Одно из известнейших (почему именно оно «в топе» — о том и речь) заявлений Юрия Полякова: «Если бы мне предложили альтернативу: сохраняется СССР, не будет жутких 90-х, не лишатся сбережений старики, но твои вещи будут напечатаны через 15-20 лет, — я бы с радостью согласился. Не стоит свобода слова разгрома страны, обобранных стариков, утраченных территорий!»
Т.е. память о первых всесоюзных, «громокипящих» повестях «ЧП районного масштаба» и «Сто дней до приказа» — не упоение, сами даты публикаций, экранизаций 198… оставляют лишь желание стереть! Отбросить все свои успехи — только вместе с той горба-ельцинской кунсткамерой, колышущимися в банках заспиртованными (буквально или переносно) уродцами.
Многие мысленно, вслух, печатно — формулировали «контракты» такого типа. С кем? А Кто в силах отменить то десятилетие, «отмотать плёнку»? Понятно ж, Кто.
И недавно, размышляя над «контрактом Полякова», я допустил еретическую мысль, что сей «Договор», не только был подписан, но, в некотором смысле, и реализован!
Сторона «Юрий Поляков» действительно уплатила отсрочкой лет в пятнадцать-двадцать, правда — не «напечатанья». Ныне «танцуют все», и теперь оказаться напечатанным — уж не товар! За это жизни кошки не выручишь — не то что ядерной державы. Но есть другой важнейший (если не кривить душой) компонент жизни писателя — внимание, понимание литературоведов. Нет, народную любовь «никто не отменял», но именно реплики, статьи (в их массивной целокупности), отражающие и выражающие внимание этой особой прослойки, которые, может, и книг не покупают: «дарёными шкафы ломятся!» — даёт пропуск на магический «сервер» под названием «История литературы», к читателям грядущих десятилетий/веков…
Но уж так расставлены сейчас литературно-критические силы, что внесение сочинений Юрия Полякова на сей «сервер» — отсрочено на некие годы. Разобраны и «перемыты» все его политические высказывания, начиная с вынесенного в первый абзац этого текста — но нет, например, подробных исследований особого юмора его повестей. Своеобразного стиля, дающего некий «эффект парения». Я-то — не литературовед, и точно не в моей власти сократить/увеличить ту отсрочку профессионального понимания. Я моё читательское ощущение выражу тоже непрофессионально: лёгкость-летучесть текстов Полякова даёт такой эффект, словно герои летят над социально-политическими волнами, бурями — как бушпритные скульптуры или как героиня Уинслет в фильме «Титаник». Потому, кстати, в произведениях Полякова нет настоящих трагедий (если признаком таковых считать трупы, обильную стрельбу или резню). Архетип его драмы выражен в названии повести «ЧП районного масштаба». В комнату райкома комсомола забрались ребята, пили портвейн, унесли кубок и знамя. Последующая суета, смешная бестолковщина, как-то, на мой взгляд, предсказала ГКЧП уже другого масштаба, но, в общем, стилистика была угадана верно. Гена Янаев и будущий рекламщик пиццы — абсолютно «поляковские» персонажи.
Вторая «сторона договора» — столь же условно, «виртуально» выполнила свою часть: СССР сохранён, обобранных стариков «жутких 90-х» — нет!
«Как прикажешь тебя понимать, Саид?» Так, что на «одоговорённом» уровне, в сфере художественного воплощения, осмысления — развала страны, «жути» нет. Откройте «Козлёнка в молоке» — абсолютно те же люди, тот же уровень жестокости, насилия, что и в «ЧП», так же смешно. Внутриписательская комедия? Но и в «Демгородке» — политика в полный рост, вроде произошёл контрпереворот, «о необходимости которого всё время говорили» все кому не лень. И после всей «жути», «контржути» свергнутые демократы проживают — очень похоже на уволенных Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова.
Не в том интеллектуальном напряжении? Да Феликс Чуев на «этих отставников» пожалел бы и метра плёнки, и минуты времени... но, главный их вопрос: «уровень физического насилия»? — пыток нет. В «Небе падших» одна закадровая смерть бизнесмена тоже никак не иллюстрирует, что уровень насилия подскочил.
Общественный, политический деятель, публицист Юрий Поляков никому не даст усомниться в честности, гражданском мужестве: статья «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!» датированная 6 октября 1993 г., оказалась единственным в открытой прессе «протестом против утверждения демократии с помощью танковой пальбы по парламенту».
Расплата была именно та, которую я представлял в воображаемом договоре. Ю.Поляков: «Из школьной программы разом вылетели мои повести, из энциклопедий исчезла всякая информация обо мне. «Литературная газета», где я прежде был любимым автором, закрыла передо мной двери… Я не жалуюсь, хочу обратить внимание: любая власть борется с инакомыслием одинаково, начинает с замалчивания, а заканчивает замачиванием».
Т.е. вся «реальная жуть» — в интервью, политических заявлениях, публицистике Полякова, а в его художественном (подразделяющий термин Льва Толстого) герои так же парят над «бурями» — закавычивания просто просятся.
«Нищета»? Но любой бедствующий герой знаком — как правило, через одно рукопожатие (лично), максимум через два — с «новым русским», богачом, который рад поддержать, подкинуть работку, вложиться… И пред этими рукопожатиями «костлявая рука голода» — не более, чем жупел.
Если вдуматься, это «залиговывание» смеха СССР и смеха РФ, этих ЧП районных масштабов с жутями 90-х — играло и играет колоссальную национальную (вот тут без кавычек) роль! Сшивание разрыва, димедрол для народа, (не опиум!), смехо-опровержение самой идеи гражданской войны, спасительное пушкинское «всё те же мы!»… — много ещё можно дать сравнений.
Мы и тут опровергли бородатого Карлушу: «смеясь», не расставались со своим прошлым, а сохраняли его.
И… самое главное: благая роль Полякова — вовсе не осознанный его политический шаг! Типа: вошёл в Президентский совет, возглавил «Литературную газету», стал доверенным лицом Путина — значит: впрягайся в «национальное примирение», в поиск национальной же идеи… Это имело бы элемент расчёта, политической, пусть даже честной, сделки!
Нет, чистота эксперимента, красота случая — в том, что договор, с которого началась речь, был заключён и реализован в сугубо «художественной части» Юрия Полякова! В подсознании, где человек честней всего (сам внутри себя не врёт, наверное, даже Сванидзе). То, что Юрий Михайлович внутренне решился: «да, я жертвую свои 15-20 писательских лет, только чтобы не видеть распада страны, и тех 90-х», — это и сыграло так, что распада и жути в его «художественном» — нет.
Чем-то напоминает знаменитый ход Леннона против Вьетнамской (в частности) войны. Джон оплатил гигантские баннеры в центре Нью-Йорка и подобных городов: крупная надпись «Война закончена» и мельче «Если вы этого хотите». Понять можно было и как призыв: «Ваше солидарное желание покончит войну!» И как некую медитацию: «Вот вы закрыли глаза, представили — и её уже нет!» Ведь война — в мозгах.
В общем, мысль — материальна. Что о Вьетнамской войне мысль, что о нашей гражданской, в те самые 90-е придушенной, в т.ч. — смехом, ностальгией Полякова. И согласно поговорке о том, что «честность — лучшая политика», в мае 1994-го, далёкий от парадных подъездов, всех «аналитических центров, политологических институтов» и т.д., — Поляков выдал точный прогноз в своём эссе «Россия накануне патриотического бума»: «Друзья и недруги решили, что я повредился в уме от политических треволнений. В то время слово «патриот» стало почти бранным, теледикторы произносили его с брезгливой судорогой на лице».
(Не)странно, что инстанции выписывающие «сертификат литературной рукопожатности» играют в бойкот Полякова при таком равном (СССР и РФ) распределении мишеней его сатир...
А вот неожиданный и недавний, отчасти комичный пример (неизбежная громоздкость) отношения к отношению к Полякову. 15 октября в Русском Географическом обществе я выступал как один из авторов альманаха «Северный морской путь». Серьёзнейшие четыре 600-страничных тома. В перерыве ко мне подошёл один из редакторов —Александр Вычугжанин. Он, как и издатель Аркадий Елфимов, — сибиряк, общались мы до того по мэйлу, познакомились только что. И первый его спич был: «А вы тут опять замолчали 65-летие Юрия Полякова! Я следил! 12 октября по «Культуре» дали юбилей… (назвал фамилию) — да кто его знает?! А Полякова — замолчали! А у нас его — читают! Вот, хоть и с опозданием передаю: написал статью о нём».
Я, отходя от Севморпути, покивал «Безобразие!», взял статью. Уже дома заглянул в Яндекс и понял, что:
а) сибиряк Вычугжанин — погорячился: да, юбилей Полякова — 12-го, но не октября, а ноября, и молчание «Культуры» это извиняет;
б) в этой его готовности, настроенности на «опять замолчали» — есть «своя сермяжная правда»: люди чувствуют некую непропорциональность Вклада и Шлейфа.
Всё высказанное насчёт подсознания писателя Полякова требует от меня одного объяснения. Белинский в статье о «Мёртвых душах» уточнил: «Всё это сказал нам не автор, а его книга!» Белинский был знаком с Гоголем и боялся, что его выводы о книге спишут на доверительный междусобойчик.
Я тоже лично знаком с героем статьи, но подчеркну, что все (считанные) наши разговоры касались тем: водка (и шире — алкоголь), комсомол, Отечественная война, Украина, борьба с фальсификацией истории. Что и отражено в моих статьях или статьях о моих книгах в «ЛГ». Плюс в прошлогоднюю книгу «Век комсомола» я включил беседу о «комсомольских пьянках, банях» (частично уже была опубликована в книге «Русская водка. 500 лет неразбавленной истории»).
А очень смешной рассказ Юрия Михайловича «Там человек сгорел!»: про его встречу в солярии с бывшим комсомольским вождём Сергеем Станкевичем, — я (уже без спроса) процитировал, ввёл в главу, рассказывающую о распаде ВЛКСМ. Назвал её (видно, картина Полякова стояла пред взором): «Утомлённые солярием»…
P.S. Автором ЛГ я уже года два-три не являюсь: это, подчёркиваю, не личностный, а свой сугубо теоретический, читательский подход.
