Материал заимствован со страниц интернета.
Гражданская война – явление ужасное и разрушительное для любого общества. «Правых» и «виноватых» здесь найти намного сложнее, чем в конфликтах межнациональных и межгосударственных, уже, хотя бы, в силу того, что гипотетический враг не может быть в полной мере ассоциирован с чужаком, иноземцем, покусившимся на суверенитет народа или государства. Такого рода конфликты раскалывают общество, ставят по разные стороны баррикад единоверцев, соплеменников, а, зачастую, и кровных родственников. Такие войны, как правило, не знают международных норм права, стороны, вспоминая все старые обиды, предпочитают разбираться «по-свойски», что, нередко, выливается в особо жестокие формы противостояния. При это, случается, стороны весьма расплывчато представляют себе те цели, за которые они, собственно, и борются. Но за этот набор общих, нередко лишенных какой ли конкретики идей и образов, брат идет на брата, сын на отца, отец на сына. В этом, мне кажется, и есть главная трагедия всех гражданских войн.
Гражданская война, охватившая, подобно пожару, Россию в конце первой четверти 20 века, является одной из наиболее кровопролитных конфликтов подобного характера за всю историю человечества. Это, во многом, обусловлено и тем, что сторон, принимавших в ней участие, было не две (как, например, в Гражданской войне в США в середине 19 века), и даже не три. Множество разношерстных группировок, течений, войсковых объединений, армий и прочих формаций вело бескомпромиссное противостояние друг с другом. Само деление на «красных» и «белых» весьма условно, ведь на всех театрах той войны эти силы имели свой собственный колорит, преследовали свои цели (что более актуально для белого движения), и, само собой, использовали различные методы в борьбе. Но даже при такой условной цветовой дифференциации, историки выделяют и третье течение – «зеленое». Кто же такие эти зеленые? У большинства людей, услышавших этот термин, в первую очередь возникнут ассоциации с легендарным Батькой Махно и его повстанческой армией на Украине. Но махновщина – лишь один из наиболее ярких примеров таких сил в годы Гражданской. «Зелеными» назывались те, кто представлял «третью силу». Они не были сторонниками рухнувшего режима, но, как оказалось, с большевиками им тоже было не по пути. Это были люди, так или иначе, видевшие свою альтернативу в вопросе государственного устройства. Среди зеленых были и левые (те, кого, в общем то, сама по себе власть советов устраивала – не устраивали конкретно большевики), и правые (бывшие противниками самой идеи устройства советского государства), и те, кто вообще, нередко, не имел каких-либо политических предпочтений и вел локальные боевые действия «за родную деревню».
Сибирь пылала в огне контрреволюционных движений, которые «замирялись» большой кровью.
Сибирь «полыхнула» весной 1920 г. В начале мая вспыхнул мятеж на Алтае, в так называемом Причернском крае: восточной части Барнаульского уезда и прилегающих к нему районах Бийского, Кузнецкого и Ново-Николаевского уездов. Подготовила и возглавила его группа бывших партизанских командиров, ранее боровшихся против Колчака. Самыми известными среди них были Г.Ф. Рогов, И.П. Новоселов, П.Ф. Леонов и И.Е. Сизиков, анархисты по своим взглядам. В оценке численности участников роговского мятежа, получившим такое название по имени его главного руководителя, военное командование и Алтайская губчека значительно расходились. Если первое называло цифру в 800 человек, то председатель губчека И.И. Карклин утверждал, что их число составляло около 2 тысяч человек. Лозунгом восстания, озвученным Роговым, был призыв "Долой всякую власть, да здравствует анархия - мать порядка!". Рогов был опытным в военном деле человеком, воевал в Первой Мировой, а когда вернулся домой, начал формировать партизанский отряд для борьбы с колчаковцами. Вообще, стоит отметить, что Колчак сам был виновником того, что в его тылу, как грибы после дождя, множились партизанские отряды. Жесткая политика Верховного в отношении местного населения настроила против него бывших до этого, в общем то, индифферентными людей. Реквизиции (которые, порой, носили характер откровенного разбоя и грабежа) вынуждали людей бросать привычное ремесло (а случае с бывшими фронтовиками, как Рогов, - наоборот, не слишком привыкать к земле) и уходить с оружием в леса. Надо сказать, что большевики смотрели на, зачастую, откровенные зверства партизан сквозь пальцы, руководствуясь принципом «Бьют белых – и ладно, а потом порядок наведем». Такой подход к делу им аукнулся тогда, когда Колчак был разбит, а из лесов хлынули озверевшие партизаны, которым не очень-то нравились жесткие методы новой власти (продразверстка и т.д.) и главенство назначаемых из Центра начальников (многие из партизан надеялись на введение местного самоуправления). Если говорить о роговском мятеже, то его ни в коем случае нельзя связывать, как это делают некоторые историки, с недовольством населения продовольственной политикой советской власти. Дело в том, что на волости, явившиеся исходным пунктом роговского выступления, первая в Алтайской губернии разверстка хлебофуража не назначалась совсем либо была минимальной и необременительной для местного крестьянства. В действительности руководимое Роговым восстание было обусловлено рядом других обстоятельств. Прежде всего "роговщина" стала ответной реакцией на принудительное разоружение и расформирование партизан Причернского края, осуществленных по приказу советского командования в довольно жесткой форме в конце 1919 – начале 1920 г. в Кузнецком и Щегловском уездах. Бывшие партизаны совсем не хотели расставаться с оружием, а иногда – и с привычным уже образом жизни. Вообще, для того, чтобы понять, что это были за ребята, достаточно вспомнить знаменитую резню в Кузнецке, устроенную роговцами (тогда еще воевавшими на стороне большевиков) в декабре 1919 г. Рогов тогда уже настораживал большевистское руководство своими откровенно анархистскими взглядами, но с ним еще мирились. Роговцы въехали в мирный Кузнецк как во вражескую ставку. Часть отряда на скаку влетела в Спасо-Преображенский собор и начала рубить шашками тех, кто был там в тот момент. Партизаны заняли наиболее удобные дома, расквартировались там, и начали «наводить порядок». Все, что приходилось им по душе, они забирали. Несогласных убивали на месте. Как вспоминал очевидец, «на Томской улице роговцы убили Игумного и Шарова… Как-то к нам зашел роговец, увидел отцовы поярковые валенки, снял свои и забрал отцовы…», «Наш дом был большой, и роговцы облюбовали его под стоянку. По вечерам роговцы приносили откуда-то чужие вещи, укладывали в мешки». Красноречивый рассказ видного кузнецкого краеведа Д. Т. Ярославцева о роговском погроме опубликовал в 1926 г. писатель М. А. Кравков: «Иду я мимо двора какого-то склада. Ворота настежь, на снегу лужа крови и трупы. И в очереди, в хвост, стоят на дворе семь или восемь человек — все голые и ждут! По одному подходят к трём-четырём роговцам. Подошедшего хватают, порют нагайками, а потом зарубают. И тихо, знаете, всё это происходило, и человек начинал кричать только тогда, когда его уже били или принимались рубить...».
Помимо отрубания голов, роговцы четвертовали, распиливали, сжигали живьём. Сибирский писатель В. Я. Зазубрин в 1925 г. встретился с партизаном Ф. А. Волковым, который согласился передать в новониколаевский краеведческий музей «на историческую память» ту самую двуручную пилу, которой он вместе с женой казнил приговорённых. Председатель Кузнецкого РИКа Дудин на зазубринской записи рассказа Волкова начертал: «Факт распилки колчаковских милиционеров Миляева и Петрова общеизвестен и в особых подтверждениях не нуждается». Даже не учитывая тот факт, что с трудом верится в то, что распилили лишь двух «колчаковцев», уже само по себе подобное деяние о многом говорит. По подсчетам историков, трехтысячный Кузнецк потерял около 800 своих горожан. Убивали священников, интеллигентов, зажиточных горожан и всех тех, кто казался «чужеродным элементом». Через несколько дней Рогов уехал освобождать от «белогвардейской нечисти» Щегловск. А 29 декабря 1919 года был арестован по решению революционного трибунала. Но уже в феврале следующего года не только реабилитирован, но и получил из партийной кассы Новониколаевска (Новосибирска) 10 тысяч рублей(!) в знак признания заслуг перед революцией. Ему даже пообещали работу в партийных органах. Но Григорий Рогов, сославшись на болезнь, уехал в свою Жуланиху Алтайского края, где родился и откуда начал свой революционный путь. Он мечтал создать там «коммуну без белоручек и кулаков». Там он и начал снова собирать охочих людей, 2-го мая подняв открытый мятеж. Коммунисты, естественно, тут же признали его «белогвардейцем», припомнили все его преступления (за которые ранее они его награждали) и объявили врагом революции. К июлю 1920 г. роговские банды были ликвидированы, сам Рогов по одной версии был убит, по другой – застрелился.
В конце июня – начале июля 1920 г. восстало население Степного Алтая. Первоначально новый мятеж охватил Александровскую, Алексеевскую, Ключевскую, Михайловскую, Покровскую, Родинскую и Сосновскую волости, находившиеся на стыке Змеиногорского, Славгородского и Семипалатинского уездов. Затем восстание стало стремительно распространяться в северном и северо-западном направлениях, захватив и юго-восточную часть Павлодарского уезда. Мятежники сформировали Народную повстанческую армию, имевшую 12 полков. По оценкам штаба 26-й стрелковой советской дивизии, численность Народной повстанческой армии достигала 18 тысяч человек. Ключевыми фигурами среди ее командиров являлись бывший комиссар 1-го Алтайского полка партизанской армии Е.М. Мамонтова Ф.Д. Плотников (житель села Высокое Боровской волости Барнаульского уезда, бедняк по своему имущественному положению) и уроженец станицы Ямышевской Павлодарского уезда есаул Д.Я. Шишкин.
Плотников до поры до времени не вызывал никаких подозрений у советской власти. Впрочем, сама по себе советская власть не была ему чужда, ибо лозунгом восстания было "Советы без коммунистов!". Именно узурпация коммунистами власти вызывала недовольство местного населения. К тому же, бывшие партизаны не желали поступать на службу в Красную армию, оказывали ожесточенное сопротивление продразверстке. Все эти причины в совокупности и дали толчок к выступлению. В 21-м году восстание было разбито, остатки повстанцев бежали в Китай. Плотникова власти, естественно, тоже окрестили «колчаковцем» (при том, что ранее он как раз воевал против Колчака), и когда в июле 20-го приказали арестовать его семью, обыск в доме «золотопогонника» показал, что практически никаким имуществом он не владел.
Восстание в Степном Алтае близилось к своему апогею, когда в Западной Сибири вспыхнуло еще два крупных мятежа. Сначала в первых числах июля восстало население нескольких волостей северной части Ново-Николаевского уезда, к которым вскоре примкнули жители смежных волостей Барабинского (Каинского) уезда и заобской части Томского уезда. В связи с тем, что повстанцы, захватив город Колывань, пытались превратить его в свою административную "столицу", мятеж получил название колыванского. В документах советских органов достоверных сведений об общей численности его участников не встречается. Судя по разрозненным данным, содержащимся в донесениях командиров частей советских войск, подавлявших колыванское восстание, численность его участников едва ли превышала 5 тысяч человек. Инициаторами колыванского восстания и его главными военными руководителями являлись крестьяне и служащие села Вьюны Чаусской волости, а также сын колыванского домовладельца В.А. Зайцев. Причиной колыванского восстания была, вероятнее всего, политика продразверстки.
Второе восстание разразилось в середине июля в южной части Усть-Каменогорска уезда. Первоначально оно охватило казачьи станицы и поселки, расположенные в бассейне реки Бухтарма (отсюда закрепившееся за ним название – бухтарминское). В дальнейшем к мятежникам примкнуло население нескольких волостей Зайсанского и Змеиногорского уездов. Повстанческие отряды составили Народную армию численностью в 2,5 – 3 тысячи человек. Центром восстания являлась станица Больше-Нарымская, где находился штаб Народной армии во главе с его начальником А.С. Бычковым, а также временный повстанческий комитет, пытавшийся взять на себя руководство гражданскими делами. Причиной бухтарминского восстания были серьезные общественные противоречия между двумя классами населения – широким слоем сельской бедноты (которое было опорой красных) и казачеством. Беднота после разгрома Колчака начала активно создавать коммунистические ячейки и занялась переделом и реквизицией частной собственности (по сути, взяв на себя функции продотрядов). Такие действия, наряду с принудительно мобилизацией на трудовые работы, не могли понравиться казакам и более-менее зажиточным слоям населения (тут мы наряду с «кулаками» имеем в виду и середняков, ибо беспредел голытьбы довел до ручки все остальные сельские слои), которые взялись за оружие. Характерной особенностью бухтарминского мятежа было то, что его целью было возвращение старых порядков. Однако, причислить его к зеленым (а не к белым) выступлениям нам позволяет то, что это, в основном, было движение иррегулярных сил, к тому же, под словами «старый порядок» они видели именно старое устройство жизни в их крае, и были, без сомнения, далеки от идей реставрации монархии и тому подобных идеологам белого движения.
Осенью 20-го вспыхнуло восстание в Мариинском уезде, получившее название «лубковщины» (по фамилии руководителя восстания, крестьянина-середняка П.К. Лубкова). В разных документах численность восставших оценивается в 2,5 – 3 тысячи человек. Помимо продразверстки, это восстание носило идеологический оттенок. Бывший партизанский командир Лубков в начале 20-го года был арестован революционным трибуналом и приговорен к пяти годам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора, что красноречиво говорит о его нелояльности к новой власти.
Осенью 1920 г. начинают вспыхивать восстания в Восточной Сибири. Первые волнения начались здесь в сентябре в Тагнинской волости Балаганского уезда. Во второй половине октября – начале ноября мятежами оказалась охвачена внушительная по своим размерам территория, находившаяся на стыке Балаганского, Иркутского и Черемховского уездов, включавшая в себя Голуметскую, Дмитриевскую, Евсеевскую, Заларинскую, Идинскую, Кахинскую, Молькинскую, Ново-Удинскую, Осинскую, Тихоновскую и Улейскую волости. Одновременно вооруженные выступления произошли в Верхоленском (Ангинская, Бирюльская, Качугская, Куленгская волости) и Киренском (Казачинская, Мартыновская волости) уездах. Численность мятежников в каждой из этих волостей, как правило, колебалась в пределах от одной до трех сотен человек. Наиболее известным и авторитетным руководителем повстанцев первого района являлся крестьянин-бедняк Евсеевской волости, унтер-офицер Д.П. Донской, во втором районе – Н.П. Большедворский. Известно так же о банде поручика Чернова, действовавшей в Голумети (Черемховский уезд), к которому присоединились кулаки Обручниковы, Замащиковы, голуметские купцы братья Раджабовы. Всего у Чернова было около тысячи человек. Черновская банда не имела политической ориентации и являлась реакцией установление политики большевиков. Я намеренно использую термин «банда», потому что от многих других повстанческих сил черновцев отличало отсутствие сколь-нибудь оформленной позиции в отношении устройства местного управления. Лейтмотивом было простое «Бей гадов» (под гадами подразумевались большевики и вообще сторонники советов). Зато жестокости у этих ребят было хоть отбавляй. Черновцы разбили несколько отрядов местной милиции, но при столкновении в регулярной Красной армией в октябре 20-го большая часть черновской ватаги разбежалась, с атаманом остались только казаки, которых он увел в тайгу до лучших времен. Летом 21-го он, подкопив сил, вернулся, и вновь принялся за старое, пройдясь со своими молодцами по окрестным селам, где черновцы поубивали всех коммунистов и сочувствующих (весьма расплывчатая формулировка, а учитывая характер действий и состав черновской банды, под этими «сочувствующими» можно предполагать всех, кто пытался оказать сопротивление бандитскому беспределу или смел выказывать недовольство). Вдоволь пограбивши, черновцы снова ушли в тайгу. Осенью советская власть, уставшая выковыривать по тайге бандитов, объявила амнистию всем добровольно сдавшимся. Большая часть отряда Чернова сложила оружие и вышла из лесов. Чернов понимал, что дело дрянь, и, посоветовав оставшимся бойцам уйти к атаману Донскому, попытался скрыться, но в Иркутске был пойман с фальшивыми документами, весной 22-го осужден и расстрелян в возрасте 23-х лет. С ним за компанию был расстрелян и его девятнадцатилетний брат (об участии которого в банде сложно что-то достоверно сказать). Что же касается упомянутого выше Донского, то его отряд удалось ликвидировать лишь в 23-м году. Его банда была самой значительной и грозной в Черемховском уезде, громила местную милицию и даже отряды ЧОНа (части особого назначения). Донской прославился и своей чрезмерной жестокостью – пленным красноармейцам на груди бандиты вырезали звезды, расправлялись с населением при малейшем подозрении в сочувствии к красным. После разгрома банды (в ходе которого был убит и сам Донской), его тело несколько дней возили по окрестным селам, чтобы население поверило в его смерть и перестало его бояться. После гибели атамана остатки банды возглавил кулак Пашков, которого в итоге убили свои же. В том же 23-м году банда была ликвидирована окончательно.
Очень часто причиной восточносибирских мятежей указывается большая концентрация там бывших колчаковцев и дезертиров из Красной армии, которых осенние холода повыгоняли их тайги. Это возможно, но абсолютизировать это явления как первопричину выступлений неправильно, ведь ядром повстанцев были не пришлые, а местные жители.
В середине октября 1920 г. вспыхнул мятеж в северо-западной части Красноярского уезда, в котором приняло участие население Зеледеевской, Михайловской, Мининской, Покровской, Сухобузимской, Шерчульской и Шилинская волостей. В начале ноября произошли восстания в Назаровской, Подсосенской, Сережской и Ястребовской волостях Ачинского уезда, а в середине ноября – в Амонашевской волости Канского уезда. Эти события принято ассоциировать в первую очередь с полковником А.Р. Олиферовым, который являлся самой крупной руководящей фигурой этого движения. Полковник был монархистом, и движение носило соответствующую окраску. Отряд полковника в течение осени 1920 – весны 1921 г. последовательно прошел с боями Красноярский, Енисейский, Томский, Мариинский, Ачинский и Минусинский уезды. Выступление носило антисоветский и антибольшевистский оттенок. Ядром сил были крестьяне и енисейские казаки. Воевали это люди довольно успешно (в частности, есть сведения об отряде под командованием четырех бывших белых офицеров, который выдержал 40-минутный штыковой бой с красным полком особо назначения и разбил этот полк). Однако, силы были не равны. В 21-м году повстанцы были разбиты, часть скрылась в тайге.
В феврале 1921 г. вспыхнуло Западно-Сибирское восстание. Его не совсем верно относить к традиционным зеленым движениям в силу его характера. Это было не действие конкретных отрядов, это был стихийный и масштабный взрыв недовольства политикой большевиков, в частности реквизициями зерна и разверсткой по шерсти – от крестьян требовали стричь овец зимой, от чего скотина дохла, лишая людей средств к существованию. Крестьяне воспринимали эту политику как безумие. Восстание началось в селе Челноковском Ишимского уезда Тюменской губернии. Руководителем стал лесничий Ключенко, начштаба у него стал Н. Иноземцев из соседней Викуловской волости. Видную роль в восстании поначалу играли деревенские женщины, попросту вязавшие грабивших их продотрядовцев. Восстание вскоре охватило все 7 уездов Тюменской, 4 уезда Омской губернии и Курганский уезд. Крестьяне захватывали советские учреждения и склады зерна, убивали коммунистов и продотрядовцев. Восставшие перерезали транссибирскую магистраль, на 2 дня овладели Петропавловском и на 2 месяца закрепились в Тобольске. Они не смогли взять Тюмень и Ишим, зато овладели Сургутом и Березовым. В Тобольске власть взял Временный городской совет под руководством Е. А. Корякова. Было создано Временное сибирское правительство, просуществовавшее три месяца. Восставшие воевали под красным знаменем и с лозунгами «Да здравствует народная советская власть! Долой коммунистов!». Политическое руководство возглавил Союз трудового крестьянства, а в числе военных командиров было немало бывших белых офицеров. К концу 21-го красным, ценой 2,5 тысяч убитых (не считая потерь ЧОН), удалось подавить восстание.
Летом 22-го года в Сибири появляется еще один одиозный «зеленый» командир – «Император тайги» И.Н. Соловьев. Казак из села Соленоозерского Енисейской губернии, он ранее воевал в армии Колчака, а после разгрома колчаковцев вернулся в родное село, решив вернуться к мирному труду. Но его арестовали как бывшего колчаковца и посадили в тюрьму в городе Ачинск. Оттуда он и бежал летом 1922-го года, затаив немалую обиду на советскую власть. Его отряд в разно время составлял от 50 до 1000 человек, причем на зиму большая часть отряда расходилась по домам, а весной возвращалась к атаману. Но сил все равно не хватало – у красных было в несколько раз больше людей, чем у Соловьева. Под началом атамана воевали те, кто не хотел и не мог мириться с советской властью в любом ее проявлении. Это движение носило характерные признаки «зеленой» силы – соловьевцы воевали за свой край, за свое понимание свободы и устройства жизни. Соловьев ненавидел большевиков, идейным белым он тоже никогда не был. Его отряды нападали на почтовые станции, отдельные части ЧОН и милиции, но большего он сделать не могли ввиду непропорционального соотношения сил. К 24-му году стало ясно, что дела плохи. Соловьевцы терпят ряд болезненных поражений в локальных столкновениях с красными, большая часть отряда расходится. Соловьев начинает вести переговоры с красными, те обещают ему личную свободу и амнистию всем его людям в обмен на «капитуляцию». На самом деле, никто не собирался выполнять обещанного. 4 апреля 24-го Соловьев выезжает на встречу с командиром Красноярского ЧОН Зарудневым, но по прибытии попадает в засаду чоновцев. Соловьева и пришедших с ним поймали и убили уже связанными. Остатки банды разбрелись по тайге.
В целом, оценивая влияние «зеленого» движения в Сибири в годы Гражданской войны, нельзя не отметить то, что оно было плохо организованным, и в следствие этого было заранее обречено на провал. Отряды поднимались на борьбу реагируя на конкретные ситуации в конкретных местах, руководимые своими командирами и преследуя свои цели. Отсутствие общей организации, идеологии, стихийность выступлений не позволили увенчаться успехом борьбе, которую вели недовольные властью большевиков. Часто эти выступления носили характер слепой агонии старых порядков и устоев и вообще не преследовали каких-либо стратегических или политических целей. Сказывалась и недостаточная подготовка, слабое вооружение восставших, ведь большинство из них были нерегулярными частями, хоть и нередко возглавлялись бывшими военными. Заметную роль играл и социальный состав участников этих формирований. Крестьяне, священники, бывшие офицеры, интеллигенция, казачество, маргинализированный элемент и т.д. – эти люди были настолько разными, по-разному видевшими то государство, тот порядок, за который они воевали, что сама идея объединения их под какой-то конкретной позицией кажется трудновыполнимой. На практике же это было практически невозможно. Зачастую они ограничивались идеей создания местных органов самоуправления, народной власти, поэтому, даже в моменты наивысшего своего успеха, не торопились идти за границы своей волости, что само по себе делало невозможным даже теоретическую консолидацию подобных сил в рамках единого движение. А советская власть к началу 20-х уже обладала достаточной силой, чтобы громить такие выступления поодиночке. В ряде случаев повстанцы своими жестокими действиями сами отталкивали от себя население и лишались социальной базы. Но, даже учитывая все это, нельзя не отметить то, что все эти выступления заметно тормозили распространение большевистской власти в Сибири. «Зеленая» Сибирь сопротивлялась до середины 20-х годов, надолго пережив и Колчака, и Семенова, и других руководителей белого и антибольшевистского движений. Во многом, это как раз было связано с тем, что повстанческое движение не имело единого фронта, зачастую разгораясь в тылу у большевиков, и его нельзя было подавить одним большим фронтальным наступлением.
Противостояние «красных» и «зеленых» в Сибири по драматизму может поспорить с «красно-белым» противостоянием, а то и превзойти его. Белое движение основывалось на регулярных силах, стреляли преимущественно на линии фронта, и было ясно, кто с кем воюет. Во время подавления «зеленых» выступлений же, основной удар приняло на себя гражданское население, либо ушедшее в повстанческие отряды и уничтожаемое красными, либо смирившееся с властью большевиков и за это уничтожаемое зелеными. Фронтом стала вся территория Сибири, а выстрела можно было ждать из-за каждого куста. Методы ЧОНа порой были не лучше бандитских, общество раскололось не на два, а на огромное множество «островков», где каждый воевал за свою правду. Сибиряки несколько лет уничтожали сами себя, ища правых и виноватых в том, что, по сути, было сделано двумя годами ранее в Петрограде.
https://cont.ws/@geralt1888/158701
