнутом мире своих артелей. Однако те, кто попадал на заводы и в шахты, нередко сталкивались с работавшими там большевиками и сочувствующими. Большевики не признавали никаких национальных различий и смотрели на китайцев как на братьев — таких же угнетённых пролетариев. У китайских рабочих, привыкших к пренебрежительному отношению со стороны русских властей, такие люди вызывали обострённый интерес и симпатию. Их идеи, изложенные максимально просто и понятно, вызывали глубокое сочувствие. Китайцы охотно вступали в первые фабричные и заводские отряды Красной гвардии, особенно дорожа своим новым статусом, а также обращением «товарищ». Красногвардеец петроградской кондитерской фабрики Сан Тан-фан вспоминал:
— Охраняю завод.
— Зачем же ты его охраняешь? Разве он твой?
— Мой. Твой. Всего народа.
— Вот это правильный разговор, — сказала женщина. - Желаю тебе хорошего дежурства, товарищ.
Она назвала меня товарищем. И это прозвучало в тысячу раз лучше, чем «ходя»».
Придя к власти, большевики провозгласили одним из своих принципов равноправие в международных отношениях. Советское правительство официально аннулировало все тайные договоры царского правительства, ущемлявшие интересы Китая, отказалось от боксёрской контрибуции, всех привилегий и концессий, навязанных Китаю силой оружия. Тогда же всем китайским рабочим и их семьям было предоставлено право беспрепятственного проезда на родину. Из-за плачевного состояния железнодорожного транспорта и общей дороговизны до начала мятежа Чехословацкого корпуса воспользоваться этим правом успели около 40 000 китайцев. В октябре-ноябре 1917 года в поддержку новой власти начали формироваться первые целиком китайские красногвардейские отряды.
Второй период, с конца весны 1918 года и до конца Гражданской войны и окончательной победы над массовым бандитизмом, характеризовался двумя важными моментами. Прежде всего, большевики смогли наладить правильную пропаганду и агитацию среди китайских рабочих, разъясняя, за что они воюют. В стране начали выходить первые китайские газеты: «Китайский рабочий» и «Великое равенство» в Петрограде, «Красная армия» в Петрограде и Москве, «Коммунистическая звезда» во Владивостоке и Хабаровске. Во-вторых, прервалось сообщение с Китаем, и началась масштабная иностранная интервенция. В этой обстановке китайские рабочие чётко осознали, кто их главные враги, а ко многим интервентам они имели очень старые счёты.
С лета 1918 года по всей стране начали уже организованно формироваться китайские роты и батальоны, численность которых постоянно росла из-за хлынувшего потока добровольцев. Особняком здесь стоят китайские отряды, сражавшиеся в составе партизанских частей в Забайкалье и на Дальнем Востоке. Здесь китайские бойцы имели устойчивую связь с родиной, с китайскими социалистами и революционерами. Многие жители приграничных фанз уходили в партизаны из-за репрессий японских интервентов и казачьих атаманов. Командирами китайских отрядов чаще всего выступали бывшие ихэтуани и революционные офицеры китайской армии. Большой колорит действиям китайских отрядов на данном театре военных действий добавляла интервенция китайского правительства в виде амурской речной флотилии.
Мотивы вступления китайцев в красногвардейские и красноармейские отряды понятны и прозрачны.
Во-первых, это полное совпадение интересов китайских рабочих и большевиков. Здесь нужно отметить общее крайнее неудовольствие политикой царских властей и временного правительства; отношения большевиков с китайцами на равных и товарищеских началах и вытекающее отсюда сочувствие китайцев русским рабочим и крестьянам; надежду на мировую социалистическую революцию и революцию у себя в Китае: Сунь Ятсен не только горячо приветствовал Октябрьскую революцию, но и писал, что в Китае «отныне и впредь революция никогда не сможет завершиться успехом, если только Китай не возьмёт себе в учителя Россию». Китайские рабочие хорошо понимали, что такое солидарность. Так, на собрании китайских рабочих Верхнеудинска была вынесена резолюция: «Завоевания революции российского пролетариата считаем нужным защищать, для чего вместе с рабочими и крестьянами России и Сибири будем бороться плечо о плечо для защиты прав трудящихся всего мира». Сюда же надо отнести учёбу классовой борьбе и тактике революции, что впоследствии неоднократно подчёркивали ветераны интернациональных отрядов, вернувшиеся в Китай для продолжения революционной борьбы.
Во-вторых, правильная постановка агитации большевиками и выпуск газет на китайском языке. В агитации очень сильное влияние имела статья Ленина 1900 года «Китайская война». Из неё китайцы узнавали, что Ленин — единственный в России, кто открыто осуждал царское правительство за участие в кровавом подавлении Ихэтуаньского восстания. Для управления и координации набора интернациональных частей в Москве создаётся Военная комиссия по формированию интернациональных частей Красной армии при Центральной федерации иностранных групп РКП(б). Теперь специально уполномоченные комиссары разъезжали по стране, агитировали за вступление в интернациональные отряды и подавали в Комиссию списки добровольцев. То есть с китайскими рабочими общались их же земляки, которые прекрасно разбирались в политической обстановке и давали прямые ответы на самые важные вопросы. Самым известным китайским комиссаром был Шен Чен-хо.
В третьих, для большинства китайских добровольцев вступление в Красную армию означало обретение хоть какой-то стабильности и постоянного пропитания. Здесь важной составляющей была честность красных командиров в исполнении обязательств по обмундированию, питанию и денежному довольствию. Объясняется это не жадностью китайцев, а элементарной жаждой честности в договорных отношениях после нескольких лет сплошного обмана и надувательств. Своевременная выплата денежного довольствия для них была подтверждением честности борьбы русских товарищей и доверия к ним. Убеждение в честности большевиков и коварстве белых играли исключительную важность в настроениях китайцев.
В четвертых — землячество. Держаться земляков — крайне важный мотив. Так, боец отряда Якира Сюй Мо-линь вспоминал:
«Пришли мы (нас было несколько человек) к какому-то хутору, примерно в километре от северо-западной окраины Тирасполя, и видим: развевается какой-то странный флаг — красный, а у флага стоит боец-китаец. А для людей, хлебнувших горя на чужбине, встретить своего земляка — такое счастье, что словами не выразишь. Подошли мы к бойцу, поздоровались, потолковали по душам. Выяснилось, что это большевистский отряд и в нем много китайцев. Спрашиваем: «А нам можно в ваш отряд?» Боец тут же вызвал командира. Рассказали мы ему, как попали на хутор. Узнав, что мы трое суток не ели, он тут же приказал накормить нас. Так мы стали бойцами Тираспольского отряда Красной Армии».
Чаще же всего мотивы присутствовали во всей их совокупности. В декабре 1918 года в Петрограде был создан Союз китайских рабочих, который занялся насущными проблемами китайских кули: занятостью, условиями труда, информированием об обстановке в стране и взаимопомощью. Возглавил организацию известный китайский революционер и неординарная личность — Лау Сиу-Джау (Лю Шаочжу). Союз китайских рабочих окончательно дал китайцам чувство надёжности и защищённости со стороны большевистского правительства, что также поднимало дух китайских боевых отрядов.
Численность китайских комбатантов
Нижняя планка была определена историком Н.А. Поповым в 10 000 человек. Он учитывал только бойцов РККА, без сибирских партизан, первых красногвардейцев и сотрудников ВЧК. Китайский исследователь Пын Мин приводил цифру в 40 000 человек, которую считал минимальной. Однако в своих исследованиях он безоговорочно принимал на веру данные по численности сибирских партизанских отрядов, которая по объяснимым причинам завышались красными: белые часто перехватывали донесения сибирских партизан, и те специально для вражеской контрразведки завышали свою численность, чтоб выглядеть более грозно. Из этого числа необходимо вычесть порядка 5000 китайцев-трудармейцев, которые не держали оружие в руках, а помогали восстанавливать народное хозяйство, работали на железных дорогах и фабриках.
В итоге советские и китайские историки нашли компромисс: в научной литературе численность китайских интернационалистов в РККА стала указываться так: «порядка 40 000 человек, по минимальным оценкам». Наиболее точные цифры мы имеем только по фронтам в европейской части России, где и зародилось большинство слухов о массах китайцев в Красной армии: это от 8900 до 11 000 китайских бойцов за весь период Гражданской войны. Первое число — количество учётных карточек красноармейцев, второе — подсчёт по спискам красногвардейских отрядов и другим документам того времени. При этом следует учесть, как отмечал Н.А. Попов, большинство китайцев из красногвардейских отрядов служили потом в РККА и могли быть посчитаны дважды.
На туркестанском фронте, который представлял собой отдельный театр военных действий, в 1920–1922 гг. сражался 56-й (позднее 15-й) кавалерийский полк РККА численностью 800 сабель под командованием Ма Сан-чи. Этот полк сформировали на основе Отдельного дунганского кавалерийского полка и Уйгурского кавалерийского дивизиона, а все служившие в нём дунгане и уйгуры были китайскими поданными.
По численности китайцев в войсках ВЧК-ГПУ данных нет, однако кадры туда поступали из действующей армии, поэтому в подавляющем большинстве китайцы-чекисты уже должны быть учтены в приведённых выше цифрах.
Как видится автору, 11 000 китайцев, сражавшиеся в разное время на различных фронтах в составе пятимиллионной Красной армии, лишают миф об «ордах китайских наёмников» всяческой привлекательности.
Мифы же о китайских партизанах на Дальнем Востоке практически не слагались. Всем противоборствующим сторонам на этом театре военных действий были ясны мотивы китайцев, поэтому их участие в военных действиях представлялось совершенно органичным. Увы, как уже говорилось, точной численности этих бойцов мы не знаем.
На первом этапе Гражданской войны основным районом деятельности китайских отрядов стали Румынский фронт, Одесса, Петроград и Москва. В Одессе осенью 1917 года из портовых кули и фабричных рабочих была создана самая первая красногвардейская китайская рота Пи Кай-джина. Она входила в интернациональный отряд Адольфа Шипека, в котором помимо китайцев служили чехи, словаки и сербы, а также начинал свой путь в революцию самый известный сербский интернационалист Олеко Дундич.
После разгрома Колчака основная масса китайских бойцов участвовала в боях на Южном фронте против войск Деникина. Отдельные китайские отряды действовали в составе интернациональных соединений против петлюровцев на Украине. На данном этапе появились кавалерийские подразделения китайцев — в первую очередь они создавались в Первой конной армии из остатков батальонов Царицынского фронта, а также из осколков китайских отрядов, отступивших с Северного Кавказа.
В 1920 году на польском фронте действовали китайские ударные батальоны, сформированные из отрядов, воевавших на Украине, и Петроградского китайского батальона. В составе Первой конной армии сражалось несколько сот китайских сабель. Как известно, в той неудачной для РККА кампании часть ударной группировки в 12 000 человек прорвалась далеко вперёд и, будучи отрезанной от основных сил польским контрударом на Висле, приняла решение интернироваться в Германии. В числе этих 12 000 было 500 китайских бойцов, которых немецкие власти держали в отдельном лагере и агитировали остаться в Германии. Китайцы отказались и впоследствии были репатриированы вместе со всеми.
На Дальнем востоке китайцы сражались до окончательно разгрома всех контрреволюционных сил и ухода японских интервентов. В составе партизанских отрядов и регулярных частей Красной армии они преграждали японским интервентам путь в тыл Амурской красной армии в сражении у Бешеной протоки, освобождали Иркутск, дрались в знаменитом Волочаевском бою. Все китайские отряды формировались, как правило, вокруг сильных авторитетных личностей. Если к китайцам назначался командир не из их среды, то они устраивали ему дотошный расспрос по биографии, начиная с происхождения родителей и детских лет — китайцам было крайне важно досконально знать человека, которому они доверяли свою жизнь.
Командир, прошедший долгий, изнуряющий пересказ своего жизненного пути, хотя и терял значительное количество пота и нервных клеток, обретал беззаветно преданных бойцов, на которых мог положиться в абсолютно любой обстановке. Так, командир Харьковского партизанского отряда кавалер четырёх георгиевских крестов Третьяков пережил четырёхчасовой подробнейший расспрос, но впоследствии считал самой серьёзной потерей своего отряда уход «своих» китайцев во владикавказский батальон Пау Ти-сана.
Среди китайских командиров можно выделить четырёх наиболее успешных, знаменитых и талантливых — это Сан Фу-ян, Пау Ти-сан, Жен Фу-чен и самый успешный китайский партизан Дальнего Востока Сан Ди-у.
В мае 1918 года Сан Фу-ян принялся за организацию Московского китайского батальона, который формировался по адресу: Москва, Нижний лесной переулок, дом 2 — напротив храма Христа Спасителя. Тогда же Сан Фу-ян выступил со страниц газеты «Правда» с обращением ко «Всем революционным социалистам-китайцам» с призывом вступать в ряды Красной армии. Сформированный им в Москве батальон в 800 штыков успешно воевал в составе 21-го Московского полка особой бригады на Новохопёрском участке Южного фронта под Царицыным. Там китайцы получили самые похвальные отзывы от командира 16-й дивизии В.И. Киквидзе.
В апреле 1918 года решением Терского совнаркома был создан Владикавказский китайский батальон под командованием Пау Ти-сана (настоящее имя Пао Цин Шань). Пау был, наверное, самым «нестандартным» китайским интернационалистом: он был ввезён в Россию русским офицером в качестве слуги во время русско-японской войны. Здесь он смог получить образование и даже поступить в 1914 году в Петроградский технологический институт. Пау курил трубку, блестяще разбирался в различной технике и механизмах, ходил в кожаной куртке и обладал редким даже по китайским меркам хладнокровием.
Харизматичная личность Пау Ти-сана привлекала в отряд китайских рабочих, и к лету батальон насчитывал уже 800 штыков, став серьёзной опорой Советской власти на Тереке. В августовских боях за Владикавказ белые так и не смогли полностью взять город и понесли серьёзные потери из-за действий бойцов батальона, которые даже смогли захватить два броневика противника. Линейную церковь и здание бывшего воинского присутствия китайцы смогли удержать до подхода основных сил красных. Двухорудийная «русская» батарея батальона, которой командовал легендарный артиллерист Ф.Е. Тасуй, смогла закрепиться на окраине города в Курской слободке и оказывала огневую поддержку сражавшимся в окружении бойцам. Впоследствии батальон принял участие в беспримерном марше на Астрахань, где пополнился астраханскими китайцами-грузчиками. Батальон принял участие в освобождении Северного Кавказа, а сам Пау в 1922 году был переведён на Туркестанский фронт командовать Мусульманскими кавалерийским дивизионом.
Жен Фу-чен также оказался редким исключением среди китайских интернационалистов. Он был кадровым офицером китайской армии, а после увольнения стал строительным подрядчиком. В Россию он приехал как подрядчик китайских рабочих на Алапаевские заводы. Среди подрядчиков выделялся кристальной честностью, чем в революционные годы сплотил вокруг себя местных китайцев и сформировал красногвардейский отряд. Вскоре отряд разросся до батальона, а затем полка 3-й бригады сводной Уральской дивизии, впоследствии 29-й стрелковой дивизии РККА.
В первом же бою 29 октября 1918 года китайский батальон, перейдя реку Актай, выбил противника из двух рядов окопов и отбросил его к Верхотурью. Однако белым удалось отрезать подход подкреплений красных, и они весь день контратаками пытались выбить китайцев с новых позиций. Видя, что к ним не пробиться, комбриг И.П. Вырышев отдал приказ на отход. Китайцы не только пробились обратно к своим, но и привели много пленных. После этого боя их батальон стали ставить на наиболее важные участки фронта. В конце осени 1918 года батальон был объединён с китайским батальоном знаменитого крестьянского полка «Красных орлов», а также прибывшим в Пермь из Москвы китайским батальоном Ли Хан-чина. Новое формирование стало называться «225-й Китайский интернациональный стрелковый полк». Полк принял участие в боях за Нижний Тагил, а затем сдерживал наступление колчаковских отрядов.
Осенью-зимой 1918 года Уральская дивизия участвовала в ликвидации наступательных операций чехословацкого корпуса по обходу левого фланга 3-й армии в районе города Верхотурье. В ноябре 1918 года полк вёл тяжёлые бои с колчаковцами. 29 ноября около станции Выя белогвардейцам удалось окружить Китайский полк, а также 17-й Петроградский и пришедший им на помощь 1-й Камышловский полки. Жен Фу-чен сумел остановить панику в рядах и лично возглавил контратаку на прорыв. Красным удалось вырваться из окружения, однако сам Жен Фу-чен пал смертью храбрых.
Сан Ди-у был самым результативным китайским партизаном на Дальнем Востоке. Бил всех — японцев, семёновцев, калмыковцев, меркуловцев, враждебных хунхузов, гонялся за Унгерном. Пустил под откос паровоз американских интервентов. Будучи глубоко старше 40 лет, лично ходил в рукопашные. Основной базой пополнения отряда Сан Ди-у были приграничные амурские китайские фанзы, а также таёжные охотники. Отряд действовал совместно с красногвардейским отрядом амурских грузчиков И.П. Шевчука.
Сан Ди-у родом из Хэйлунцзяна, был участником Ихэтуаньского восстания. С 1902 года он с племянником (сыном повешенного англичанами брата) жил в Приамурской тайге на российской территории. Был старшиной — выборным главой отрядов самообороны местных промысловиков, регулируя конфликты с местными бандитами. В 1913 году Сан Ди-у поступил работать на мельницу Ти Фон-тая в Хабаровске, где была ячейка китайских социалистов. Там он стал сначала социалистом, а потом и убеждённым коммунистом. Был четыре раза ранен, умер от ран 11 сентября 1924 года в хабаровской больнице Красного Креста.
В наивных любительских строчках, опубликованных в 1924 году в Сарапуле в «Сборнике пролетарской поэзии», перечислены все главные герои китайских интернационалистов:
Красные китайцы!
Белые от них бегут
Как лесные зайцы.
Здорово воюют,
Скачут, скачут на конях -
Все враги горюют.
Это партизаны.
На Амуре интервентам
Наносили раны.
Китайские товарищи!
В 41-м Уросозерском красногвардейском полку И.Д. Спиридонова сражалась 3-я китайская рота, которой командовал рабочий Ван Шу-шань. Позднее на участке северного фронта Усть-Ваеньга — Холмогоры — Архангельск в отряде героя гражданской войны Хаджи-Мурата Дзарахохова сражался китайский отряд Жан Вин-ки. За мужество и героизм, проявленные в боях с англо-американскими интервентами и белогвардейцами, Жан Вин-ки был представлен к ордену Красного Знамени. Отряд состоял в основном из бывших работников Мурманской железной дороги, которые уже весной 1918 года сражались в полку И.Д. Спиридонова. Бойцы отряда питали особую ненависть к англичанам, так как их костяк состоял из ветеранов Ихэтуаньского восстания, сидевших в английских и немецких концлагерях.
В апреле 1918 года в латвийской Куправе юго-западнее Пскова был сформирован китайский рабочий батальон численностью 307 штыков, которым командовал некто Болдырев, а заместителем был Лю Гуан-лян. Батальон влили в 461-й стрелковый полк РККА. К лету в Петрограде сформировали полнокровный Петроградский китайский интернациональный батальон, который почти без перерывов держал фронт на Псковском направлении.
В 1918 на Северном Кавказе был сформирован китайский батальон 292-го Дербентского полка 33-й Кубанской дивизии, которым командовали комбат Ян Жунь и комиссар Цай Шань. В том же 1918 году в Москве сформировали Китайский рабочий батальон в 1800 штыков, который принял участие в боях на Урале, а в Самаре сколотили китайский батальон имени Карла Маркса в 500 штыков, который отправили на подавление Ярославского мятежа, а затем на Украину.
Китайцы в бою
Китайцы демонстрировали лучшие боевые качества, которые за ними единогласно признавали как свои, так и противники: хладнокровие, смелость и презрение к смерти. Красные командиры добавляли к этому набору исключительную дисциплинированность, ответственность, надёжность, неприхотливость, храбрость и, что важно, трезвость.
Трезвость и дисциплина. Пау Ти-сан на похвалу командования о дисциплине в батальоне отвечал:
Весной 1919 года станица Константиновская на реке Северский Донец несколько раз переходила из рук в руки. В ней было складировано большое количество спирта и самогона. Эти бои достаточно широко известны как в белой, так и в красной мемуаристике под названием «пьяные бои» и «пьяное село». Бойцы обеих сторон постоянно перепивались при взятии станицы, и противник легко выбивал их оттуда, тут же сам попадая в «пьяную» ловушку.
Окончательно станица была занята лихой атакой Преображенского стрелкового полка 16-й стрелковой дивизии 9-й армии красных. После того как белые оставили село, бойцы, невзирая на угрозы командиров, также разбрелись по селу в поисках спиртного и вскоре перепились. Не пила только китайская интернациональная рота полка, которая заняла несколько дворов на окраине станицы и установила по периметру пулемёты.
На рассвете белые ворвались в станицу и принялись колоть штыками спящих красноармейцев. В селе поднялась паника, самые трезвые бойцы бросились в периметр китайцев. Китайцы встретили белых слаженным пулемётным и ружейным огнём, но те перегруппировались и стали брать китайцев в кольцо. Исход боя решила загодя отправленная балкой в обход станицы тачанка, которая выскочила на возвышенность и стала бить из пулемёта по тылам белых. Те решили, что их окружили, заняли круговую оборону и оставались в ней, пока к станице не подошли на выручку части 23-й дивизии РККА.
Хладнокровие.
«Китаец — он стоек, он ничего не боится. Брат родной погибнет в бою, а он и глазом не моргнёт: подойдёт, глаза ему прикроет, и всё тут. Опять возле него сядет, в фуражке — патроны, и будет спокойно патрон за патроном выпускать. Если он понимает, что против него враг (а наши тираспольские китайцы понимали это — много над ними румыны издевались, пороли), то плохо этому врагу. Китаец будет драться до последнего».
Храбрость. Корреспондент петроградской газеты «Вооружённый народ» в номере от 4 октября 1918 года писал:
«Вчера мне удалось побеседовать с героями-интернационалистами 1-го Камышловского полка — того, где храбро погиб один из преданнейших рабочему классу и революции т. Усиевич. Товарищи прибыли с Уральского фронта раненые, но полные энтузиазма и решимости бороться до конца. До полной победы пролетариата всех стран. Среди них имеются красноармейцы — эстонцы, латыши, мадьяры, немцы, китайцы. Лучшие из них — китайцы. Бесстрашно смотрят они в глаза смерти; истекая кровью, затыкая тряпками раны, крича «уля», бросаются они в атаку. Китайцы терпеливы, не требовательны, команда им даётся на китайском языке; остальные интернационалисты следуют примеру братьев Востока».
Стремление доводить дело до конца. В 1919 году к красному 3-му Кубанскому кавполку прибилось девять китайцев-добровольцев во главе с Ча Ян-чи. Казаки выдали им бурки, шашки, шапки-кубанки и много смеялись — китайцы не умели ездить верхом.
Осенью 1919 года полк вёл бои за село Лиски. Наступление шло хорошо, пока из-за окраинных домов не выехали английские танки и метко не положили пулемётные очереди прямо в гущу наступавших. В эскадроне, где служили китайцы, сразу убило командира и его заместителя. Полк побежал. Танки поехали было вдогон, но опустился густой туман, и за дальнейшими указаниями экипажи отправили в деревню вестового, а сами остались в машинах. Из тумана вышли девять китайцев, засунули в смотровые щели стволы винтовок и открыли огонь. В одном танке убили весь экипаж, второй смог завестись и уехать. Захваченный танк участвовал в московском параде 7 ноября 1919 года.
Самоотверженность. Во время августовских боёв 1918 года за Владикавказ белые казаки так и не смогли полностью взять город во многом из-за трёх китайских пулемётчиков на колокольне Линейной церкви. Ван Дэ-шин, Ко И-лу и Ти Фун-чо успели в последний момент занять выгодную позицию с большим запасом патронов. Они держали под обстрелом главные улицы города и прикрывали огнём своих сослуживцев, державших оборону на втором этаже воинского присутствия. Пулемётчики продержались все 12 дней осады и под конец пили собственную мочу, отдавая всю воду пулемётам. После освобождения города полностью обессиленных и обезвоженных пулемётчиков пришлось спускать с колокольни на руках.
Тогда же караульный взвод китайского батальона оказался отрезанным в здании воинского присутствия. Китайцы отступили на второй этаж, забаррикадировали окна и успешно отстреливались. Белые заняли весь первый этаж и оказались взаперти — двор простреливался из окон верхнего этажа, а улицу поливали огнём пулемётчики с колокольни Линейной церкви. Ночью белые прислали в здание подкрепления для решительного штурма. Однако у китайцев оказался значительный запас гранат, которые те привязывали к точно отмеренным верёвкам и как маятник забрасывали в окна первого этажа. Белые понесли тяжёлые потери, а китайцы, пользуясь паникой, смогли взорвать каменный забор во дворе и уйти. Многочисленные мемуары красноармейцев отмечают готовность китайских бойцов к самопожертвованию. Так, ветеран Шахтёрского донбасского батальона П. Кусков вспоминал:
«Дело было в мае 1919 года под Ясиноватой. Получилось так, что наш красноармейский отряд 74-го полка попал под огонь деникинцев с двух сторон. Стало невмоготу, а отходить без прикрытия нельзя — перестреляют всех. Был с нами китаец, он пришёл в отряд недавно. Мы даже не знали его имени. Он сказал нам: «Ничего, я останусь…» Укрылся за скирдой соломы и открыл по деникинцам огонь. Атака белогвардейцев задержалась, и мы смогли выйти из-под обстрела. Безымянный китайский товарищ отдал жизнь за нас. Вечная ему память».
Казаки гарцевали в отдалении, время от времени подъезжая и стреляя по плотному строю. Красные подбирали упавших и молча продолжали идти. Получив подкрепления и поняв, что у красных нет патронов, казаки атаковали в шашки на галопе, в разреженном строю. В красном отряде была рота китайцев-интернационалистов. Её командир Сун Цзы Бин «подал какую-то горловую команду», и китайцы группами по два человека бросились на налетающих казаков — один впереди и один чуть сзади. Тот, что впереди, как бы подставлял себя под удар шашки, но неожиданно приседал и, прикрываясь винтовкой, отводил удар в стороны. В ту же секунду второй китаец протыкал всадника штыком. Видя такое дело, одесские моряки из отряда с криком «полундра» тоже бросились в штыки, за ними остальные.
Уже упоминавшийся Сан Ди-у на Дальнем Востоке так убил японского кавалерийского офицера:
Строить оборону с таким количеством боеприпасов было бесполезно. Китайцы разобрали пути, взяли кирки, лопаты, заступы и стали вяло имитировать ремонт дороги, благо были все в своих рабочих робах. Вскоре на них выехала разведка белых. Китайцы бросились к ним, наперебой крича, что начальство сбежало, и требовали хлеба и денег. Следом подъехал английский отряд в несколько солдат. Белые объяснили англичанам проблему, и те, не обращая никакого внимания на китайцев, стали осматривать пути. Китайцы всех незаметно окружили, по условному знаку достали спрятанные под хламом винтовки и в упор всех застрелили. Забрав оружие, китайцы ушли в Петрозаводск.
В китайском полку 3-й бригады Уральской дивизии никто, кроме командира, не умел читать по-русски. Жен Фу-чен попросил на всех бумагах, отправляемых в полк, вырезать на печатях маленький уголок, по которому китайцы определяли подлинность предъявляемых документов. Таким образом бойцы полка задержали двух белых шпионов, которые предъявляли часовым пропуска и требовали пропустить их.
Сплетни об ордах китайских наёмников, разобранные ранее, появились, когда белые стали терпеть поражения на всех фронтах, и их надо было как-то оправдывать. Собственно, на пике войны противники рассказывали о китайцах, что они участвуют в некоем заговоре против России и являются шпионами, ужасно кровожадны и корыстны, любят мучить русское население, насилуют без разбора всех женщин и пьют кровь младенцев.
У печально известного слуха о том, что китайцы поголовно немецкие шпионы, есть совершенно конкретный автор — Фома Райлян. В марте 1918 года при известии о формировании Китайского петроградского батальона в «Новой петроградской газете» он опубликовал статью, в которой все китайцы, проживавшие в Петрограде, обвинялись в шпионаже в пользу Германии. Газету привлёк к суду Союз китайских рабочих Петрограда, но статью перепечатали различные белогвардейские газеты, и слух стал активно использоваться в антибольшевистской пропаганде.
Это привело к первым расправам над попавшими в плен китайскими бойцами. Так, когда отряд Якира проходил пограничные пункты и сдавал по условиям Брестского мира оружие, одну из безоружных колонн атаковали два эскадрона белоказаков. Русских из колонны взяли в плен, а роту китайцев из Тираспольского батальона изрубили как «изуверов, нехристей и немецких шпионов». Эта сплетня, нелепая сама по себе, после учинённой расправы сильно ожесточила китайцев. Их можно понять: именно китайцы держали развалившийся фронт, сдерживая румын и немцев и тем самым защищая территорию бывшей Российской империи…
Что касается слухов о некоей особой жестокости китайцев — они имеют совершенно прозрачную основу, которую можно разделить на два фактора.
Во-первых, человеку свойственно приписывать чужакам самые отрицательные качества, и на любой войне об «экзотических» подразделениях противника всегда ходят подобные слухи. Работает и пропаганда, показывая, что на стороне врага сражаются жестокие и беспринципные наёмники. Китайцы были наиболее «другими», ни на кого не похожими и непонятными участниками Гражданской войны, чем вызывали страх у противника.
Во-вторых, в начале лета 1918 года, когда белые достигли больших успехов и отряды красных, часто поддаваясь панике, оставляли позиции и сдавались в плен, именно китайские отряды сражались до последнего человека, нанося противнику урон и ожесточая его «бессмысленным» сопротивлением. Китайцы в бою никого не щадили, так как считали, что бесполезно воевать, не уничтожая врага. Если же противник сдавался до боя, то его охотно брали в плен — правда, это перестало работать без прямого приказа командования на Южном фронте после мелитопольской трагедии. У китайцев не было душевных терзаний, так как они чётко разделяли лагеря Гражданской войны на «своих» и «чужих». Ветеран Ван Фунь Шань писал: «Сердце радуется, когда сразишь ещё одного врага. Значит, день прожит не зря».
На службу в органы и войска ВЧК-ГПУ китайцев брали по тем же мотивам: они были неподкупны, дисциплинированы, преданы Советской власти. Кроме того, в ЧК китайцы играли ещё и роль сдерживающего фактора: не секрет, что красные в тот период имели большие кадровые проблемы, в органы часто попадали случайные люди, действия которых могли приводить к мятежам и восстаниям. Протоколы заседаний ревтрибуналов часто содержат расстрельные приговоры руководителям местных ЧК, но только расстрелами проблему было не решить. В числе прочих мер по укреплению дисциплины было и создание китайских отрядов при уполномоченных органах: китайцы подтягивали дисциплину до своего уровня, моментально чувствовали обман и своим присутствием удерживали уполномоченных работников от противоправных действий.
«Большевики откатились на запад. Мы шли по их тылам. У трактира, памятного по Крымской кампании 1854 года, мы увидели в громадной лощине катящиеся цепи красных. Артиллерия открыла по ним ураганный огонь. Наша конница поскакала в атаку. Тысячи полторы красных было взято в плен. Конница гнала большевиков, не останавливаясь, и вдруг затопталась в беспорядке на месте. Она наткнулась на батальон китайцев. Китайцы встретили нашу кавалерию залпами с колена. Отчаянные потери. Едва ли не четверть всадников переранена и перебита. Смертельно ранен в живот ротмистр Михайловский. Быстрая атака пеших разведчиков и 1-го батальона опрокинула китайцев. Человек триста захватили в плен. У многих были на пальцах золотые обручальные кольца с расстрелянных, в карманах портсигары и часы, тоже с расстрелянных. Азиатские палачи ЧК, с их крысиной вонью, со сбитыми в чёрный войлок волосами, с плоскими темными лицами, ожесточили наших. Все триста китайцев были расстреляны».
«На жалованье китайцы очень серьёзно смотрели. Жизнь легко отдавали, а плати вовремя и корми хорошо. Да, вот так. Приходят это ко мне их уполномоченные и говорят, что их нанималось 530 человек и, значит, за всех я и должен платить. А скольких нет, то ничего — остаток денег, что на них причитается, они промеж всеми поделят. Долго я с ними толковал, убеждал, что неладно это, не по-нашему. Всё же они своё получили. Другой довод привели — нам, говорят, в Китай семьям убитых посылать надо. Много хорошего было у нас с ними в долгом многострадальном пути через всю Украину, весь Дон, на Воронежскую губернию».
«Формирование китайских красноармейских интернациональных отрядов в России происходит по почину самих китайских рабочих организаций, их собственными силами и собственными командованием и притом исключительно из китайских революционеров-добровольцев, и никакая клевета, ни угрозы, ни жестокости, учиняемые войсками Колчака, Деникина и Юденича над китайцами с молчаливого поощрения Антанты, не запугают китайцев».
Женский вопрос
Сплетни о массовых изнасилованиях — один из древнейших инструментов пропаганды. На любых войнах они усиленно распространяются конфликтующими сторонами, а реальные случаи раздуваются до немыслимых пределов. В то же время в затяжных военных конфликтах одним из важнейших факторов победы является армейская дисциплина, и противоборствующие стороны всегда стремятся поднять её на должный уровень. При столкновении регулярных армий обыкновенно побеждает та, в которой сильнее дисциплина — это азбучные истины, которым следовали как красные, так и белые, и даже отдельные «идейные» отряды анархистов.
Случаи изнасилования могут мгновенно обрушить дисциплину, и для любого вменяемого командования это служит сигналом для наведения порядка и репрессий в частях. На войнах этим обычно грешат иррегулярные части, банды дезертиров и уголовников, которых в избытке хватало на Гражданской. Китайцы служили в регулярных подразделениях и были оплотом дисциплины в них. На Дальнем Востоке Китайские партизаны сражались в основном с японскими интервентами и белоказачьими отрядами, опираясь на свои же китайские фанзы. Все слухи о массовых изнасилованиях китайцами русских женщин — обычная, ничем не подкреплённая военная пропаганда. Дела обстояли с точностью до наоборот, о чем говорят сами русские женщины.По отношению к русским женщинам забитые бесправные кули испытывали восхищение пополам со стеснением, сознавая полную их недоступность. После того как революция дала им равные права и винтовки, китайцы старались возвыситься в своих глазах и глазах окружающих, в их сознании не было места грязным приставаниям, которые вообще претят китайской культуре. В этот момент, неожиданно для самих себя, китайцы стали замечать неподдельный интерес со стороны женщин. Так, зимой 1918 года белые попытались насильно мобилизовать китайских шахтёров с шахты «Горняцкая» на Донбассе, и, когда те отказались, заперли их в холодном вагоне на трое суток. Спасли китайцев местные женщины, которые по ночам, подкупив караульных, проносили китайцам горячую пищу.
Начиная с 1919 года начинают регистрироваться браки китайских интернационалистов с местными женщинами — в основном это были раненые и демобилизованные бойцы, так как китаец не женится, пока дело не закончит. Лейтмотив у русских невест был примерно одинаков: работящий, непьющий, покладистый, тихий, любит, всё несёт в дом и, главное — не бьёт! Семейственность и уважительное отношение к супруге сильно выделяли китайцев на общем фоне. Многие жёны китайцев, потеряв мужей, отказывались повторно выходить замуж, считая, что лучше человека им не встретить.
Так, вдова пулемётчика Су Ло-дю Вера Андреевна с 1924 года хранила верность умершему мужу, считая, что «лучше моего Коли и быть никого не может». Вдова китайского бойца Ти-сана Вера Адамовна вспоминала в 1957 году: «Мой Саша в красногвардейцах ходил, потом с бандитами воевал. Весь изранен, а человек тихий, смирный, беззлобный. Не пил и голоса на меня никогда не повысил. Любила я его — передать не могу как».
Китайцы, женившись на местных женщинах, уже не помышляли о возвращении на родину — они становились советскими гражданами, работали, растили детей. Если набрать на сайте «Подвиг народа» типичные китайские фамилии вроде «Ли» или «Ван», можно увидеть имена детей китайских интернационалистов.
Во Владикавказе китайцы устроили празднование «Дуань-у» в честь дракона-повелителя влаги, защищающего крестьянские посевы от засухи. Повара весь день кормили всех желающих лапшой чаньмянь, а по территории части под звуки барабанов плясал самый настоящий дракон, сделанный из запасов кумача. Вечером китайцы напекли традиционных печений с пожеланиями и отпустили их на листочках в реку — все они были выловлены местной детворой.
В городе Грозном при захвате его частями генерала Деникина белые согнали всех раненых и больных красноармейцев на городское кладбище и изрубили шашками. Пулемётчик Цзи Шоу-шань получил сабельное ранение головы, очнулся в общей могиле глубокой ночью, смог из неё выползти и добрести до ближайших домов. Русская женщина Надежда Артёмовна Хохлова подобрала его, выходила и прятала от белогвардейских патрулей. Когда Цзи совсем оправился, она помогла ему бежать из города, указав, где по слухам собираются партизаны. Цзи впоследствии все свои красноармейские деньги перечислял Хохловой, которую называл мамой.
Хуан Синь-чуань из полка «Красных орлов» в тяжёлом оборонительном бою был ранен в обе ноги и потерял сознание. Его нашли местные русские жители, принесли в дом, спрятали от белых и выходили. В 1936 году, будучи мастером московского автомобильного завода, он их разыскал, взял отпуск и приехал в гости с подарками.
Те же артели, которые не имели никаких известий из внешнего мира, зачастую соглашались воевать при условии своевременной оплаты: белые, анархисты, националисты и прочие силы ничего другого предложить им не могли из-за отсутствия внятной и понятной китайским рабочим идеологии. Наёмные китайские отряды были в армиях Колчака и Деникина, Петлюры, атамана Семёнова. Они были ненадёжными, часто дезертировали, и при случае быстро переходили на сторону красных.
Единственные относительно устойчивые наёмные китайские отряды сражались в армии Юденича, который смог наладить правильную агитацию среди китайских рабочих, пресекал вспышки расизма в своих частях и заключал с китайцами подробные контракты. Однако, когда у Юденича случались перебои в денежном снабжении, китайцы также легко переходили на сторону красных либо дезертировали.
Кроме того, на территориях, подконтрольных антибольшевистским силам, китайских рабочих эксплуатировали так же, как и в период Первой мировой войны, только деньги платили уже «ненастоящие»; ещё хуже обстояло дело с продовольствием и одеждой. Из среды мирных китайцев часто брали заложников, когда узнавали о действиях на фронте красных китайских батальонов. При освобождении территории страны Красной армией китайские рабочие сразу же видели огромный контраст по отношению к своим соотечественникам по разные стороны фронта, получали вести с родины, могли получать китайские газеты и по распределению устраиваться на реально оплачиваемые работы.
«Мы, китайцы, живущие в СССР, приехали сюда во время империалистической войны, так как тогда в России был большой спрос на рабочую силу. Мы думали, что нам придётся здесь жить 6–7 месяцев. Последующие события задержали нас в СССР. Во время гражданской войны и революции мы приняли активное участие и на опыте русской революции учились классовой борьбе».
Остальные китайцы, уже имевшие русских жён, привыкшие к новой родине, оставались здесь, поступая на работу и в учебные заведения. Тысячи китайцев трудились в народном хозяйстве, помогая восстанавливать страну и участвуя в первых пятилетках. Так, Ча Ян-чи окончил ростовский сельхозтехникум, выучился на агронома и стоял у истоков рисоводства в Чечено-Ингушской АССР.
Шан Чжэнь из Таньшаня работал на той самой шахте «Горняцкая», на которой белые пытались силой заставить китайцев вступить в их ряды. Он прошёл всю Гражданскую рядовым бойцом китайского батальона. В 1921 году Шан Чжэнь демобилизовался, вернулся на Донбасс восстанавливать повреждённые деникинцами шахты и женился на местной девушке, которая носила ему хлеб в памятном 1918 году.
Первую пятилетку Шан Чжэнь встретил бригадиром на своей уже родной Горняцкой. Во второй пятилетке его бригада досрочно выполнила и перевыполнила план, за что получила звание передовой. В июле 1941 года всех молодых шахтёров, включая сына Шан Чжэня, призвали в армию и отправили на фронт. Сам Шан Чжэнь ездил добровольцем рыть окопы под Киевом, но через три месяца вернулся на шахту, где стало почти некому работать. В июле 1942 года Шан Чжэнь эвакуировал всех работников и оборудование на Урал и помог заминировать шахту.
18 июля 1942 немцы выбросили десант рядом с шахтой, завязался ожесточённый бой. В 11 часов утра, когда рукопашный бой уже кипел вокруг шахты, поступила команда на взрыв. Взорвав шахту, Шан Чжэнь с группой красноармейцев под градом пуль прорвался из кольца. Проделав свыше 3000 километров, он разыскал свою бригаду в Челябинске. Там же ему вручили похоронку на сына. В январе 1945 года Шан Чжэнь вернулся на свою Горняцкую шахту и руководил работами по её восстановлению. 7 ноября 1947 года указом Президиума Верховного Совета СССР за доблестный и самоотверженный труд бригадир Шан Чжэнь был награждён орденом Ленина и медалью «За восстановление угольных шахт Донбасса».
В постсоветское время на волне стихийной декоммунизации многие памятники китайским бойцам оказались снесены или заброшены. Тем удивительнее следующий факт: уже в новое время, в 1993 году, администрацией Свердловской области на станции Выя был установлен памятник героям отряда Жен Фу-чена, погибшим в героической атаке.