Ели, трели и берёзовые рощи.
Остроконечные, ажурной лесенкой они возвышались над пространством, заполненным лучами, полями, реками, озёрами, домами.
Голубые ели Полесья, казалось, упирались своими верхушками в поднебесье, пытаясь словно поддержать собой небо – безоблачное, бирюзово-прозрачное покрывало, что могло вдруг поплыть вдаль кучевыми облаками. По узору небесных странников можно было предугадать настроение атмосферы, что умела поворкотать с тобой, как природа-мать, зазывая в путешествие или отговаривая от него.
Научившись вслушиваться в природу, одновременно и всматриваясь в неё, уже невозможно оставаться безразлично-безропотным, безучастным к ней. Зардевшаяся на востоке, она красотой своего света опоясывает весь земной шар, как для тебя, создавая умиротворённость в каждом росчерке, цвете, звуке.
Постукивание неутомимого дятла – для тебя, ухукание мудрой совы – тоже. А вот соловьиные трели – сразу для всех: и живых и почивших.
У Борецкого – особое место в моём городе, где встречаются все: от мала до велика, увлекая друг друга уже в неземное – загробное странствие. В тёплое время года провожали в него и соловьи, что как сирены запевали, не отпуская провожавших, предлагая, тем самым, побродить, вспоминая и благодаря.
Поддаваясь соблазну, влекомый трелями, ты отдавал должное знавшим тебя людям, всё же пытаясь вырваться из сладострастного плена.
Берёзовая роща – то, что придавало силы сразу, никак не отнимая их ни в начале, ни в конце твоего отдохновения. Напротив, берёзовый сок, что щедро поил тебя, стал символом живительной влаги, всегда воскрешавшей к жизни.
Но незаметно пролетало время. Наступала красавица-зима, когда замирала берёзовая роща, а вечно зелёная ель превращалась в Рождественскую ёлку с игрушкой-соловушкой в зололтой клетке.
Жизнь продолжалась, припадая к земному и завораживаясь небесным.