Если жизнь и имеет в себе какие-либо «железобетонные» установки, то, по крайней мере, одной из них является та, что гласит: ни в чём нельзя быть уверенным наверняка! И приверженцам строго доказательного во всём бытия, думаю, следует об этом помнить. Куда уж доказывать такие высшие материи, как несуществование духовных планов Вселенной, либо опровергать наличие Творца, если в самых элементарных вещах нельзя быть уверенными! Ну, к примеру, могут ли всё же пересекаться параллельные прямые или нет? Эвклидова геометрия говорит, что нет. Геометрии Римана и Лобачевского – что возможен и такой вариант. Конечно, наука математика имеет вполне серьёзный и строгий, пусть пока ещё и не полностью завершённый, в отличие от её патронессы логики, внешний вид. И суггестия этой строгости пронизывает до кончиков ногтей всех её почитателей и адептов. Но, по сути, подобный ригоризм прикрывает лишь тот всеми силами припрятываемый факт, что «король то голый!». Этим я хочу только сказать, что все математические законы и положения, а по большому счёту, точность и непогрешимость самой математики в целом требуют святого трепета веры в эту самую непогрешимость! То есть математика среди прочих наук имеет нечто вроде статуса папы римского!
Ну вот давайте-ка в меру сил и возможностей покопаемся в банальном и затёртом «2x2=4». Во-первых: у человека, далёкого от математических выкладок и научного склада мышления вообще, скажем у туземца дебрей Амазонки или любого ребёнка, первый вопрос при усвоении сего арифметического шедевра возникает: «А, собственно, чего два?». То есть для них возникает вопрос персонализации злополучной двойки, которую нужно к тому же ещё и удвоить. Чего именно нужно взять дважды? Две стрелы, отравленных ядом кураре? Два каменных наконечника копья? Две ягоды ежевики? Или двух маленьких щенков? Сами понимаете, что если следовать строгости и математической верховной букве, то, как первое, так и второе и третье, а тем более четвёртое, не могут быть взяты для подобных операций над ними, поскольку идентичность «дубля» этим самым ставится под сомнение и большой вопрос. Две стрелы, равно, как и два наконечника копья, конечно, на взгляд с расстояния 8-10 метров ещё могут сойти за почти идентичные, но вот, что касается биологического материала ягод, а тем более живых щенков… Но тут на помощь приходит соломинка, которая, как известно, является спасением утопающему. Абстракция! (Это восклицают математики). Мы (то есть – они) говорим не о каких-то там щенках и стрелах, а об абстрактных числах, то есть о понятии! Славно! Но, простите, понятие как раз и есть то, что должно быть наполнено неким содержанием! Где угодно, но только не в математике! (Пафосно парируют ушлые). Ибо содержание понятия привносит в стройные и беспристрастные математические ряды налёт чувственности, что в корне неприемлемо для объективности верховного математического действа! И, таким образом, все числа математики являют собой пустые понятия, которые по желанию могут быть наполнены любым содержанием! То есть, в данном случае: котлеты отдельно – мухи отдельно. Ну что ж, это похвально, когда котлеты отделены от мух, ибо в противном случае ничего хорошего получиться не может. Но тут возникает следующая коллизия: абстрагировавши число от жизни (для высочайшей степени объективности и беспристрастности!), математика наделяет его критерием идеального абсолютизма, вводя тем самым под своды духовного мира, в царство Абсолюта! Замечу, что вводит как раз туда, наличие чего зачастую она сама (во всяком случае, большинство её адептов) в корне и отрицает! И, таким образом, исходя из всего этого, следует признать, что «чистой» (абсолютно объективной, если можно так выразиться применительно к миру субъектов) и абсолютно беспристрастной математика может быть только в вышинах, в том самом царстве Абсолюта!(Правда, парадокс!, там она и на фиг никому не нужна!). Опускаясь же на землю, она неизменно становится не совсем уж и точной, не такой уж и беспристрастной, а с неким поправочным коэффициентом, с определённой долей погрешности. Ну, в самом деле, если мы произведём некие математические действия над группой автопокрышек, кажущихся совершенно одинаковыми, а затем повторим таковые над уже другой такой же группой, то по большому счёту результаты будут хоть немного, да разниться. До определённого момента, в производстве и в быту, на такие погрешности можно закрывать глаза – они практически не влияют на то, что мы требуем от мира вещей, но лишь, повторяю, до определённого момента!
Или вот, к примеру, такая сфера нашей жизни, как юриспруденция (законоведение), хотя, казалось бы, и далеко отстоит от математики, но и она подпадает под «закон не полного соответствия того, чего хочется, и того, что в наличии (желаемого и действительного)»! Она ведь вкладывает в смысл своих законов ту же суть, что и математика: т.е. сначала абстрагирует их от действительности до пустых, как числа в математике, понятий, чтобы потом в каждом конкретном случае наполнить ту пустоту угодным в данной ситуации содержанием. И тут, как правило, в зависимости уже не от каких-то там абстракций, а от вполне живых и даже упитанных лиц, результат символического умножения двойки на двойку получается порой весьма экзотичным и порой весьма далёким от символических же четырёх.
То есть, «дважды два равно четыре» верно в принципе, в отвлечении. В каждом же отдельном и конкретном случае это не совсем так, ибо всегда присутствует какой-либо перебор или какой-нибудь недобор (ну, хотя бы количества материи), пусть и незаметный глазу, не ощутимый в практике. Но когда-нибудь даже эти малые погрешности станут непреодолимым препятствием для дальнейшего продвижения науки. Это будет как раз тем барьером, что отделяет мир материи от мира духовного, та планка, преодолеть которую невозможно лишь количественными изменениями, а потребуется качественный прыжок из одного в другой! Когда потребуется войти в такие измерения, где отпадёт всякая надобность, как в математике, так и в других научных дисциплинах, и уж тем более в юриспруденции, ибо там уже появится потребность в знании совсем иного характера. Но то уже будет другая история…
P.S. Позволю себе привести небольшой отрывок, в некоторой степени органически дополняющий то, о чём говорится в статье:
«- Представь себе, мне, вдруг, вспомнилось то моё чувство, то ощущение, когда я, ещё в 60-е, впервые прочитал «Маленького принца» Сент-Экзюпери… По прочтении книги, я понял, что великая тайна заключена в нашем детстве! Ибо в нём не успели мы отойти ещё далеко от нашего состояния до рождения, от нашего единства и срощенности со всем мирозданием. Вот почему в детстве всё кажется не таким, не страшным, не враждебным, не чужим. Мы, с подачи науки, знаем о космосе, как о холодном, убивающем всё живое, пространстве, а ребёнок видит в нём приветливое, манящее своим волшебным мерцающим светом, живое существо. Оно так ласково и дружелюбно ему! Ведь только недавно пришел он из этих глубин, которые так бережно и заботливо его сопровождали. Вспомни, как Маленький принц, разглядывая самолёт, покачал головой и сказал: «Ну, на этом ты не мог прилететь издалека…»! После этих слов для меня стала ясна вся несостоятельность концепции освоения космоса (а ведь то были годы небывалого вдохновения космических полётов!). Я понял, что с помощью неуклюжих и громоздких летательных аппаратов, пусть и высочайшей степени совершенства, если даже скорость их удастся по мере возможности максимально приблизить к скорости света, хоть через тысячу лет, мы не сможем достичь даже самых близких к нам космических объектов, вне нашей планетарной системы. Но понял я и другое: совершать эти межпланетные путешествия, причём на немыслимые расстояния, мы всё-таки будем. Мало того, они, эти самые перелеты, уже давно осуществляются, с самого момента возникновения Вселенной!
- Весьма своевременные воспоминания и мысли, - усмехнувшись, подхватила Лиза. - Однако, многим людям способ, с помощью которого такие вещи (перелёты) происходят, может показаться неприемлемым, устрашающим…
И она процитировала из книги Сент-Экзюпери:
- «…Тебе покажется, будто я умираю, но это неправда…
Я молчал.
- Видишь ли… это очень далеко. Моё тело слишком тяжёлое. Мне его не унести.
Я молчал.
- Но это всё равно, что сбросить старую оболочку. Тут нет ничего печального…»...
- То есть, малыш говорит, что сбросив с себя тяжесть тела, мы все «обретаем крылья»! Правда, увы, происходит это только в кажущийся печальным для нас момент нашей смерти, нашего разрыва с миром, который, собственно, и накладывает на нас тяжкие цепи приземлённости, - оживлённо и с вдохновением продолжил Самборский. - «…Славлю Тебя Отче, …что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам…»!».
