День 27 декабря 1989 года вошёл в военную историю как день, когда силами нескольких подразделений советского спецназа была проведена уникальная спецоперация по штурму дворца Тадж-Бек, где укрывался президент Афганистана Хафизулла Амин. Об этой операции написано множество книг, но мы предлагаем вашему вниманию отрывок из книги легендарного командира группы спецназа КГБ "Гром" Якова Фёдоровича Семёнова "Жизнь без черновика", где автор вспоминает о неизвестных деталях операции "Шторм 333" — штурма дворца Тадж-Бек…
Почувствовав опасность, 14 декабря президент Афганистана Хафизулла Амин в течение трех дней переехал в ныне широко известный дворец Тадж-Бек.
17 декабря вслед за Амином мусульманский батальон и группа "Зенит", имея на то согласованное разрешение, выдвинулись в район дворца Тадж-Бек. Сам марш лишь отдаленно напоминал марш-бросок, подводила техника, приходилось два или три раза останавливаться из-за проблем с бронетранспортерами. Представляю себе боевую обстановку, когда дорога каждая минута, иначе эффект внезапности может быть сведен к нулю, а значит, и операция обречена на неудачу.
Разместили нас в недостроенных казармах. Полы цементные, окна вставлены не везде, в комнатах свободно гуляет ветер. Экстрима сколько хочешь! Я на правах первопроходца увидел рядом с казармой, на холме, небольшую постройку вроде украинской мазанки. Поднялся на холм, оказалось, что это, по сравнению с казармой, комфортное, чистое и теплое помещение. Кроме того, оттуда хорошо просматривался дворец и подходы к нему. Разместил свою группу на приглянувшемся мне холме. Рядом заняли удобную позицию две наши "Шилки".
С 17 до 22 декабря у меня были ежедневные встречи с руководством операцией. Иногда на таких совещаниях присутствовал и командир мусульманского батальона майор Халбаев. На одном из совещаний я насчитал семь генералов: генерал-полковник С.К. Магомедов, генерал-лейтенант А.А. Власов, генерал-лейтенант В.А. Кирпиченко, генерал-майор милиции А.М. Косоговский. Фамилии остальных генералов запамятовал. Руководил совещанием генерал-лейтенант Борис Семёнович Иванов.
С Вадимом Александровичем Кирпиченко, тогда заместителем начальника Первого главного управления (разведка), я встретился через двадцать пять лет на одном ветеранском мероприятии, и он продемонстрировал, насколько у него цепкая память. Он узнал меня, вспомнил те события, а ведь у него по роду работы было множество разных встреч, и какой-то майор мог запросто забыться.
Как всегда на этих совещаниях, все вопросы в конечном итоге сводились к одному — что делать с главой государства в случае его захвата? Ни один из генералов ни разу не сказал мне, что Амин должен быть ликвидирован, хотя по вопросам было понятно, какого ответа они ждут. Естественно, и я отвечал уклончиво: буду действовать, исходя из складывающейся обстановки, но Амин никуда не уйдет. Такие ответы нравились не всем генералам, у некоторых из них сложилось мнение обо мне как о человеке нерешительном. Позже от Юрия Ивановича Дроздова я узнал, что стоял даже вопрос о моей замене, однако время "Ч" неумолимо приближалось, и я остался командиром группы до конца. Видимо, сыграло в мою пользу то, что уже были отработаны вопросы связи, я знал офицеров, да и приобретенный опыт проведенных в 1978 году учений под Лугой, где я хорошо себя зарекомендовал, было на моей стороне. Я, конечно, даже не догадывался о тучах надо мной и продолжал работать…
Дворец Тадж-Бек располагался на высоком, поросшем густым кустарником, крутом холме, куда вела одна-единственная дорога, охраняемая круглосуточно, и, чтобы попасть к парадному подъезду на машине, надо было проехать круг по серпантину. Чтобы подняться к зданию с торца, куда вела узкая лестница и по которой моей группе предстояло атаковать дворец, предстояло преодолеть три крутых подъёма, высотой не менее пяти метров каждый, две пологие площадки по два метра. С этой же стороны был въезд на серпантин вокруг дворца, находилась казарма (примерно 20 гвардейцев), был оборудован ДОТ с крупнокалиберным пулеметом, с противоположной стороны был выставлен пост. В самом дворце постоянно находилось около двухсот гвардейцев. В расположенных в шаговой доступности от дворца трех казармах дислоцировались ещё около 2000 вооруженных гвардейцев. Стены дворца были способны сдерживать удары авиации.
При таком соотношении сил внезапность становилась важным фактором успеха операции, и я по-прежнему настойчиво искал любую возможность для получения информации о дворце (охрана, внутренний план, энергоснабжение, связь и всё то, что дало бы возможность тщательно спланировать действия группы в здании). Не помню, кто из резидентуры дал мне план половины второго этажа дворца, который значительно облегчил принятие решения. Кроме того, я установил круглосуточное наблюдение за дворцом, благо наша мазанка находилась на горе.
19 декабря в Кабул прилетели Ю.И. Дроздов, начальник Управления "С" ПГУ КГБ СССР, и Э.Г. Козлов, сотрудник того же Управления, куратор КУОСа.
Отношение Юрия Ивановича ко мне в целом я считаю добрым. Вспоминается случай, когда мы оба уже были уволены со службы. Я пришел к Юрию Ивановичу, и он подарил свою книгу "Нужная работа" и подписал: "Уважаемому Якову Федоровичу Семенову — одному из самых первых афганцев-каскадёров, которому автор обязан многим, с признательностью и большой благодарностью". Тёплые слова, но меня поразило другое, а именно то, что он спросил меня, не нуждаюсь ли я в деньгах. Я поблагодарил и отказался, хотя именно в тот момент испытывал определенные материальные трудности.
23 декабря в Кабул прибыла группа "Гром" (из "Альфы") с командиром майором Михаилом Михайловичем Романовым. Офицеры группы отличались своей спортивной подготовкой, среди них были призеры чемпионатов Европы, СССР и общества "Динамо" по боксу и борьбе, а главное, они притерлись в составе боевых подразделений при решении практических задач. Я быстро сошелся с Мишей Романовым, и наши добрые, дружеские отношения пошли на пользу дела при штурме дворца. При обсуждении плана штурма я и Романов договорились, что будем действовать вместе. Главное и принципиально важное при этом было не допустить взаимных потерь. Установили пароль-отзыв "Яша-Миша". "Миша-Яша" распределили зоны ответственности подгрупп во дворце и порядок зачистки помещений.
По нашему плану, "Гром" выдвигался и уходил влево на серпантин, наш "Зенит" шёл следом и атаковал дворец с торца. Далее "Грому" предстояло по серпантину подняться к дворцу. Далее, собрав обе группы у фасада, начинаем зачистку помещения с целью найти Амина. Мусульманский батальон участия в зачистке дворца не принимает. Многие офицеры этого батальона обижаются, когда им напоминают об этом, но факт остается фактом: задачей батальона было доставить группы "Зенит" и "Гром" к дворцу и не допустить подхода афганцев со стороны казарм.
Этот план мы с Мишей обсуждали неоднократно и договорились действовать именно так, кто бы из руководства что ни говорил.
25 декабря, чтобы максимально усыпить бдительность руководства гвардии, был организован дружеский обед. В ходе общения до руководства гвардии было доведено, что личному составу нашего батальона необходимо постоянно тренироваться, совершенствовать тактическое мастерство и не надо обращать внимания на передвижения техники.
Однако события 27 декабря показали, что "дружеский" обед не "размагнитил" афганских гвардейцев. Под легендой поиска места для встречи Нового года мы — Романов, я и еще два офицера из его группы — сделали вылазку 26 декабря в элитный ресторан, откуда хорошо просматривалась вся территория вокруг дворца. Оказалось, что ресторан облюбовали офицеры гвардии и устроили там наблюдательный пост, они долго и настойчиво на ломаном русском языке задавали каверзные вопросы о цели посещения ресторана и нам с большим трудом удалось отвязаться от них и благополучно вернуться в казармы.
День 27 декабря 1979 года начался буднично, но в 15:00 Ю.И. Дроздов вызвал меня и Михаила Романова и устно поставил задачу на штурм дворца.
Слова генерала были простые, не было киношных "слушай команду" и тому подобное. Приказ выглядел как просьба: "Ребята, не подведите!" Он знал, что посылает нас на верную смерть, кто-то уже не вернётся с задания.
Никаких карт, планов, бумаг — только слова, слова. Мы доложили план действий, который Дроздов одобрил. Он сказал, что в штурме будут участвовать Асадулла Савари (будущий заместитель премьер-министра страны) в группе "Гром" и Саид Мохаммад Гулябзой (будущий министр МВД) в моей группе. Кроме того, в экипаж четвертого БТРа "Зенита" был включен Г.И. Бояринов. Много лет спустя на встрече ветеранов Учебного центра СВР Голубев Александр Титыч (тогда сотрудник ПГУ, позднее генерал-лейтенант, непродолжительное время возглавлявший СВР), который как раз и должен был находиться в этой боевой машине, рассказал, что уступил свое место Г.И. Бояринову после его настойчивых уговоров. Кто тогда мог знать, что он напросился на свою смерть?
Я сразу же спросил у Юрия Ивановича: "Что, Григорий Иванович — мой начальник? Как поступать, если он начнет вмешиваться в наш план действий?"
На что получил ответ:
— Действуй по своему плану и не реагируй ни на чьи указания.
Чтобы окончательно избежать лобового столкновения при руководстве операцией, я предложил направить Г.И. Бояринова на узел связи во дворце. Это предложение было одобрено. Эвальд Козлов напросился в машину Миши Романова.
На этот раз я решил идти в атаку на первом БТРе, взял с собой переводчика Курбанова и Саида Мохаммад Гулябзоя. Казалось бы, по всем канонам военной науки командир не должен идти на штурм первым и тем самым подвергать риску исход боя, но я тогда рассуждал по-другому и действовал по принципу: командир впереди, и остальные должны следовать его примеру. Средства связи в группе отсутствовали, а для связи с руководителем операции Ивановым Б.С. только у меня была радиостанция уоки-токи (которая в то время была дефицитом).
Итак, готовность номер один. Выпили по граммульке положенные фронтовые, с трудом добытые в посольстве. По совету фронтовика Бояринова не закусывали, так как любые ранения на сытый желудок переносятся сложнее. Мы в боевых машинах, в бронежилетах, касках, без документов, в афганской форме и со славянскими лицами готовы идти вперед!
Первые же минуты штурма сломали весь наш тщательно подготовленный план. Дроздов направил "зенитовцев" на штурм первыми, хотя группа "Гром" по плану должна была идти впереди, поскольку броня у БМП по сравнению с БТР была мощнее, и по времени обе группы смогли бы атаковать дворец почти одновременно. Я с первой подгруппой на БТРе попал на открытом пространстве под шквал огня из крупнокалиберного пулемета. Этот огонь нес смерть, но нам удалось проскочить в мертвую зону у нижнего яруса дворца с перебитыми колесами. Вторая машина была подбита и сгорела (а ведь в ней должен был находиться я). Погиб Боря Суворов, командир подгруппы, остальные получили ранения разной степени тяжести. Суворов, офицер из Омска, хороший спортсмен, первоначально был включен в состав другой группы и на другой объект, где не было жертв. Он неоднократно подходил ко мне с просьбой взять к себе, и я не устоял, теперь же, вспоминая события тех дней, я корю себя за мое решение. В третьей машине контужено два офицера. "Шилки" поливают дворец огнем, снаряды отскакивают от стен прямо на наши головы. Вижу, только через несколько минут появляются БМП "Грома", за ними наш четвертый БТР.
Позже я спросил Юрия Ивановича Дроздова:
— Кто изменил план действий?
— Я, — ответил он.
Попытка выйти к дворцу с торца сразу не удалась, поскольку пулемёт не давал поднять головы. В память навечно врезалась картина — пули, как шаровые молнии, летящие из жерла крупнокалиберного пулемета на расстоянии всего метров 15. Я их и сейчас, как тогда, вижу. Вокруг сплошные автоматные очереди, "Шилки", ведущие беспрерывную стрельбу по зданию, и их снаряды, отскакивающие от стен прямо на нас, временами гулкие выстрелы гранатомётов — всё это было похоже на ад. У торца быстро подавили очаг сопротивления группы гвардейцев. Я снова бросаюсь вперёд и наверху лоб в лоб сталкиваюсь с Мишей Романовым и Эвальдом Козловым. Без слов, стреляя на ходу, бежим к центральному входу и врываемся на первый этаж. К этому моменту наши ряды уже значительно поредели.
Увидел среди офицеров Бояринова (он погибнет через несколько минут), успел ему улыбнуться и, действуя как некий заведенный механизм, бросаюсь наверх, на второй этаж. Потом выяснилось, что к тому моменту Миша Романов уже был контужен и не двигался.
За мной устремились и другие офицеры. Никто не кричал "За Родину!" и чего-то подобного. Всё происходило так, словно для нас это было обычное дело, повседневная работа.
В моей группе оказались офицеры "Грома" Виктор Карпухин, Саша Плюснин, Виктор Анисимов, Сережа Голов, Эвальд Козлов. Тут сработало то, что офицеры "Грома" уже знали меня и, глядя на мои уверенные действия, решили, что я наверняка знаю, где находится Амин. Если бы это было так!
Стрельба не затихала ни на улице, ни в здании. На узкой лестнице, ведущей на второй этаж, перед самой площадкой все залегли. Виктор Анисимов, лежащий рядом, просит гранату. Киваю головой. Лежим вплотную, ему удобнее было взять у меня гранату в подсумке и бросить, чем мне самому. Виктор осторожно берет гранату, бросает, за ней вторую. Обе попадают в дверную филенку, отскакивают и медленно катятся на нас. Еще немного, и быть беде. Но, к счастью, ковер на полу замедлил их движение, и они рванули на площадке в метре от нас. Осколки разлетелись во все стороны, и при этом зацепило Сережу Голова.
После взрыва гранат выскакиваем на площадку. В это время к нам подтянулись "зенитовцы" из моего экипажа — Нурик Курбанов и Саша Карелин, которые уже прочесали второй этаж с торца. Не останавливаясь, устремляемся в противоположную сторону и действуем по отработанной схеме: гранаты, автоматные очереди.
Вдруг слышим истошный женский крик: "Амин, Амин…" Врываемся в коридор, и я вижу справа, у барной стойки, лежит мертвый человек в полосатых трусах и белой майке, очень похожий по фотографиям на Хафизуллу Амина. Недалеко от него, в углу, женщина и дети (как оказалось, жена Амина с детьми). Для опознания трупа вызываю Гулябзоя, который лично знал Амина и который подтвердил, что этот человек и есть Амин.
Докладываю по рации Б.С. Иванову:
— Главному конец. Имею с нашей стороны погибших и много раненых.
В ответ приказ:
— Отступайте!
Приказ удивил, и я не стал спешить с его выполнением. Вся операция заняла около 45 минут…
Позже о событиях в Афганистане генерал Александр Ляховский написал книгу "Трагедия и доблесть Афгана". В фундаментальной работе на восьмистах страницах на основе многочисленных интервью, исторических материалов и документов и собственного опыта он дает правдивую картину о войне в Афганистане. В ней подробно рассказывается и о первых часах этой войны — штурме дворца Амина.
Генерал Александр Антонович Ляховский проделал воистину титанический труд, издав эту книгу. Если бы не он, многие события той войны отдельными его участниками трактовались бы субъективно. Он рано ушел из жизни, пусть земля ему будет пухом, и я благодарен судьбе, что она познакомила меня с этим человеком. Александр написал дарственную надпись на своей книге, и его слова мне дороги:
"Легендарному командиру группы "Зенит" Якову Федоровичу Семенову! С глубоким уважением и восхищением доблестью и отвагой в память о тех незабываемых днях. Искренне Александр Ляховский"…
Примерно через час после моего доклада Б.С. Иванову во дворец прибыл Ю.И. Дроздов, и уже с этого момента все дальнейшие действия во дворце проходили под его непосредственным руководством. Ночь прошла в боевой обстановке. Тут и там раздавались выстрелы, продолжалась зачистка помещений дворца. Группа офицеров пыталась безуспешно найти документы, которые указывали бы на тайную связь Амина с американскими спецслужбами.
Утром следующего дня Эвальд Козлов и я перевезли семью Амина в расположение нашей казармы и передали их членам нового правительства Афганистана. При этом запомнился прискорбный факт — на наших глазах погиб весь боевой расчет мусульманского АГСМ от прямого попадания миномета гвардейцев роты Востротина. Эти потери связаны с невероятной остротой обстановки, их невозможно было избежать, но было очень больно и обидно за элементарное отсутствие координации в действиях ГРУ и ВДВ.
После полудня 28 декабря Эвальд Козлов сел за руль "мерседеса" Амина, и мы: Ю.И. Дроздов, Олег Швец, Василий Колесник и я, — поехали в наше посольство. Там уже обо всём знали, тепло и искренне нас встретили, оказывая всяческие знаки внимания. Возвращались поздно вечером. По дороге к дворцу нас остановил выставленный десантниками патруль и потребовал назвать пароль. Я наугад назвал цифру, и мы благополучно миновали пост, но буквально через двести метров были обстреляны другим постом. Только услышав громкий русский мат, гвардейцы прекратили стрельбу. Результатом обстрела стали несколько пулевых отверстий на машине в районе радиатора. Василий Колесник взял у патруля БМП, в который пересели Дроздов и Швец, а Козлов и я остались в "мерседесе" на буксире у БМП, и в итоге все благополучно доехали до казарм. До глубокой ночи снимали стресс и говорили на разные темы.
Я с трудом всё же смог поздней ночью за рулем "уазика" подняться по серпантину на гору (дороги как таковой не было), отдать ребятам подарки и рухнул спать.
29 декабря все "зенитовцы" вернулись на свои виллы. В тот же вечер шумно отметили наступающий Новый год. Руководство строго-настрого предупредило нас о сохранении в тайне всего, что произошло в эти дни в Кабуле. Были запрещены любые записи, дневники и песни, которых уже было немало написано на афганскую тематику, в которых иногда косвенно, иногда прямо рассказывалось об участии спецназа КГБ СССР в приходе к власти Бабрака Кармаля. Но тяжело утаить шило в мешке, офицеры не спешили отдавать свои творения, а техника позволяла записывать и размножать порой наивные по качеству, но главное с душой исполненные песни. Я же, начав писать дневник в те дни, остановился и к теме Афганистана вернулся спустя тридцать лет…
События 27 декабря изменили мою психику, отношение к жизненным ценностям. Внешне я остался, как мне кажется, тем же Яковом, которым был раньше, но внутренне таким, каким был до боя, я уже никогда не буду. Для постороннего человека афганский синдром непонятен, а люди, прошедшие через кровь и пули, меня прекрасно понимают…
Через два или три дня Ю.И. Дроздов вызвал меня и попросил оценить действия офицеров во время боя. Пытаясь дать объективную оценку в бою отдельным офицерам, кто проявлял, мягко говоря, медлительность во время штурма, я получил замечание от Юрия Ивановича, который подчеркнул, что это был для всех первый бой, о чём нельзя забывать.
Говоря в целом о "зенитовцах" в этом бою, можно выделить группу отчаянных и смелых. Один из таких — Володя Рязанцев, который получил сквозное пулевое ранение бедра правой ноги, сам себя перевязал и продолжил бой. Саша Новиков, тяжело раненный в живот, не терял бодрости духа и как мог поддерживал других раненых.
Все офицеры были награждены государственными наградами разного достоинства. У меня хранится копия телеграммы-молнии нашего руководства к Ю.В. Андропову, в которой около двадцати человек, поровну офицеры "Зенита" и "Грома", представлены к званию Героя Советского Союза. Там была и моя фамилия. (Приложение 3) Потом список сократили до семи. Я опять вошел в него.
В итоге звание Героя Советского Союза получили трое: Г.И. Бояринов (посмертно), сын адмирала Эвальд Козлов и внук генерала Виктор Карпухин. Много лет спустя, когда я был в Академии ФСБ по делам у А.И. Цветкова, я прочитал в чекистском кабинете представление на Козлова о присвоении ему звания Героя Советского Союза, где было написано, что он при штурме командовал группой. Какой?! Никто не знает! Конечно, такая несправедливость меня поразила. По мне, пусть бы писали что угодно, но зачем же подменять людей, топтать историю?! Недавно на сайте СВР я прочитал, что группой "Зенит" при штурме дворца Амина командовал майор Я.Ф. Семенов, что меня сильно порадовало.
На второй день после штурма меня вызвали на опознание погибших. Надо признать, процедура довольно неприятная, и потом видеть погибших товарищей, которых ты хорошо знал, — тяжелая психологическая нагрузка. Прежде всего чувствуешь ответственность, почему не уберег и что сказать родным и близким — сын (муж, брат, отец) погиб смертью храбрых, — но ты-то сам живой? Чтобы закончить эту печальную тему, скажу, что когда я бывал на похоронах моих товарищей, погибших в Афганистане, ничто не вызывало большего сострадания, чем слезы матери, которые и у меня самого, далеко не сентиментального, вызывали слезы на глазах.
Возвращение на родину было запоминающимся. Взлетев в Кабуле, мы сделали посадку в Ташкенте, где к нам подсадили раненых офицеров из "Зенита" и "Грома", некоторых под капельницами. В Чкаловском приземлились поздно вечером, где нас ожидала более чем скромная встреча: машины "скорой помощи" и автобусы до объекта. Сдали оружие, и заместитель начальника курсов нам объявляет, что отвезти в Москву не может, так как нет транспорта. Я выругался и заявил, что пойду пешком. Через пару часов всё же нашли автобус, и нас развезли по домам. Так встречала страна своих героев.
Какие выводы можно сделать из успешно проведенной операции? Главное внимание при проведении такого рода операций следует уделять подбору членов группы и их подготовке к действиям на аналогичных объектах. К учениям 1978 года была подготовлена группа из 14 офицеров, которые вошли в отряд "Зенит", но на мою настойчивую просьбу включить их в состав моей группы я получил отказ, и только Володя Рязанцев оказался у меня.
Например, американские спецназовцы при подготовке операции по бен Ладену, имея уже боевой опыт, два месяца отрабатывали тактику действий на макете, специально выстроенном в США. Обама лично принимал решение по операции и в режиме онлайн через беспилотника отслеживал ее ход.
Проведение такого рода операций предполагает тщательную проработку всех деталей материально-технического обеспечения. В нашем случае можно назвать немало, казалось бы, мелочей, которые могли бы оказать серьёзное влияние на ход операции. В качестве примера могу назвать отсутствие фонариков, и если бы освещение во дворце отключили, то неизвестно, как бы закончилась вся операция, во всяком случае, потребовалось бы значительно больше времени.
Если в операции задействованы различные структуры, то, очевидно, должен быть создан на это время и соответствующий орган. Как может заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант ставить задачу преподавателю КУОС ВКШ КГБ майору?
Конспирация при подготовке операции не должна быть помехой для координации действий различных силовых структур.
Цели и задачи операции должны быть доведены до исполнителей в чёткой форме и задокументированы, иначе возникают ситуации, подобные в Вильнюсе, когда Головатова М.В. Литва сделала военным преступником. Возникает вопрос: а за что тогда отвечает Горбачёв?
Отношение к участникам операции. После операции Обама собрал всех участников на базе в США, поблагодарил за успех и каждому пожал руку. Фидель Кастро, встречая кубинский спецназ после выполнения сложных задач в Анголе, всегда встречался с личным составом и оказывал соответствующие почести.
К сожалению, в нашей стране было другое отношение к боевым офицерам, прошедшим Афган. В первые годы даже похороны погибших проходили "по-тихому", и только через год после ввода войск стали хоронить с почестями, но без упоминания слова Афганистан. Отношение у многих государственных чиновников к "афганцам" скорее пренебрежительное, чем уважительное. Фраза "Мы вас в Афганистан не посылали" стала крылатой в устах бюрократов.
Но, как бы то ни было, мы с честью выполнили задачу, и я попал в историю специальных операций как командир группы "Зенит", взявшей дворец Амина…
