(впечатления очевидца)
Очередное ядерное испытание в КНДР, проведённое в первой декаде сентября, в дни празднования 68-й годовщины своей государственности, вновь оживило давнюю дискуссию о природе “северокорейского сталинизма”, о подлинности гуляющих по страницам газет и бьющих по нервам обывателя сообщений о жизни людей в “самой загадочной стране мира”. В принципе, массовая размытость представлений о КНДР объяснима, ибо составить объективное суждение о сути идей Чучхе и о подлинном характере социального строя этой страны, опираясь лишь на сообщения СМИ, действительно сложно. Незнание сути вещей неизбежно ведёт к однобоким, ложным выводам. На мой взгляд, основная ошибка тех, кто берётся рассуждать о феномене Северной Кореи, кроется даже не столько в заведомой предвзятости, сколько в фокусировке внимания. Пытаясь описать жизнеустройство КНДР в привычных нам политэкономических или политологических терминах, такие исследователи невольно уводят в сторону от главного – от сущности самой идеи Чучхе, определяющей все сферы жизни “Красной Кореи”. А без адекватного представления о её стержневой идее любое описание сложившегося в КНДР типа общества будет неполным и искажённым. Не понять Чучхе хотя бы в её главных, основных чертах – значит не понять в Северной Корее ничего вообще.
Разумеется, я не претендую на то, что в своём небольшом очерке смогу выдать читателю абсолютную истину об этой, безусловно, уникальной стране. Срок моего пребывания в КНДР был сравнительно недолгим – всего неделя. Потому я просто предлагаю взглянуть на Северную Корею под несколько иным углом зрения, сместив фокус с политэкономии и политики на… метафизику. Мне, увидевшему повседневную жизнь КНДР воочию, подобное смещение представляется не просто оправданным, а совершенно необходимым. Надеюсь, ниже читатель поймёт, почему.
Мы, чей склад ума во многих аспектах схож с европейским, склонны судить о вещах, оценивая их с привычных материалистических позиций. Экономическое развитие государства мы измеряем в показателях ВВП и уровне дохода на душу населения, степень совершенства политических институтов – в степени реализации гражданских прав и свобод. Однако всё дело в том, что социально-политическое устройство КНДР, помимо материального, имеет и иное, глубинное измерение. Оно не просто оригинально и самобытно. Оно глубоко метафизично. А игнорируя метафизику северокоресйкого социализма, постичь Чучхе невозможно абсолютно.
Быть может, моё утверждение покажется кому-то странным, но Чучхе (в буквальном переводе означающее “самобытность”) не является политической идеологией. По крайней мере, в том смысле, в каком мы вообще употребляем термин “идеология”. Вопросы о желательной форме собственности на средства производства и наилучшем способе распределения материальных благ не являются в Чучхе основными. Хотя однозначные ответы на них проповедниками Чучхе давно даны, повышение материального благосостояния как таковое всё же не рассматривается в качестве основополагающей и единственной цели.
Да, с точки зрения политэкономии в КНДР построен именно социализм, который хотя и не предусматривает частной собственности, но допускает гибкую систему хозрасчёта на производственных предприятиях. Интеллектуальное новаторство Ким Ир Сена и его преемников заключается в том, что классическая плановая экономика, выступающая в роли базиса, обеспечивающего повседневные потребности людей, была максимально насыщена глубинными, имеющими философское и даже отчасти религиозное измерение смыслами. Эти смыслы, выражаемые на восточный манер несколькими простыми, кажущимися незатейливыми формулами, всепроникающи и тотальны, ими пронизана каждая пора, каждая клеточка северокорейского общества. Во многом, Чучхе сродни философскому учению, которые, в отличие от изобретённых в своё время на Западе светских идеологий, тысячелетиями определяли картину мира людей на Востоке.
Самостоятельность, национальное единение, ядерный щит – ничто из этого, взятое по отдельности, не может выразить сущность Чучхе в полной мере. Чучхе монолитно и масштабно, как и воздвигнутый в центре Пхеньяна гигантский факел-монумент. Оно в принципе не может быть постигнуто вне исторического и культурного контекста народов и стран Восточной Азии.
Огромное значение в философии Чучхе уделено эстетике и стилю. Мелькающие время от времени по нашим телеканалам кадры военных парадов и массовых театрализованных действ не в силах передать зрителю и десятой доли тех ощущений, которые испытывают присутствующих при них лично. Праздничная демонстрация в КНДР, при схожести ряда внешних атрибутов, имеет мало общего с хорошо знакомыми нам с советских времён первомайскими шествиями. Любая из них являет собой, в первую очередь, мистерию, сакральное действо, соединяющее людей в могучий организм, в неудержимый, страстный поток, а расположенные в Пхеньяне обелиски и монументы дают пример того, как возможно при помощи вроде бы не слишком затейливых художественных средств добиться колоссального по силе воздействия на человеческую психику эффекта.
Упорно озвучиваемые западными политиками претензии к КНДР как к стране, в которой будто бы регулярно попираются права человека, в принципе лишены смысла. Традиционно корейский взгляд на человека, получивший развитие в Чучхе, изначально не приемлет привычного для общества Запада атомизированного человека-индивидуума, состоящего с остальными членами общества и органами государственной власти в контрактно-деловых отношениях. Для корейцев всякий человек есть, в первую очередь, член общины-семьи, будь то собственно семья, школа, предприятие или же нация и страна. Именно в единении с остальными людьми, будучи встроенным в мощный, непрерывно движущийся поток смыслов и действ, человек, с точки зрения корейца, способен в полной мере раскрыть все грани своей личности. Чучхе – это не просто отличное от западного направление социальной мысли. Чучхе – это, прежде всего, иное восприятие человека.
Игнорируя философию Чучхе, не представляется возможным до конца уяснить истоки и того сверхпочтительного отношения к фигурам основателя КНДР Ким Ир Сена и его наследников. Почитание вождей в этой стране не есть следствие гипертрофированного, но банального вождизма. Ким Ир Сен пробуждает в корейцах чувство благоговения как личность, указавшая им верный исторический путь, как личность, выведшая уникальную по-своему формулу национального единения, позволившую сохранить КНДР в эпоху масштабного и разрушительного кризиса мировой системы социализма. Почитать политика, философа или мудреца, давшего соотечественникам цели и смыслы, вообще свойственно народам Восточной Азии. В этом отношении корейцы не являют собой какого-то исключения. Однако Пхеньян отнюдь не пестрит портретами вождей, как вульгарно пестрят изображениями Ататюрка улицы Стамбула или ликами отца и сына Алиевых увешаны проспекты в Баку. Сакрального не должно быть много.
Отношение людей в КНДР к своим космическим спутникам и ядерным ракетам также проникнуто возвышенным, в чём-то даже религиозным чувством. Ракеты и спутники для северокорейцев, помимо собственно военно-прикладного значения, служат наглядными примерами торжества их смыслов, их идей. Именно развивая учение Чучхе, к середине второго десятилетия XXI в. КНДР вплотную приблизилась к воплощению заветной мечты – исключению самой возможности чьего бы то ни было вооружённого нападения. При этом спутники и ракеты - лишь вершины, высшие точки динамичного промышленного и научно-технического развития КНДР. Человеку, попавшему в страну, трудно будет обнаружить признаки технологической отсталости. Северная Корея – никакая не Верхняя Вольта с боеголовками. КНДР – это страна, в которой помимо собственно космических аппаратов и баллистических ракет массово выпускаются свои компьютеры и айфоны.
Вместе с тем, никакой ожесточённости или мрачного фанатизма в жителях КНДР не ощущается, хотя западные СМИ и постарались создать в глазах мировой общественности образ северокорейцев как узколобых, отгородившихся от всего мира фанатиков. В личном общении граждане КНДР приветливы, жизнерадостны и дружелюбны, и лишь когда речь заходит о сакральном – идее Чучхе, вожде Ким Ир Сене, войне 1950-53 гг. против США – в их глазах вспыхивает огонь. Но он мало похож на выражение той упёрто-примитивной непримиримости, что столь ярко сквозит в лицах современных радикальных исламистов.
Закрытость, самобытность, частичный изоляционизм – это опять-таки одна из черт, исторически присущих восточноазиатским народам. История знала длительные периоды “закрытия” Японии, “закрытия” Китая. Но, судя по всему, в КНДР урок истории выучили хорошо. Держа иностранцев на расстоянии, страна одновременно делает всё, чтобы сфере промышленности и военного дела не отстать от ведущих стран мира. И пока подобный подход оправдывает себя.
Завершая сей краткий очерк, в котором я постарался систематизировать личные впечатления от пребывания “в самой загадочной стране мира”, хотел бы подчеркнуть следующее. Не следует воспринимать мой текст как откровенный панегирик Чучхе. Несмотря на то, что реализация идей Чучхе в КНДР вызывает чувство подлинного уважения к стране (иной раз граничащее с восторгом), я прекрасно осознаю, что к русскому народу с его мироощущением они всё же малоприменимы. Для того, чтобы полностью воспринять Чучхе необходимо быть этническим корейцем. Однако тот исторический опыт, который накоплен КНДР за свою почти семидесятилетнюю историю, заслуживает пристального изучения. Нам, вошедшим ныне со странами Запада и США в жёсткий клинч, отвергать его было бы легкомысленно, даже глупо. Практика – лучший критерий истины. Если страна Чучхе на протяжении десятилетий не просто выживала под гнётом всевозможных внешних ограничений и санкций, но и совершала поистине эпохальные для себя прорывы, то это лишний раз подтверждает, что в целом она нащупала верный исторический путь.
