Обстановка внутри Великобритании, ожидающей Brexit, далека от представлений многих о жизни в Западной Европе. Миллион человек, живущих в долинах Южного Уэльса (в том районе, который когда-то был локомотивом британской промышленной революции), сегодня беднее, чем население некоторых частей Болгарии, Румынии и Польши. Неудивительно, что эти люди не питают симпатий к любой власти – уровень доверия к официальному Лондону у них ничуть не выше, чем к Брюсселю и ЕС.
Почему, несмотря на европейскую политику дотаций, для населения этого и многих других регионов Британии нет разницы, входит страна в Евросоюз или нет? По какой причине единая Европа не воспринимается ими, как ценность? И почему они не связывают с ней надежды на будущее?
Кризис доверия
Нынешнее состояние региона, возможно, и не лежит на совести одного лишь ЕС, но именно Евросоюз, в силу целого ряда причин, оказался тем, с кого население Южного Уэльса решило спросить в первую очередь. Промышленный пейзаж этой части Британии сейчас более всего напоминает большое кладбище в индустриальном стиле под открытым небом. Примером здесь может служить закрытый 17 лет назад гигантский сталелитейный заводе в Эбб-Вейле — настоящее градообразующее предприятие, просуществовавшее полтора века, на котором некогда начинал свою трудовую деятельность основатель Донецка Джон Юз. Тысячи его бывших сотрудников, членов их семей и других жителей города и округи, с закрытием завода потерявших всё, на референдуме проголосовали за «Brexit». Равно как и большинство в «долинах». Название которых в этих местах принято писать с большой буквы «V» – ведь здесь слово Valleys (долины) является парафразом слова Wales (Уэльс). В 2016 году их жители решили, что Брюссель, несмотря на свою широко разрекламированную щедрость и раздаваемые дотации, на деле не сделал ничего эффективного для восстановления региона, в котором проживает треть валлийского населения.
Среди тех, кто тогда проголосовал за Brexit, теперь всё более крепнет подозрение, что часть британской элиты готовится совершить некий акт предательства, направленный на то, чтобы удержать Великобританию внутри ЕС вопреки их воле. Многие в британском обществе считают, что в 2016 году произошёл первый референдум в истории страны, на котором общественность не сделала того, чего от неё хотел истеблишмент. Во многом это действительно так, ведь противник «выхода» Дэвид Кэмерон, тогдашний премьер-министр Великобритании, сам назначил этот референдум. Будучи уверен в совершенно другом результате, он просто использовал эту тему в качестве инструмента политического шантажа Брюсселя. Причём, делал он это очень длительное время, умышленно играя на евроскептических настроениях. Сделка о «выходе», об условиях которой сейчас пытается договариваться его преемница Терезы Мэй со странами ЕС, до сих пор отвергается Палатой общин, наряду с возможностью второго референдума. А у наблюдающего за этим общества всё более крепнет уверенность, что всё это является маневрами со стороны истеблишмента, направленным на то, чтобы саботировать Brexit как таковой, что, по сути, воспринимается значительной частью социума, как государственный переворот. В результате общественное напряжение растёт, периодически выливаясь в беспорядки и акции протеста.
Подобные подозрения широко распространены в «долинах». Одной из проблем, вскрытых голосованием за Brexit, оказался накопившийся высочайший уровень скепсиса по поводу избирательной системы и высочайший уровень недоверия к ней. Ещё во время референдума это выразилось в массовом ожидании фальсификаций его результатов со стороны избирателей Южного Уэльса. В основе этих ожиданий, порой доходящих до паранойи, лежала убежденность в том, что интересы простых избирателей всегда будут игнорироваться. Столь низкий уровень доверия жителей европейского государства к собственным демократическим институтам для многих оказался большой и весьма шокирующей неожиданностью. ЕС же рассматривался этими людьми, как некий удаленный институт, являющийся проектом высшего слоя политического класса, и служащий только его интересам.
Чужая Европа
Все эти люди были готовы находиться в Европе, выстроенной так, чтобы это было в их общих интересах, а не в том формате, который подходил бы только истеблишменту из Лондона и юго-восточной Англии. “Возможно, мы не так хорошо образованы и не так хорошо одеты, как они, но мы граждане одной страны” - говорят они. В итоге разочарование в «европейском проекте» выплеснулось наружу. Причём, не только в одном этом регионе.
То, что произошло в валлийских «долинах», как две капли воды похоже на то, что произошло в других старых промышленных центрах Великобритании. За исключением того, что в Уэльсе это было куда более наглядно и экстремально, по причине особенно тяжёлого экономического состояния региона — к моменту референдума четверть населения находилась за чертой бедности. По данным ЕС этот регион беднее депрессивных районов Чехии, Словакии и Словении.
После плебесцита в некоторых лондонских СМИ прозвучали удивлённые возгласы о том, почему Уэльс, и особенно «долины», столь решительно проголосовали за выход из ЕС, в то время, как Брюссель выделил на регион по крайней мере 5 миллиардов фунтов стерлингов дотаций с 2000 года, и в настоящее время субсидирует его примерно на 680 миллионов фунтов стерлингов в год. В результате чего Brexit может повлечь в этом регионе сворачивание многих проектов, к примеру, касающихся инфраструктурного общественного транспорта. Но для Южного Уэльса ответ вполне очевиден, равно, как и для других таких же обездоленных бывших промышленных районов (как, к примеру, Кент, Корнуолл и Линкольншир): какая разница, что делал ЕС, если результаты этой деятельность для людей были незаметны и, по факту, лишь замедляли продолжающееся ухудшение. Для людей в Южном Уэльсе объединённая Европа оказалась не своей, а чужой.
Судить об эффективности такой помощи жителям «долин» (будь то валлийцы, англичане или люди иного происхождения) можно было бы по двум основным параметрам: наличие достойно оплачиваемой работы и доступность качественного образования. Две эти вещи взаимосвязаны, ведь без образованной и высококвалифицированной рабочей силы «долины», во-первых, вряд ли смогут привлечь современные предприятия в свой промышленный регион, а во-вторых (и это, возможно, куда более важно) – они не смогут дать шанс молодому поколению получить навыки, необходимые для того, чтобы найти хорошую работу в других местах. В сочетании две этих проблемы порождают безысходность. О том, на сколько они были решены в рамках ЕС, наглядно свидетельствуют результаты голосования.
Взгляд назад
Впрочем, сейчас не всё население региона настроено столь же решительно, как в 2016 году. То голосование, вне всякого сомнения, было протестным. При том, что многие голосовали за «Brexit» всё же неохотно, но сами результаты нельзя считать удивительными. Нынешние проблемы в южной Британии начались не сегодня и даже не вчера. Но именно ЕС, являясь настоящим воплощением той самой неолиберальной экономики, которая как смерч прошлась по промышленным районам страны, сметая всё на своём пути (в первую очередь старые отрасли промышленности в «долинах») и ничего не возводя на их месте.
Тем не менее сегодня многие жители Южного Уэльса не так уверены в том, как они будут голосовать в случае, если второй референдум всё же будет проведён. У многих из них сильно искушение проголосовать за то, чтобы остаться, так как они уже сейчас понимают последствия, повлечь которые потенциально способен Brexit. И эта ситуация тем более усугубляется от того, что в 2016 году об эти последствиях многие из них просто не знали — не смотря на весь тогдашний накал пропаганды сторонников Евросоюза, грамотная и корректная разъяснительная работа проведена не была. Дебаты о членстве в ЕС, проходившие перед референдумом, больше сводились к эмоциональному обвинению сторонами друг друга и чистому политиканству, нежели к спокойному разговору по делу. В результате многие люди тогда действительно не до конца понимали, за что именно они голосуют.
При этом большинство избирателей региона, всё же, считает, что повторный референдум (как это было в Ирландии в 2008 году и Дании в 1992 году) проводить не следует. При этом еврооптимисты уверены, что если правительство решится пойти на этот крайне рискованный шаг, то на сей раз ЕС может выиграть с небольшим преимуществом, зеркально отразив предыдущий результат. Однако, последствия такого решения во внутренней политике могут быть слишком неоднозначными — резко против нового голосования могут выступить крайне правые, которые уже сейчас заявляют о готовности защищать результаты референдума любой ценой. И в этом их готова поддержать значительная часть населения депрессивных регионов.
Запустение и заброшенность
Все понимают, что ЕС стал козлом отпущения за экономические и социальные бедствия, имеющие куда более глубокие корни в политической и экономической истории Великобритании. Что его реальное влияние на жизнь в стране всегда было куда более ограниченным, нежели это оценили избиратели, голосовавшие за Brexit. Что часть британской прессы правого толка десятилетиями демонизировала Брюссель. Что та самая субсидия ЕС в размере более 5 миллиардов фунтов стерлингов для такой маленькой территории, как Уэльс, с его населением в три миллиона человек, может выглядеть впечатляюще. Но, во-первых, это сумма выплат более чем за двадцатилетний период, а, во-вторых, её значительно превышает субсидия самой Великобритании, выдаваемая территории по так называемой «формуле Барнетта», которая регулирует распределение государственных расходов в Северной Ирландии, Шотландии и Уэльсе. При том, что её тоже очень жёстко критикуют за несправедливость, не способность учитывать реальные потребности в финансировании, непрозрачность и недостаточную эффективность. В итоге всё опять сводится к одному и тому же: что бы ни делали Великобритания, ЕС или кто-либо еще для валлийских «долин», этого в конечном счете недостаточно — подачки не заменяют потерю жизненных перспектив. И основная проблема именно в этом.
Центральные улицы бывших шахтёрских городов, таких, как Тонипанди, встречают прохожих закрытыми магазинами. Эта удручающая картина в Южном Уэльсе царит всюду за пределами Кардиффа. Лишения всегда были здесь привычны: валлийские шахтёры получали более низкую зарплату, чем в других частях страны, вплоть до самого закрытия угледобывающих предприятий после забастовки шахтёров 1984-85 годов. Ныне входы в шахты, долгие годы дававшие работу жителям региона, поросли травой. Единственное, что делалось здесь с конца 80-х с промышленным размахом — это рекультивация оставшихся от них огромных терриконов. Пожалуй, улучшившаяся экология — это единственное, что радует местных жителей в данной ситуации. Впрочем, даже озеленение этих мрачных городов, где ряды небольших шахтёрских домов теснятся на крутых склонах долин, лишь усиливает царящее там ощущение запустения и заброшенности.
Без ЕС
Люди, живущие в сельских районах Западного Уэльса, согласны с семьями бывших шахтёров и работников металлургических заводов из «долин», полагая, что ЕС никогда не делал достаточно, чтобы помочь жителям региона. Да, возможно дотации со стороны ЕС и выглядели значительно, но вот только люди этого не почувствовали.
Их вызванная бедностью и безысходностью враждебность по отношению к единой Европе дополнительно подкрепляется «авторитарными» и «недемократичными», по их мнению, порядками внутри самого Евросоюза. Тот факт, что руководство ЕС, в отличии от национальных правительств, не избирается, а назначается путём не вполне понятных процедур, активно использовался евроскептиками во время агитации за Brexit. Равно, как и аргумент о том, что быть в ЕС означает обязательство согласовывать с Брюсселем свои сделки на международной арене: по их мнению, если бы Британия была в состоянии самостоятельно вести дела с Китаем, Индией, Бразилией, Австралией, Россией и другими странами за пределами Европы, то темпы её развития были бы куда выше.
Главным же экономическим аргументом сторонников «развода» в «долинах» всегда было то, что ЕС нуждается в Великобритании больше, чем Великобритания нуждается в ЕС, и, независимо от того, со сделкой пройдёт Brexit или без сделки, немцы и французы всегда будут хотеть продать её населению свои автомобили и сыр.
Противники же Brexit утверждают, что всё как раз наоборот, и Великобритания нуждается в единой Европе несколько больше, чем о том говорит британское правительство. По их мнению, у британцев нет понимания того, что их страна может оказаться в куда более уязвимом переговорном положении, чем они думают, столкнувшись лицом к лицу с квазигосударственной организацией из 27 стран и 500 миллионов человек населения. Неспособность договориться об условиях сделки трактуется ими, как некомпетентность Терезы Мэй, которая может повлечь за собой самые суровые последствия.
В качестве примера они указывают на жестокое меры, введенные в отношении Греции, которые даже МВФ счёл чрезмерными, и цитируют бывшего греческого министра финансов Яниса Варуфакиса, охарактеризовавшего то, что было сделано с его страной, как “экономическое утопление".
Но в «долинах» все эти доводы разбиваются о то, что в рамках ЕС владельцам сталелитейного завода в Эбб-Вейле было выгоднее закрыть именно его, а не аналогичный завод в Нидерландах. Реальность этих людей в том, что в 2002 году именно этот завод был закрыт, оставив без рабочих мест 850 человек на самом предприятии и 1250 человек на предприятиях подрядчиков.
Официальные лица ЕС, разумеется, утверждают, что они ничего не могли сделать, чтобы сохранить тяжелую промышленность в «долинах» или где-либо еще в Великобритании. Но у местных жителей, обитающих в катастрофическом ландшафте деиндустриализации, в ответ на это мог возникнут лишь один вопрос: ну, если ЕС ничего не может с этим поделать, то зачем он нам нужен?
Брошенные люди
Главное, что чувствует каждый, попадающий в долины Южного Уэльса — это брошенность. Живущие там люди уже давно не интересуют никого. Ни чиновников ЕС из далёкого Брюсселя, которые, попросту, пытаются откупиться от них дотациями, не решающими ни одной проблемы региона. Ни собственное правительство, методично уничтожившее шахты и заводы, дававшие работу жителям «долин». Ни Лейбористскую партию, бессменно побеждавшую в этом районе на протяжении 97 лет и уже считавшую местных людей кем-то вроде собственных крепостных, интересами которых можно спокойно и без последствий пренебрегать.
В итоге те, кто родился в Южном Уэльсе, потеряли всё. И вряд ли с выходом из ЕС для них что-то радикально изменится. Ведь промышленность куда проще разрушить, чем восстановить. Вероятно, более существенной, чем открытие новых рабочих мест, могла бы быть возможность получить хоть сколько-нибудь достойное образование — пожалуй, сейчас именно это имеет решающее значение для спасения людей в «долинах». Стать квалифицированной рабочей силой для них означало бы решение очень многих вопросов — как минимум, они перестали бы быть обречены «рыть ямы в земле и класть один кирпич на другой». Без этого даже те из них, кто сейчас каким-то образом всё же зарабатывает на жизнь, никогда не смогут рассчитывать на что-то большее.
Единственный путь к достойной жизни для них сейчас - это эмигрировать куда-то еще. Как в давно забытые времена. Трудно поверить, но речь действительно идёт не о каком-то далёком государстве Африки или Ближнего Востока, а об одном из регионов Великобритании.
И в этом кроется главный ответ на вопрос о том, почему состоялся Brexit: за него проголосовали те, кому уже больше нечего терять.
Ну, и кого можно винить в том, что в Британии таких людей оказалось больше 50%?
