Что такое концептуальная власть?

1. Главный вопрос актуальной российской повестки дня состоит в том, как с наименьшими издержками осуществить инициативу захвата концептуальной власти в мире. Осуществление этой инициативы, несмотря на всю её актуальность, является довольно-таки непростой операцией.

История знала уже многие примеры того, как иногда мягко и незаметно для большинства современников происходили такие захваты в мировом и макрорегиональном масштабе той или иной молодой мировой силой. Здесь не будет затрагиваться обсуждение возможных планов осуществления подобного захвата, но произойдёт его иллюстрация на успешных примерах, имевших место в прошлом. Во всех этих примерах проявлялись организации орденского типа, выступавшие с такими инициативами и стоявшие за подобными захватами, выдвигавшие новые парадигмы будущего нашего мира или отдельных макрорегионов и формировавшие образ этого самого будущего.

Но прежде чем переходить к описанию возможных новых парадигм будущего нашего мира и образа этого самого будущего, хотелось бы рассказать о том, как подобные захваты происходили в истории.

2. Начнём с рассказа о гладиаторах (лат. Gladiator – «меченосец», от gladius – «меч», «гладиус») – бойцах в Древнем Риме, которые сражались с подобными себе на забаву публики на специальных аренах.

Когда-то в Древней Европе, Средиземноморье и Ближнем Востоке концептуальным лидером и законодателем всех мыслимых и немыслимых мод был Древний Рим. Одной из таких мод стали гладиаторские бои в Римской империи. Основной причиной возникновения гладиаторских игр являлся заимствованный (объединённой коллегией древнеримских жрецов, или «концептуальным проектным офисом», как сказали бы сейчас) у этрусков погребальный обряд, подобный древней борьбе сумо в Японии. Потенциальные жертвы человеческих жертвоприношений – не только рабы, но и свободные люди – должны были с мечами в руках сражаться около могилы, и, таким образом, погибал слабый (во многом предварительно уже заранее выбранный тем же самым «концептуальным проектным офисом» для устранения в целях управления обществом), а сильный (как казалось ему самому и значительной части интеллектуально невзыскательной публики) оставался в живых, вызывая восторг присутствующих. Многие рабы добровольно старались попасть в школу гладиаторов, так как, сражаясь на арене и завоевывая уважение публики, они могли завоевать себе свободу. Нередко рабы затевали драки между собой, чтобы таким образом показать свою силу перед центурионами (военной древнеримской знатью, от лат. centurio – сотник; др.-греч. κεντυρίων, κεντυρίωνος – «кентурион, кентурионос», церк.-слав. кєнтуриинъ; в римской армии – командир центурии; центурионы высшего ранга командовали также более крупными подразделениями (манипула, когорта, вексилляция)), желая им понравиться, дабы поднять собственный статус. В школе гладиаторов новичков ожидали суровые тренировки, многие не справлялись с тяжёлой нагрузкой.

В 105 году до н.э. гладиаторские игры вводятся в число публичных зрелищ, так как объединённая коллегия древнеримских жрецов была заинтересована в отвлечении жителей Римской империи от актуальной повестки тогдашнего дня и более стабильного течения процессов в древнеримском обществе. Отныне государство возлагало на своих магистратов заботу об их устроении. Гладиаторские игры становятся и в столице, и по всей империи любимейшим зрелищем, и это быстро берут в расчёт те, кто хочет выдвинуться (как всё это похоже на проведение современных конкурсов красоты, Евровидения, кинофестивалей, Олимпийских игр и чемпионатов по различным видам спорта). Цезарь в 65 году до н.э. дал игры, в которых приняли участие 320 пар гладиаторов. Враги его испугались: страшны были не только эти вооружённые молодцы; страшно было то, что роскошные игры стали верным средством приобрести расположение народа и обеспечить себе голоса на выборах (и это тоже похоже на проведение современных конкурсов красоты, Евровидения, кинофестивалей, Олимпийских игр и чемпионатов по различным видам спорта). В 63 году до н.э. по предложению Цицерона был принят закон, запрещавший кандидату в магистраты в течение двух лет до выборов «давать гладиаторов». Никто, однако, не мог запретить частному лицу «дать» их под предлогом поминок по своему родственнику, особенно если последний завещал своему наследнику устроить игры.

В 63 году н.э. император Нерон издал указ, разрешающий участвовать свободным женщинам в гладиаторских турнирах. В 66 году н.э. Нерон устраивает в городе Путеолы дорогостоящее представление в честь армянского царя Тиридата I, в котором участвовали эфиопы, в том числе женщины. А император Домициан в 89 году н.э. выводит на арену гладиаторов-карликов.

В 337 году н.э. в одном из военных походов умер император Константин Великий (306 – 337 годы н.э.). Он умер в Никомедии после того, как первым из римских императоров, правда, уже на смертном одре, принял крещение. История сохранила и имя того, кто крестил Константина, – это был Евсевий Кесарийский (греч. Ευσέβιος ο Καισαρείας; около 263 – 340 годы н.э.) – римский историк, отец церковной истории.

В годы правления императора Константина набирающее силу христианство было признано Миланским эдиктом 313 года н.э. религией равноправной существовавшим ранее на территории Римской империи культам. Это был уже серьёзный шаг в сторону признания христианства как влиятельной силы; христианская церковь постепенно превращалась в инструмент политической власти, захватывала умы населения Римской империи, постепенно, но верно становилась новым концептуальным центром Древнего Рима.

С этого времени постоянно растущее влияние христианской церкви стало всё более очевидным. В 325 году н.э. Константин Великий созвал в Никее Первый экуменический собор, всячески способствуя распространению христианства (гладиаторские ристалища отходят на второй план общественного и политического сознания); в том же году он обнародовал в Берите (ныне – Бейрут) свой эдикт, порицавший «кровавые игрища» во всей Римской империи. Константин Великий совершал свои значимые для христианской церкви действия, не будучи в то время ещё христианином. Он совершал их для удержания собственной личной власти в Римской империи, находясь в поиске новой политической идеи и сил, стоящих за ней, на которые он мог бы способен был опереться в обществе с разлагающейся элитой и в государстве, постепенно подвергающемуся эрозии.

Отныне судам было предписано посылать преступников не «на арену», а на каторжные работы в рудники. Однако, судя по всему, эдикт императора повлиял в первую очередь на восточные провинции Империи, где идеи христианства быстрее приобретали распространение среди населения, а стало быть, – и элиты. На самом же Апеннинском полуострове, там, где в своё время изначально возникли гладиаторские игры, Константин сам способствовал отмене собственного эдикта, предоставив жрецам в Умбрии и Этрурии, в порядке исключения, право на организацию таких игр, что делало его решение непоследовательным и не несущим должного положительного результата.

Почему он так поступил, нам точно неизвестно. В любом случае, это стало дурным примером, и гладиаторские игры начали повсюду возрождаться вновь, способствуя дальнейшему загниванию социальной ткани Древнего Рима.

Несмотря на это, христианская церковь упорно продолжала добиваться окончательного запрета кровавых забав, так как сама их идея принадлежала отмирающим ценностям языческих культов, христианские идеи постепенно захватывали концептуальную инициативу в древнеримском дискурсе. В 357 году н.э. император Константин II воспретил всем римским солдатам и офицерам добровольно поступать в гладиаторские школы. Через восемь лет, в 365 году н.э., император Валентиниан подтвердил эдикт Константина I, запрещающий римским судьям приговаривать преступников «к арене», а в 399 году н.э. император Гонорий закрыл последние гладиаторские школы. Окончательный и абсолютный запрет гладиаторских боёв последовал вновь пять лет спустя.

Поводом к этому послужил случай, описанный епископом Феодоритом Киррским (около 393 – 460 годы н.э.). В 404 году н.э. некто Телемах, христианский монах из Малой Азии, выскочил на арену и бросился между сражающимися, пытаясь разнять их. Это благочестивое рвение стоило ему жизни: разгневанная толпа набросилась на миротворца и растерзала его. Однако жертва Телемаха была не напрасной: под впечатлением его мученической смерти император Гонорий навсегда запретил гладиаторские игры. Эта история описывает процесс и общий механизм того, каким образом пробиваются к власти все новые идеи, осуществляющие концептуальный захват дискурса.

3. Продолжим тему рассказом о русском хилиазме. Хилиазм (от греч. χῑλιάς «тысяча»), или милленаризм (от лат. mille «тысяча» + лат. annus «год») – богословское понятие (теория), представления в рамках христианской эсхатологии о «периоде торжества правды Божьей на земле», в котором Иисус Христос и христиане будут править миром на протяжении 1000 лет.

В России хилиазм, перенятый у византийской церковной учёности вместе с Крещением, лёг на автохтонную почву дохристианских, языческих народных мечтаний о благом царстве, которые все мы знаем по русским волшебным сказкам.

Этот русский хилиазм резко усилился в XVI веке, в период после окончательного краха Восточной христианской империи, на фоне осознания Русью православного преемства от Византии в рамках идеологии «Третьего Рима» старца Филофея.

А далее на российской почве хилиазм серьёзным «пластом» вошёл в духовные и мирские практики общежительского монашества в общинах Сергия Радонежского. Продвижение хилиазма на русской земле, обогащение и аранжировка его хилиастическими идеями отечественных традиций более раннего периода особенно успешно осуществлялось во многом усилиями Сергия Радонежского и той монашеской братии, которая сформировалась вокруг него.

Очень мощным влиянием хилиастических идей явно было проникнуто русское религиозное нестяжательство Нила Сорского, берущее свои источники в том числе и из дохристианского периода истории славян.

В значительной мере на основе особым образом понимаемого (в том числе, ветхозаветного) и трактуемого хилиазма возникли и противопоставили себя официальному православию некоторые (но далеко не все) секты, известные под названием «особенно вредные ереси» и «ересь жидовствующих».

Борьба вокруг идей «духовного» и «чувственного» хилиазма, а вовсе не только обрядовые противоречия, в большой степени лежала в глубине церковного раскола и выделения из русского православия старообрядчества (особенно – беспоповства и беглопоповства).

Отношение к хилиазму являлось одним из главных отличительных признаков многочисленных вариантов российского сектантства, включая духоборов, духовных христиан и ряд других.

Хилиастическими идеями были проникнуты все низовые массовые революционные движения в России, начиная с крестьянских восстаний Ивана Болотникова, Степана Разина, Кондратия Булавина и Емельяна Пугачёва. И потому хилиастический религиозный пафос сотворения благого мироустройства не мог не передаваться далее, через декабристов к народникам и революционерам последней эпохи Российской империи.

И, наконец, религиозная интеллигенция начала ХХ века, во многом создававшая идеологический фон будущих Февральской буржуазной и Великой Октябрьской социалистической революций, постоянно обращалась в своих исканиях к идеям хилиазма. Причем, прежде всего, «чувственного», земного, а также вполне тогда уже усвоенного западного «прогрессистского» хилиазма.

И именно на этих представлениях об устройстве благого земного мира происходила смычка секулярного марксистского и религиозного хилиастического «пластов» российского массового революционного движения. Происходила она на общей почве схожим образом понимаемых идей социализма и коммунизма. Именно поэтому социальное большинство народов Российской империи, долго и широко открытое хилиастическим идеям левого толка, восприняло Великую Октябрьскую социалистическую революцию как реальный и чаемый шаг к созданию нового благого жизнеустройства.

Следует отметить, что хилиастические идеи, в разных их вариантах, свойственны далеко не только христианскому миру.

Так, в исламе хилиазм был в какой-то мере перенят вместе с Ветхим заветом и учениями иудейских пророков, а далее и с признанием новозаветного Иисуса (в исламе – Исы) ещё одним пророком, предшествовавшим появлению последнего пророка Мухаммеда.

В исламе хилиазм практически всегда связан с верой в пришествие Махди.

В суннитском ортодоксальном исламе Махди – это потомок пророка Мухаммеда, который появится во время второго пришествия Исы, станет лидером мусульман и поведёт их войной на Даджала (Антихриста).

В шиитском исламе Махди не только потомок пророка Мухаммеда, но и так называемый «двенадцатый Сокрытый Имам». Который придёт на землю в час, назначенный Аллахом, чтобы руководить мусульманами и вместе с ними установить на всей земле царство справедливости и благоденствия.

Религиозный сионизм, который до сих пор является одним из важнейших элементов идеологического фундамента строительства современного Израиля, также является, по сути, обновлением хилиастических учений библейских пророков, дополненным рядом идей прогрессивного хилиазма.

В XIX веке, на фоне распространения идей прогрессивного хилиазма, в Персии возникла новая синкретическая вера Бахаизм. Ее основатель, Бахаулла, учил, что все Пророки и Посланники Божии посланы на Землю единым Богом для постепенного просвещения человечества, и что цель этого посланничества заключается в установлении Царства Божия на земле, которое Бахаулла называет Величайшим Миром.

Бахаулла утверждал, что в предшествующие эпохи человечеству уже были явлены Священные Писания, определяющие все стороны праведной жизни людей и все принципы справедливого управления общественной жизнью и вообще современной цивилизацией. И что поэтому его, Бахауллы, Божественное Откровение состоит, прежде всего, в том, что уже наступила эпоха строительства Величайшего мира.

Наконец, нельзя не отметить, что анархизм – как старый, так и современный – также имеет в качестве одного из своих главных истоков осмысление религиозных хилиастических учений. Некоторые из его ранних идеологов в своих трудах прямо ссылались на хилиастические высказывания пророков и апостолов, включая те, в которых утверждается, что власти не будет, а также на Иоахима Флорского («всякая власть отомрет за ненадобностью»). И что ставшие праведными люди сами будут управлять всеми сферами своей благой жизни.

Но и современные постмодернистские анархисты, как, например, лидер так называемых «анархистов Эуджина» Джон Зерцан, определяют свое мировоззрение именно в хилиастических терминах установления – пусть на краткий миг и только в одной точке реальности – тотальной свободы и справедливости. Включая отмену классов, частной собственности и государства.

Резюмируя, можно утверждать, что именно чувственный хилиазм содержит в себе тот мощный заряд идеи человеческого прогресса, который в очень высокой степени определил развитие мира авраамических религий.

Иногда он выводил на второй план пафос человеческого активизма, концентрируясь на фатализме божественной предопределённости царства земного (что, возможно, произошло в Исламе).

Иногда он делал акцент на царстве земном и снижал значимость его небесной, идеальной составляющей. Это произошло в большинстве христианских стран и, как представляется, в высокой степени затронуло как идейный мир капитализма, так и идейный мир социализма.

Но именно хилиастическое родство позволило этим двум мирам, социалистическому и капиталистическому, безошибочно распознать фашизм как новую ипостась общего древнейшего метафизического и онтологического врага – гностицизма. И вместе вступить с ним в бой, и вместе победить.

В связи с этим следует сделать еще одно методологическое замечание.

Хилиазм, как сложное историческое и метафизическое переплетение весьма разных концепций, содержит, наряду с общим стремлением к устроению всеобщего благого порядка и мира, и многое другое. В том числе, особенно резкий в некоторых хилиастических конструкциях пафос разрушения старого – неблагого, неправедного, – порядка.

Этот хилиастический пафос разрушения старого порядка во имя нового и благого порядка – многие не слишком искушённые люди, в том числе из религиозной среды, иногда воспринимают как «такой же самый», как пафос тотального разрушения Творения, свойственный радикальным гностикам. И на этом основании сходства средств кое-кто пытается отождествить хилиазм и гностицизм.

Здесь налицо либо невежественная, либо сознательная «склейка» совершенно разных явлений. Кстати, очень похожая на вполне сознательную «склейку» советского коммунизма с фашизмом под общим клеймом «проклятого тоталитаризма» такими «либеральными» идеологами, как Ханна Арендт, Карл Поппер и их последователи.

Склейку в обоих случаях производят на том основании, что для достижения целей используются похожие средства. Однако при этом упускают из виду (а точнее, умалчивают), что и цели, и результаты достижения целей – прямо противоположны.

Ввиду изложенного данного конкретного примера с хилиазмом и гностицизмом, для исследования и понимания сложнейших явлений и процессов мировой метафизической и политической истории, в своём анализе этих явлений необходимо различать цели, средства и исторические результаты, а не пытаться давать оценки лишь на основании поверхностного сходства или различия.

4. Что же происходит в современном мире уже если не две последние тысячи лет, то уж во всяком случае – последние 500 лет (именно такой юбилей отмечался в октябре 2017 года со дня начала Реформации не только протестантским сообществом, и даже не только Ватиканом, но и руководством РПЦ)? Да всё тоже самое, что мы видим и сегодня.

В мире обозначается тот или иной глобальный гегемон (иногда достаточно краткосрочный): Римская империя, Арабский Халифат, Монгольская империя, Испанская империя, Нидерландская империя, Британская империя, США и так далее.

Этот гегемон реализует собственную концептуальную власть над (или осуществляет собственное концептуальное управление) миром (в более давние времена – лишь значительной его частью) посредством распространения своих ценностей и установок (иногда благодаря грубой силе, иногда – «мягкой»), через которые обеспечивает таким образом повсеместную экспансию и проникновение в духовную сферу жизни других государств, обществ и культур, тем самым задавая «мировую моду на всё передовое» и продвигая интересы себя как глобального планировщика мировой архитектуры.

Различные субъекты интересов (политические и военные союзы, государства, сообщества, содружества, корпорации, мировые кланы-когломераты) осуществляют ту или иную успешную с их точки зрения деятельность в различных сферах, борясь за получение «крайне выгодных» подрядов и отстаивание «более справедливых» лучших условий их выполнения: региональные и локальные гражданские войны, провозглашения независимостей и суверенитетов, прокладка тех или иных макрорегиональных и континентальных коммуникаций, прокладывание тех или иных путей, трафики тех или иных групп товаров, обеспечение услуг ЧВК, ЧРК и ЧДК, инновации и распространение технологий, проведение всевозможных игр, олимпиад, чемпионатов, фестивалей и конкурсов, и так далее, и тому подобное.

Но никто из перечисленных субъектов ни в коем случае никоим образом никогда не покушается на общую существующую архитектуру, архитектуру установившихся глобальных интересов и раскладов, спланированных и спроектированных держателем концептуальной власти, так как подобные претензии являются заявкой на захват (или перехват) концептуальной власти в мире, а за подобные заявки можно и ответить. Осуществление захвата концептуальной власти или даже его попытка – уж больно хлопотное дело, и если у кого-то возникает такое желание, то оно достаточно быстро исчезает, так как лучше реализовать какой-то менее амбициозный проект, чем войти в мировую историю.

И здесь вспоминаются два эпизода из советской комедии «Самая обаятельная и привлекательная». Сначала слова незадачливого сдавшегося инженера-ухажёра Лёши Пряхина: «Вообще, да. Кубок кубков.». А потом сакраментальные слова Сусанны: «У-у-у, молодой человек, с Вами всё ясно. Играйте в пинг-понг, Гена. Это у Вас получается неплохо.». Это были слова психолога-концептуалиста, а не исполнителя чьих-то подрядов или неамбициозного борца за более справедливые рыночные условия.