Мы не знаем, где сегодня "первые", где "последние". "Последний философ" — или первый? — Александр Дугин, опираясь на Хайдеггера, доказывает, что западная философия завершена, а русская еще не начиналась. Можно ставить вопрос и шире: а нужна ли она? "Полезна" ли — не в эмпирическом смысле, а "с точки зрения нашего спасения"?
В любом случае, до сих пор "русская философия" — это была или литература — гениальная (Розанов) — или религиозная публицистика (Вл.Соловьев, о.Сергий Булгаков), или высокая культо- и культурология с великими "прорывами" (о. Павел Флоренский, Лосев), но это, собственно, не философия. Можно предположить, что она могла начаться от Григория Сковороды. Но не началась. Почему? — От инаковости Западного Логоса, — отвечает Дугин, и в рамках созданного им Центра консервативных исследований при МГУ вдохновляет коллег на поиски Русского Логоса.
Профессор Дугин уволен, Центра в рамках МГУ более нет. Тем не менее — вопреки административно-политической глупости — пора прямо говорить о "новых русских философах". Почему? Потому что прямой диа- и полилог с Гераклитом, Платоном, Плотином, Кантом, Ницше, Хайдеггером — причем по главному и единственному вопросу философии — о Бытии, Ничто и Сущем, то есть собственно по предмету философской науки — мы, русские, ведём впервые, и — своим голосом.
Голос — Логос?
Перед нами — книга молодой исследовательницы, ученицы Дугина Натэллы Сперанской "Дионис преследуемый. Пролегомены к философии будущего" (М, Культурная революция, 2014). Помимо трудов самого создателя "новой русской школы" автор опирается на культурологию Серебряного века, прежде всего Вяч. Иванова, Г.Чулкова, Ф.Зелинского и на европейскую "мысль конца" — от Ницше и Хайдеггера до Батая и Арто. Книга иногда неровная, есть в ней "общие места", но при этом и главы, поражающие новизной и сущностно "прорывной" мыслью, что позволяет уже сейчас говорить о важном вкладе Сперанской в "новую русскую философию".
Это касается, прежде всего, проблематики, которую можно условно обозначить как Хайдеггер vs Платон (о "забвении Бытия"). Здесь кончается западная философия и может начаться русская. Напомним, Платон подменяет Бытие "идеей Блага", то есть "высшим Сущим" — а это и есть начало смерти "западного логоса". В то же время — "к худу ли, к добру ли" — платонизм в "русской судьбе" неизбежен — в виду ея "идеократического пламени", в коем, при этом, "партийность и программы безразличны" (М.Волошин). И его приходится рассматривать как "обязательный минимум русской философии" (как, кстати, понимал платонизм и Сковорода). Сам Хайдеггер, впрочем, догадывался о том, что "не все хорошо" уже у досократиков ("закрытость" Парменида с его "Бытие есть, Небытия нет"), а Дугин выстраивает свою "платонодицею" на основании неоплатоников, прежде всего Плотина, где Единое (как не Бытие и не Небытие, что, правда, есть в "Пармениде" Платона) ведет в "открытый платонизм", Сущее перестает быть преградой.
Сперанская же решает проблему "платонодицеи" по-своему — блестяще и… по-женски изящно. Она просто указывает на то, что досократики пришли уже после того, как прекратились жертвоприношения ("трансгрессия"), открывающие Единое. А ведь и платоновский рассказ о гибели Атлантиды, и мифология "битвы богов и титанов", на чем основана и дугинская "Ноомахия" — о том же! Впрочем, "до" и "после" хочется "отмыслить". Всё — всегда. Несть конца. Но это уже — от себя.
Так или иначе, хайдеггерианство и платонизм — неотменимая антиномия, и в рамках "западного логоса" она неразрешима. Решать ее — или отказаться от решения, что тоже правомерно — нам.
А это уже эсхатология, к каковой (принципиально работая в рамках светской философии) приближается Сперанская в очень важной главе "Новая метафизика". Центральный "философский субъект" в Новой метафизике именуется Радикальным субъектом (термин Дугина) — это "инстанция, меняющая парадигмы", во времени и не во времени. Сперанская добавляет в повествование (с разрешения автора) ряд положений из неопубликованной книги "Тамплиеры Иного". Проблематика Радикального Субъекта крайне тревожна. Внешне он напоминает антихриста, но это не антихрист, но, напротив, "двойник двойника", более того, противостоящий "беззаконному от колена Данова", о котором говорят Отцы Церкви. Так или иначе, это Царь. Сперанская, постоянно имея в виду Вячеслава Иванова, отождествляет Царя с Дионисом и "логосом Диониса", "тёмным" (в смысле — неведомым) логосом Дугина. Повторяем, речь идёт не о богословском, а о чисто философском языке и дискурсе. Но теперь уже прямо — в единстве с "Русской Вещью", которой нежданно-негаданно оборачивается Ereignis "князя философов", что и сам он порой предчувствовал.
