Авторский блог Василий Шахов 05:39 25 августа 2015

Есенин и МГУ. Сфинксоанархизм. Леонид Каннегисер.

"...Лёня, Есенин. Неразрывные, неразливные друзья. В их лице, в столь разительно разных лицах их сошлись, слились две расы, два класса, два мира. Сошлись - через всё и вся - поэты..." Марина Ц в е т а е в а.

"В том краю, где желтая крапива И сухой плетень, Приютились к вербам сиротливо Избы деревень. Там в полях, за синей гущей лога, В зелени озёр, Пролегла песчаная дорога До сибирских гор. Затерялась Русь в Мордве и Чуди, Нипочем ей страх. И идут по той дороге люди, Люди в кандалах. Все они убийцы или воры, Как судил им рок. Полюбил я грустные их взоры С впадинами щек. Много зла от радости в убийцах, Их сердца просты, Но кривятся в почернелых лицах Голубые рты. Я одну мечту, скрывая, нежу, Что я сердцем чист. Но и я кого-нибудь зарежу Под осенний свист. И меня по ветряному свею, По тому ль песку, Поведут с веревкою на шее Полюбить тоску. И когда с улыбкой мимоходом Распрямлю я грудь, Языком залижет непогода Прожитый мой путь" (1915).

* * *

"Лёня, Есенин. Неразрывные, неразливные друзья. В их лице, в столь разительно разных лицах их сошлись, слились две расы, два класса, два мира. Сошлись - через всё - поэты..." (из мемуарного эссе Марины Ивановны Цветаевой).

Леонид Каннегисер гостит в Константинове... Ока... Лозняки, чайки, чибисы, ласточки-стрижи... Стада у водопоев... Сергей читает свою "Корову": "Дряхлая, выпали зубы, свиток годов на рогах. Бил её выгонщик грубый на перегонных полях. Сердце неласково к шуму, мыши скребут в уголке. Думает грустную думу о белоногом телке. Не дали матери сына, первая радость не в прок. И на колу под осиной шкуру трепал ветерок. Скоро на гречневом свее, с той же сыновней судьбой, свяжут ей петлю на шее и поведут на убой. Жалобно, грустно и тоще в землю вопьются рога... Снится ей белая роща и травяные луга" (1915).

Былинно-живописная Ока... Кручи... Облака, отражающиеся в воде... Друзья уединились в ракитниках-красноталах... Сергей читает новые стихи. - "В холмах зелёных табуны коней сдувают ноздрями златой налет со дней. С бугра высокого в синеющий залив упала смоль качающихся грив. Дрожат их головы над тихою водой, и ловит месяц их серебряной уздой. Храпя в испуге на свою же тень, зазастить гривами они ждут новый день... Уставясь лбами, слушает табун, что им поет вихрастый гамаюн..."

Возвращались через Егорьевск... Проезжали церкви, в которых бывал в детстве и отрочестве Сергей... Леонид Каннегисер стал одним из первых слушателей есенинской "Песни о собаке": "Утром в ржаном закуте, где златятся рогожи в ряд, семерых ощенила сука, рыжих семерых щенят. До вечера она их ласкала, причесывала языком, и струился снежок подталый под тёплым её животом...". "Человеческая судьба" четвероногой матери... - "А вечером, когда куры обсиживают шесток, вышел хозяин хмурый, семерых всех поклал в мешок. По сугробам она бежала, поспевая за ним бежать... И так долго, долго дрожала воды незамерзшей гладь. А когда чуть плелась обратно, слизывая пот с боков, показался ей месяц над хатой одним из её щенков. В синюю высь звонко глядела она, скуля, А месяц скользил тонкий и скрылся за холм в полях. И глухо, как от подачки, когда бросят ей камень в смех, покатились глаза собачьи золотыми звездами в снег" (1915).

Сергей Есенин и Леонид Каннегисер... Не обратившись к взаимоотношениям юных константиновца и петербуржца, мы во-многом обедним, затрудним своё понимание становления творческой есенинской индивидуальности.

Марина Цветаева вспоминает: "Лёня ездил к Есенину в деревню, Есенин в Петербурге от Лёни не выходил..." Что обсуждали приятели? О чём спорили? С чем соглашались? В чём противостояли?.. Есенинские стихотворения как бы "приоткрывают" временную, бытийно-психологическую "завесу". Вот, к примеру, есенинский "Город": "Храня завет родных поверий - питать к греху стыдливый страх, бродил я в каменной пещере, как искушаемый монах. Как муравьи кишели люди из щелей выдолбленных глыб, и, схилясь, двигались их груди, что чешуя скорузлых рыб. В моей душе так было гулко в пеленках камня и кремней, на каждой ленте переулка стонал коровий рев теней. Дризжали дроги, словно стекла, в лицо кнутом грозила даль, а небо хмурилось и блекло, как бабья сношенная шаль. С улыбкой змейного грешенья девичий смех меня манул, но я хранил завет крещенья - плевать с молитвой в сатану. Как об ножи стальной дорогой рвались на камнях сапоги, и я услышал зык от бога: "Забудь, что видел, и беги!" (1915).

Из мемуаров Марины Цветаевой: "Так и вижу их две сдвинутые головы - на гостиной банкетке, в хорошую мальчишескую обнимку, сразу превращавшую банкетку в школьную парту... (Мысленно и медленно обхожу её. Лёнина черная головная гладь, Есенинская склоненная кудря, курча, есенинские васильки, Лёнины карие миндалины. Приятно, когда обратно и так близко. Удовлетворение, как от редкой и полной рифмы)"...

... М. Алданов о Леониде Каннегисере: "...баловень судьбы, получивший от неё блестящее дарование, красивую наружность, благородный характер"... ...Л. Каннегисер - убийца Урицкого... Только отсутствие в Петрограде спасло Есенина...

Марина Цветаева: "...и все они умерли, умерли, умерли... Умерли братья: Серёжа и Лёня, умерли друзья... ... и все заплатили. Серёжа, Лёня - жизнью, Гумилёв - жизнью..."

(продолжение следует)

1.0x