ГОРНОВОЙ ДОМЕННОЙ ПЕЧИ
Мой одноклассник Вовка Духовных, боевой, не робкого десятка и не робкий на слово парень после окончания школы срочную служил в ГСВГ.
А после армии по привычке тех лет поехал искать счастье в Казахстан, тогда это практиковалось многими более чем часто, уехал жить в Усть-Каменогорск, где всю жизнь свою сознательную проработал горновым у плавильной печи на титано-магниевом комбинате.
Причем не просто работал. Ударно работал. И Родина, тогдашняя, советская и социалистическая, его заслуги и его труд, прямо скажем и героический и непростой, ценила. Тем более тогда рабочий человек всюду, в отличие от нынешнего времени, был на почете.
Работал он там, на производстве впоследствии не простым рабочим, а бригадиром.
Был депутатом Верховного совета республики не раз.
Был членом ЦК республиканской компартии.
Но с началом перестройки и реформ, когда братская союзная республика ни сном не духом не ведая получила независимость вместе с суверенитетом, и из братской республики народ валом повалил в разные стороны кто куда, вернулся в родное, уже тогда начинавшее хиреть село и одноклассник.
Хотя мог он, с его восточным типом лица, сойти бы там вполне за титульного. Его родители были толи башкирами, толи татарами, или разом всего в нем было понемногу (а кто тогда там, в наши тоталитарные времена о каких-то там изысках толерантности думал — все мы были советскими и более никакими).
Могу сам по себе судить: в Казахстане по молодости жил, коллектив был у нас многонациональный — и представьте, не сохранилось ни одного эпизода, каким бы можно было сегодня и так и этак при случае поразмахивать, комментируя что-либо противоположное, а ныне многим сердцу милое. И все работали, менее всего думая о том, что есть в нас разное, в общем-то, с огоньком.
Увидев же его через много лет, я удивился ему. Его было не узнать. Опаленный огнем, простоявший много лет у печи, он был неузнаваем не только в силу возраста. Но и в силу своей трудовой профессии рядом с огнедышащим пламенем.
…
А вот второй горновой доменной печи. Нынешний этой республики елбасы. И имя которого носит спешно воздвигнутая на севере республики столица.
Излучающий оптимизм. Ухоженный. Благоухающий. Читал об этом не однажды, на молодой женатый. В его-то годы, что тоже говорит о его благоухающем здоровье. Как разительно отличен вид этого горнового доменной печи от первого горнового, простоявшего всю жизнь у печи.
Этот у печи не засиделся. Профессия вдохновлять других на свершения на пути к светлому будущему была, видимо, более востребована его вольной душой степняка, чем родине плавить металл и крепить по всем азимутам ее могущество и мощь. Комсомольская и партийная жизнь вихрем вовлекла его в кругооборот событий, а затем вознесла сказочно и совсем в недосягаемые выси административного триумфа. И общенационального восторга, старательно и вдохновенно пестуемого его окружением.
В пору, когда страной правил точно выверенный и продуманный до последнего миллиметра рукотворный застой, впоследствии выдаваемый как бы за объективную, и более никакую реальность. Именно в это пору разбрасывал шаги по пути восхождения к этим зияющим вершинам сообразительный горновой.
Насколько я понимаю ситуацию: амбициозный, смышленый молодой человек был присмотрен как наиболее подходящая и как бы из недр рабочего класса подходящая в уже доперестроечные времена фигура для курса на создание независимого и суверенного Казахстана.
А именно Казахстан был пионером в разворачивавшихся тогда с дальним теперь как выясняется прицелом, нешуточных событиях.
Но думается мне он все же ехал в обозе всех тех событий. Главные мировоззренческие и организационные вопросы тех событий явно решал не он. Аппаратчик и функционер. А творцы и главковерхи всех разворачивавшихся событий, были на порядок выше, а то и пожалуй повыше и еще.
Первым пал под напором перестроечных коллизий и суховеев Динмухамед Кунаев. О котором от встречавшихся с ним людей я слышал отзывы более чем благоприятные. Кульминацией чего были события в декабре, где мой друг Николай, рабочий одного из заводов Алма-Аты, стоял в противостоянии с выплеснувшейся столь неожиданно и мощно, антисоциалистической стихией. Проломившей тогда в монолите интернационализма дорогу всем последующим событиям.
Казахстан — уже беглого взгляда даже на самую крупную географическую карту достаточно, чтобы пронять – таран и клин в самое подбрюшье Средней Азии, теперь царственно переименованной в Центральную. И меня трудно убедить в том, что это не так.
А все что он, второй горновой по совокупности и бонусом получил потом — это уже шло как бы сопутствующее. Уже на первом этапе событий это был более чем впечатляющий и яркий результат как минимум для геополитики, все остальное и искупающий и затмевающий. Не последнее, конечно, было слово и за собственной расторопностью. Казахстан, теперь независимый, по периметру и по всем диагоналям независимый, свободен теперь от колониальной зависимости. Это там теперь вам всякий грудной ребенок расскажет, а завтра еще напишет в сетях пост на латинице. Чьей, смекайте сами. Кто в колонизаторах у них полноправно может быть числиться: англичане, американцы, китайцы, немцы, малайцы?
...
А вот другой металлург: Владимир Свичинский, вихрастый парнишка из нашего алтайского поселка, тоже жизнь отдавший металлургии в этой же самой республики и в переносном и прямом смысле, начинавший на металлургическом комбинате страны работу с самых ее низов, а впоследствии ставший директором его на самом драматическом изломе перестроечных и приватизационных процессов, как нам втолковывают, самораспада великой социалистической державы. Которого я в молодости видел несколько раз, когда он приезжал к двоюродному брату в гости на зимние каникулы. Знал я немного и его отца, директора начальной школы в одном из ближайших нашему селу поселков.
Он был последним советским директором того самого металлургического завода, на котором впечатляющую карьеру начинал в те же самые годы второй горновой. Они хорошо, конечно же знали друг друга: это я слышал и от родственников его, да и в текстах воспоминаний Александр Свичинском есть об этом частые упоминания.
В самый разгар приватизации Свичинский был убит в вестибюле заводоуправлении выстрелом их обреза литовскими наемниками.
Александр Свичинский неоднократно приезжал на родину. Все, кто с ним встречался, все отмечали его как толкового, взвешенного человека.
Я разговаривал с человеком, который был начальником охраны в том цехе, в котором тот долго до директорства работал начальником. Безупречно честный и ответственный человек, рыцарь чести, в то безвременье, он не мог не погибнуть — его резюме. Оценивая его так, она дала такую характеристику событием тех лет. Назвав Александра Свичинского настоящим советским человеком.
Высокого роста. Мягкие черты лица.
Я может быть тут ошибаюсь, но я в нем вижу деда Федора. Его деды по матери были все рослыми и основательными мужиками.
За давностью произошедшего у родственников его удалось разыскать только вот эту фотографию детских еще его лет, где будущий директор крупнейшего в стране металлургического комбината стоит рядом с дедом-буденовцем. Погиб Александр Свичинский в декабре 1993 года не дожив до 45-летия три дня.
двойной клик - редактировать изображение
Да вот эту, в одном из отраслевых журналов.
двойной клик - редактировать изображение
Дед его Федор служил в Первой конной у Семена Михайловича Буденного. В охране. Куда подбирали рослых, сильных ребят. В кутерьме 37 года дед его был арестован, но благодаря заступничеству маршала был незамедлительно освобожден.
А мой друг Николай, и поныне живущий в Алма-Ате, рабочий Алма-атинского завода имени Кирова, теперь грохнутого, вместе с рабочими своего цеха, среди которых и казахов много было, стоял на центральной площади Алма-Аты, когда на них волна за волной катилась с обрезками арматуры одурманенная и разъяренная толпа молодежи.
— Они какие-то все были ошалевшие и как бы не в себе. А нам же был дан строгий приказ их только скручивать и оттаскивать.
А с чего и как началось?
А пришел начальник цеха, казах… Говорит нам взволнованным голосом:
«Ребята, в городе беспорядки. Выходим всем цехом на площадь, на помощь органам правопорядка. И мы пешей колонной всем цехом пошли туда». В и все эти два дня там на площади простояли…»
Когда он мне детально в деталях рассказывал об двухдневном противостоянии на только что отстроенной шикарной площади с хорошо организованной и четко координированной силе, мне вспомнился советский знаковый роман Дмитрия Фурманова «Мятеж». Многое в тех и этих событиях уже тогда проглядывалось похожим.
Брошена была эта молодая, еще не опытная, разогретая и разгоряченная масса, и это теперь не вызывает сомнений, выбить их союза тот краеугольный и крупный монолит каким являлась республика.
Теперь там, на месте этого противостояния монумент. Есть там трепетно опекаемые теперь и святые и мученики.
С какой стороны, естественно уточнять не будем.
Бросили, бросается в глаза, тогда на это молодежь со знанием дела, толково, точно, расчетливо.
Вот яркая и броская последняя новость к этой истории.
«Алматы. 22 ноября. КазТАГ – Тулкин Ташимов/Мадина Алимханова. Единовременную выплату участникам декабрьских событий 1986 года увеличили втрое в Алматы, сообщил руководитель аппарата маслихата Алматы Максат Рахметов.«На этой внеочередной сессии маслихата депутаты предложили обсудить вопрос повышения единовременной выплаты участникам декабрьских событий 1986 года. Что и было сделано. Если в прошлом году они получили по Т50 тыс., то к Дню Независимости Республики Казахстан (в 2019 году – КазТАГ) они получат по Т150 тыс.», — сказал Рахметов корреспонденту МИА КазТАГ в пятницу по телефону.
При этом он сообщил, что очередная сессия маслихата Алматы с участием акима города Сагинтаева состоится в период с 9 по 12 декабря.
Отметим, что многие журналисты, в том числе и МИА КазТАГ, не смогли попасть на заседание маслихата. Для освещения мероприятия допустили только три государственных СМИ, освещающих деятельность горакимата и маслихата».
Что ж, цена приобретения, этого стоит!
