„Я знаю твои дела: ты ни холоден, ни горяч. Я бы хотел, чтобы ты был или холоден, или горяч.“
(Откровение 3:15)
ГДЕ «Я», ТАМ НЕТ ЛЮБВИ
Человек, кажется, не способен „прорваться“ сквозь выстроенные им самим сети обусловленностей. Выполнял ли он определенный вид медитации, постился ли и пробовал различные диеты, верования, но эта летаргия лени и нечувствительности сохраняется. Действительно ли это из-за лени или чего-то другого? Есть ли это какое-то глубокое внутреннее расстройство? Стал ли ваш ум унылым, нечувствительным из-за событий вашей жизни? Не оттого ли это, что в нем нет любви? Какой процесс делает ваш ум разочарованным, вялым и неспособным к вдохновенным действиям?
Это безразличие разрушило чувствительность? В конце концов, любовь уязвима, и ум, который построил защиту против жизни, прекращает любить.
Наши умы так тщательно искусственно удобряются, что мы заполняем наши сердца вещами от ума. Мы отдаем большую часть нашего времени и энергии на добычу средств к существованию, накопление знаний, огню веры, патриотизму и поклонению государству (инструменту в чьих-то руках), деятельности социальной реформы, преследованию идеалов и достоинств и многим другим вещам, которыми поглощен наш ум. Так что сердце стало пустым, а ум становится богатым своими хитростями. Это приводит, увы, к нечувствительности.
Мы чересчур удобряем наши умы. Мы поклоняемся знанию, и в почете человек разумный, но немногие из нас просто любят, даже если не убивают, чтобы поесть, из любви к природе.
Многим нравится ходить в лес и чувствовать его тишину и красоту, нравится спать под открытым небом. Но указывает ли все это на то, что вы любите?
Чувствительность к природе — это часть любви, но не любовь, не так ли? Быть чутким и добрым, чтобы делать добро, не прося ничего взамен, является частью любви, но это не любовь, верно?
Любовь — не только все эти составляющие, но и намного больше. Вся целостность любви находится вне всякого измерения ума, и, чтобы познать эту целостность, ум должен быть свободен от его занятий, одинаково как альтруистически благородных, так и эгоцентричных. Спрашивать, как освободить ум или как не быть эгоцентричным означает преследовать метод, а преследование метода — это еще одно занятие и усилие мышления.
Возможно ли освободить ум без усилия? Всякое усилие, «правильное», также как и «неправильное», поддерживает центр, ядро достижения, «я».
Где «я», там нет любви.
Но коли речь об апатии ума, его нечувствительности, стоит припомнить свое многочерпие из "авторитетных" источников: не могут ли знания быть частью этого процесса нечувствительности ("ни горячий, ни холодный")? Что мы подразумеваем под знаниями? Наша жизнь большей частью — это повторение того, чему нас учили, верно ведь? Мы можем добавлять что-то к наши знаниям, процесс повторения продолжается и усиливает привычку накапливать. Что вы знаете помимо того, что прочитали, вам рассказали или что вы испытали? То, что вы испытываете сейчас, формируется согласно тому, что вы испытывали прежде. Дальнейшее переживание — это то, что было уже испытано, только увеличено или видоизменено, таким образом, процесс повторения поддерживается. Повторение хорошего или плохого, благородного или обыденного явно приводит к нечувствительности, потому что ум перемещается только в пределах области известного. Не из-за этого ли ваш ум уныл?
Вы не можете отбросить все то, что знаете и все то, что накопили как знание. Вы сами и есть это знание, вы — это все, что вы накопили. Вы — это пластинка граммофона, которая вечно повторяет то, что записано на ней. Вы — это песня, шум, болтовня общества, вашей культуры. Есть ли неразвращенный «вы», не считая всей этой болтовни? И вот этот центр «я» теперь стремится освободить себя от вещей им же собранных. Но то усилие, которое он предпринимает, чтобы быть свободным, — это все еще часть процесса накопления. У вас есть для проигрывания новая пластинка, с новыми словами, но ваш ум все еще вялый, нечувствительный, суть вашего ума остается той же самой, поверхностно внимательной, умной, внешне гибкой, в то время как ниже поверхности ум все еще тот же самый старый эгоцентр, который есть „я“.
Осознаете ли все это как факт, или вы знаете это только через описание другого? Если это не ваше собственное открытие, что-то, что вы выяснили сами, то это все еще только слово, а не факт, который является важным.
Вы знаете что-нибудь или вы только признаете? Признание — это процесс ассоциации, памяти, которая является знанием. Это верно, не так ли?
Вы знаете только потому, что вам так сказали. Через ассоциацию, память, которые являются знаниями, возникает признание, и затем вы говорите: „Это - ____“.
Слово, именование с чьей-то подачи предмета, явления блокирует ваш взгляд на предмет, явление, существо в движении, в потоке. Мы почти никогда не смотрим на факт, а лишь на слова или символы, которые стоят за этим фактом. Факт отступает, и слово, символ становятся существенно важными. А сейчас вы можете посмотреть на факт, независимо от того, что это может быть отдельно от слова, символа?
Многим кажется, что восприятие факта и понимание слова, представляющего факт, происходит в уме одновременно. Может ли ум отделить факт от слова?
Возможно, мы это усложняем более, чем есть на самом деле. Слово и объект — это два отдельных явления, так? Ох, уж эта привычка всегда смотреть на объект через слово и свиту его сопровождающих пред-чувств и пред-рассудков! Вы можете отделить объект от слова? Слово «любовь» — это не чувство, не факт любви.
В некотором роде, слово — это тоже факт. В некотором роде, да. Слова существуют, чтобы общаться, а также чтобы помнить, фиксировать в уме мимолетный опыт, мысль, чувство. Так что сам ум — слово, опыт, это память о факте в понятиях удовольствия и боли, хорошего и плохого. Этот целостный процесс происходит в пределах области псих. времени, области известного. И любой переворот в пределах области — это вовсе никакая не революция, а всего лишь видоизменение того, что было.
Каждый Я-эгоцентрик сам сделал свой ум непассионарным, унылым, апатичным, нечувствительным из-за традиционного или повторяющегося мышления, частью которого является самодисциплина конформизма, имитации и послушания (эдакая подгонка под одобряемый каким-то авторитетом образец). Чтобы положить конец процессу повторения, пластинка граммофона, которая является „я“, должна быть сломана. А она может быть сломана только через ясное видение факта, а не через усилие и самопонуждение. Усилие только продолжает крутить механизм записи, так что на это нет надежды. СПАСЕНИЕ приходит, когда вы смотрите на факт, на то, что есть, и позволяете этому факту работать в течение времени исследования-наблюдения.
Разве не вы работаете над фактом, а «вы» (ваше "я") является механизмом повторения, с его мнениями, суждениями, знаниями?
И не пробовать надо, искренне (или не очень) подгоняя себя под ожидаемый результат! Пробовать — это лишь смазывать механизм повторения, а не положить ему конец, отнять у эго всё без остатка, любую зацепку и "соломинку" привычно-известного. Тогда это может быть чем-то новым.
Новым в потоке истины и любви.
