Часть 1. Город Сибирской монеты
Давно это было. Так давно, что никто уже и не припомнит, как всё начиналось. Однако старые люди рассказывают, что еще при царе Иване-четвертом, грозном и справедливом, в краю между Каменным поясом и Студеным озером, у подножия Синюхи горы, нашли рудознатцы богатства великие, запасы меди червлёной да благородного серебра. Только сокровища те не взять было, покуда дорогу через Змеиные горы стерегли грозные воины зюнгорского хана Хара-Хула.
Время шло, в державе нашей на престол взошел молодой царь Петр – сын Алексея Тихого. Юный государь сразу и повелел – руду из-под земли подымать и металлы для пользы государства извлекать. А кто отважится на такую работу, тому вольную обещал. Быть свободным, стало быть. Прослышали про то мастеровые люди, да и решили – лучше голодными, да вольными, чем с хлебом и солью, но подневольными. Собрались мастера со всех краев государства нашего - от камышовой кромки Дона-реки до олонецкого Севера, и пошли завод ставить.
Шли долго, много в пути разной небывальщины повидали, да чудес повстречали. Не намочив ноги переправились через раздольную реку, Матушку Иволгу; звериными тропами перебрались через Каменный пояс державы; в Тайменьских болотах долго плутали, да комаров кормили, лишь на второе лето к Великой таежной равнине вышли. На медовый Спас мастера встали в заповедном краю таежной Сибири – впереди Байкал-батюшка, слева Студеное море, справа Белуха-гора с ее Беловодьем. А за горою Великая Степь с людьми мунгальскими, да желтая Страна Мандаринов. Тут и стали думать, где завод править – ближе к руднику или там, где леса обильно. Выбирали долго, то на протоке Бобровой примерялись, то на речке лесной – Касмалинке. Однако место выбрали толковое – между двух рек, большой и малой – матери и дочки, аккурат на кромке соснового бора. Ни ураган не накроет, ни степняк не подберется, ни зверь из лесу по случаю не забредет. Большой реке имя нашлось сразу. В первый же день услышали мастера, как с обрыва запела в небе летящая стрела уходящего кочевника – Обь-ю-ю-ю, так Обь-рекою и назвали, а малую на местный манер запомнили – Борон-аур. Лишь по весне закликали заводские речку по-своему, шутейно – Черной, за темный ил, что приносила она из Великой Степи. Тут же из звенящего кедра и желтой сосны дома себе поставили – теплые, красивые, с мятным запахом смолы. За лето выросли две улицы, Малые и Большие Олонцы, чтобы помнить, откуда пришли. Долго или быстро, теперь уже и не скажешь, но как только срубили мастеровые люди себе избы, так принялись у Черной речки завод ставить: печи из жаропрочной глины и песка блестящего сладили, от далеких Змеиных гор руду на санях повезли, уголь древесный на делянах лесных заготовили, а к лету печи раздули, да металл взялись плавить. Всем работы хватало, одни руду подвозят, другие у горна стоят, а третьи серебро отливают для державы великой, да в столичный город Питер обозами направляют. А медь, что при отливке оставалась, пока на заднем дворе ровными штыками складывали. Ладно работали мастера, так что слава о городе быстро полетела во все концы. Скоро и имя для поселения подоспело, звонкое, как монета чеканная. Жители соседних городов – Собольска и Котомска прозвали новую заводскую крепость на Черной речке Борон-аур не как-то, а уважительно – городом Серебряным.
От дружной работы город подрос, появились у него новые улицы и даже кварталы. Разбились мастеровые по разным промыслам, самые опытные так при заводе и остались, по-прежнему серебро да медь для царя и народа державного плавили. Там, где дальняя городская застава, на обрыве Большого Глядена, кузнецы сложили из кирпича кракакотовую жаркую кузню, а в Подгорье – механическую мастерскую. Здесь мастеровой Ваня Ползунов сладил невиданную огнедышащую машину, что плавильщикам в работе помогала – большие меха надувала. Узнали про машину в королевствах у Последнего моря, стали посылать своих гонцов. Посмотреть на машину приехал хитрый заморский гость из Сметанного Амбульона. В зеленом камзоле и напудренном парике, он ходил вокруг огнедышащей машины, щелкал языком, смотрел на механизмы через стекла очков и тяжело вздыхал:
– О, манный год. Какой есть хороший прожект. Ми есть лучший меканикус всего Амбульона – Джем Повидлович Ухват. Разреши мне, Ванья, твой машин рисовать немножко?
- Да рисуй, сколько хочешь, Джем. Мы, Повидлыч, русские люди, не жадные – отвечал Ваня Ползунов.
Где Черная речка впадает в Обь-реку, распахнулись привольные улицы Луговые. Здесь поселились жители вольных лугов. Растили они на дальних полях за Волчьей гривой золотую пшеницу, вдоль Гоньбы пасли тучные стада, за Обь-рекою косили луговое разнотравье, а потому и кормили горожан горячим хлебом с рыжим припеком, да жёлтым-прежёлтым маслом. А над заводом, на самой вершине обрыва у кромки ленточного бора, поселились жители леса. Никто так не любил зеленый бор, как жители Нагорья. Каждая тропка и каждый куст был знаком нагорным жителям. Лесными дарами – грибами, орехами да ягодами одаривали они тех, кто жил и трудился в городе Серебряном. Сухих сосновых дров и угля древесного жители Нагорья запасали городу вдоволь.
Вскоре заводские мастеровые сладили на Черной речке большой пруд, вода с шумом падала с вершины запруды, весело бежала по деревянному желобу, приводя в движение умные машины и искусные механизмы крепости. Так и выросла на городской оконечности заимка Большого пруда. Крепкие жители заимки, полюбили они свое рукотворное озеро и сладили над ним подвесные мостки, соединили из края в край Прудские улицы от Подгорья до Нагорья. С вечера ловила заимка серебристую рыбу, а с утра разбегался промысловый люд по мосткам во все концы, неся жителям города большие корзины с речными дарами: стерлядкой и щуками, окунями да пестрой сорогой. Ешьте братья, сколько хотите.
Жил город при разных царях и при всякой власти город Серебряный пользы был великой. Вот приказала как-то царица Екатерина Великая:
– Молодцы мои! Начеканьте мне особых денег медных, чтобы были они с изрядной долей серебра и малой толикой золота. Чтобы с одной стороны был мой вензель, а с другой хочу соболей видеть. Я для нашей северной державы, на ваши сибирские монеты у виргинцев Коляску, а у гишпанцев Сань-Франциску окончательно откуплю. Подумали мастеровые, приготовили сковородку большую, штампы тяжелые, запрягли воду прудскую, да давай чеканить монету Сибирскую. Работали мастера целый год от зари до зари, наштамповали монет медных тысячу бочек, да и отправили по царскому указу во все концы от полуострова Ставрида до Опоньского царства.
А то царь Александр, любимый сын Павла Мальтийского повздорил с французским императором Бонапартом. На поле Пончиковом, не поделили они маленький город Аустерлиц. Обиделся император на нашего царя, собрал войско из двенадцати королевств, ночью построил мост через речку Березовую и пошел войной. Взмолился тут наш царь – братики-сударики, сделайте мне из вашей особой меди, грозные пушки-единороги, да пришлите к Бородинскому полю, там мой фермаршал с Бонапартом Пончиковым биться будет. И то верно, сделали мастера всё, как просил их царь, прислали пушки медные, калибра разного. Одержал победу одноглазый фермаршал по прозвищу Хитрая Лиса, ударил по неприятному войску так, что бежал Бонапарт три дня без остановки, мимо ганзейского города Одеколона до галантного города Париса.
Время летело, город вырос, жил вольно, но однажды привели в него узников, а с ними в богатой кибитке прибыл депеш-кульер с сургучным предписанием. Вот вам мастеровые люди задание секретное от царя нового – Николая Ударялкина. Защелкните бунтовщиков в цепи кованные замком особенным, а ключ от того затвора я царю увезу. Задумались мастеровые люди, отвечают депеш-кульеру:
– Нехорошее это дело людей ни за что в цепи заковывать.
Отвечает царский посланник:
– То не люди, а бунтовщики против царской воли пошли. Целый год они царя уговаривали, а в декабре против него на Законодательной площади встали. Освободи простой народ как в городе Серебряном и конституцию нам подавай, а то мы с площади не уйдем. Вот царь и приказал их в кандалы заковать.
– Не будем декабристов в цепи заковывать.
Осерчал депеш-кульер, повез узников дальше, за студеное Байкал-озеро, через степи Акатуйские к Петровскому заводу. А когда вернулся в столицу, царю нажаловался про то, как ослушался царской воли город мастеров – город Серебряный.
Осерчал царь и послал две ватаги, покорить вольнодумцев. С разных концов вошли незваные гости – одни от крепости Семь Палат, вторые по главному Московскому тракту въехали. Собрался город на Соборной площади, решили гостей послушать.
– Кто, такие? Для чего прибыли?
– Зовите нас важными переселенцами, пришли мы по приказу царя, а потому берите нас к себе жить! Царь наказ нам дал в городе Серебряном все исправить, чтоб все пошло по его правилам!
– А делать, что вы умеете?
– Мы, торговый люд, купеческий, торговать умеем – отвечает вожак первой ватаги, - вы будете товар делать, а мы его будем за вас продавать.
– Зачем же продавать – удивляются мастеровые, – если собрату своему так отдать можно, а государю мы для любой нужды хоть что сделаем.
– Э, не скажи. Новое время, торговать выгодно! Товару обильно, всем завидно?
– Уважать за труд надо! А, впрочем, живете, как знаете. Земли у нас много, всем хватит, главное других за работу уважай и под рукой не вертись.
Подходит, сухой как щепка, вожак второй ватаги, его и спрашивают – А вы чего умеете делать?
– Мы делать сами ничего не умеем, но мы за вас всё решать будем и управлять вами станем.
– А это еще зачем – еще больше удивились мастеровые, – вроде мы и так работаем себе на радость, городу, на пользу, державе во славу.
– Э, не скажи – отвечает второй вожак, – так мы заставим работать еще лучше. И вообще, мы за вас думу думать будем. Как соберемся, так сразу – Дума.
Подивились мастеровые, но раз царь сказал приветить незваных гостей, куда деваться, и пустили они на свою беду в вольный город новых жителей. Год прошел, обжились переселенцы на новом месте, лучше мастеров жить стали. Облюбовали торговые люди место на берегу Черной речки, Старым базаром назвали. Те же, кто управлять городом взялся, выбрали место еще краше, на краю Дуняшиной рощи. Приказали мастеровым возвести улицу с домами крокакотовыми, из красного кирпича, значит. А когда улицу построили, стали управители думать, как бы ее назвать, чтобы со всех сторон отличаться от простых улиц – Олонецкой, Кузнецкой да Собольской. Долго спорили и, решили обозвать свою улицу в честь города, мимо которого бежал их любимчик – Наполеон Пончиков. Назвали они улицу Одеколоновой. А для самого главного управителя поставили особняк в переулке – Зеленый Шипр.
С тех пор и пошла в городе жизнь по-новому –наперекосяк и криво. Вроде и торговцы есть, и управлять кому имеется, да вот только жить от этого мастеровым людям никак лучше не стало. Сколь не несут на Старый базар хлеб и масло, молоко и творог, рыбу свежую и дары лесные, а посчитает торговый человек, так житель Вольного города ему еще и должен. А управители с улицы Одеколоновой указ издали – всё, что сделает мастеровой человек, половину в управителев амбар отдать должен.
Пришло новое время, возмужали от невзгод мастеровые люди, поняли, что обманули их крепко, а нечего поделать не могут, по закону так и быть должно – одним без труда и все, другим работая тяжелая, да хлеб горький. Чем больше работают, тем беднее становятся, семьи голодные, дети босые, все заработанное либо у торговцев остается, либо в городскую Думу задарма уходит.
Появились в городе машины умные, граммофоны и телеграфы, всем миром красивый мост через реку построили, да железную дорогу от города Серебряного до Великого сибирского пути проложили, а жизнь все равно лучше не стала.
Начал задумываться рабочий люд, между собой совет держать, как им положение свое исправить, не могут придумать. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Всем на удивление – последний царь Николашка, ни с того ни сего, под напором купцов и лавочников от царства своего отказался. Затеял он войну с германцами, да не осилил. Не буду, говорит, страной управлять, устал командовать и все такое прочее.
– Министры мои злые, торговцы жадные, а генералы глупые, даже войну против Опонькиного царства выиграть для меня не смогли. Всюду подлость и обман, говорит, – уезжаю из своей империи навсегда, к своему родному брату на Сметанный Амбульон. Сел и поехал, только его и видели. А управители городов не пустили гражданина царя за границу, поймали и всем семейством в город Собольск отправили.
Подумали-подумали тут мастеровые люди, да и решили: коль нет царя, так зачем нам правители глупые и торговцы жадные, которым чего не принеси, а они еще больше требовать станут. Собрались вновь на главной площади и говорят:
– Сбежал от вас царь, а потому и для нас новая жизнь начинается. Гнать вас никто не гонит, а работать будете, как все, на равных.
– Так не можем мы работать, руки наши нежные, к тяжелому труду не приспособленные, – отвечают управители, тяжелее пирожных сладких ничего мы в руках не держали.
Им люди торговые вторят – нет, работать мы не будем! Вот если кого в лавке объегорить, обмишулить, или на весах обвешать, то мы с превеликим удовольствием. А работать мы не желаем, наше вам с кисточкой.
– Вольному воля, спасенному рай. Как хотите, но хлеб свой в трудах зарабатывать будете.
Не понравилось это управителям и торговым людям, стали они решать, каким временным законом рабочих опутать, чтобы те вновь стали послушными. А тут дошла до рабочих кварталов весть, что и в других городах рабочие и крестьяне у буржуев власть забрали и вместе договорись построить – свободную, смелую и сильную республику.
Не понравилось это буржуям всех городов, вытащили они из своих тайных комнат телеграфы, стали слать друг другу телеграммы с расспросами, как им рабочих и крестьян одолеть. Думали, думали и придумали, решили позвать на помощь злую Антанту. Послали ей от всех буржуев большую телеграмму:
ПРИТЕСНЯЮТ НАС РАБОЧИЕ ЗПТ НЕ ХОТЯТ КОРМИТЬ И ПОИТЬ ЗПТ РАБОТАТЬ ЗАСТАВЛЯЮТ ТЧК
ПРИШЛИ СВОИХ ГЕНЕРАЛОВ С ВОЙСКОМ ЗПТ УСМИРИТЬ СМУТЬЯНОВ НЕПОКОРНЫХ ТЧК
ПУСТЬ ТРУДОВОЙ НАРОД РАБОТАЕТ ЗПТ А МЫ БУДЕМ ГУЛЯТЬ ЗПТ МОРС ПИТЬ И ПИРОЖНЫЕ КУШАТЬ ТЧК
ВЗАМЕНТ БЕРИ СЕБЕ ЧТО ХОЧЕШЬ ЗПТ ЛИШЬ ПОБЕЙ СВОБОДНУЮ СМЕЛУЮ СИЛЬНУЮ РЕСПУБЛИКУ ВСКЛ ЗНАК
Запыхтела Антанта своими заводами, вместо масла начала делать пушки, танки и броненосцы, пошла войной на молодую Трудовую республику. Как узнали про то рабочие и крестьяне, стали собирать отряды на защиту рабочего дела. Вот и в городе Серебряном собрали отряд. В депо на железной дороге выбрали самый лучший паровоз, прицепили двенадцать вагонов, закрыли броней крепкой, поставили пулеметы и пушки. Попрощались рабочие с женами и детьми, вышел тут на первую линию командир отряда, весь пулеметными лентами перевязанный, осмотрел провожающих. Подозвал к себе настоятеля белоснежного храма от Соборной площади:
- Вот тебе отец Андрей клетка, в ней три голубя. Без нужды не выпускай. А коль дело будет, так клич весь трудовой город на главную площадь.
А вы, дети рабочих кварталов, как увидите в небе голубя, так вмиг собирайтесь, плечом к плечу вставайте и сами решайте, что делать будете. За взрослых остаетесь. Вот такой мой наказ.
Над вагонами понеслась грустная песня:
Слушай товарищ, война началася,
Бросай свое дело в поход собирайся…
Так и поехала крепость на колесах на бой с Антантой.
