"Неведение подобно нежному экзотическому цветку: дотроньтесь до него — и он завянет".
Оскар Уайльд. "Как важно быть серьёзным"
Время от времени в нашем обществе возникают интеллектуальные бурления на тему "а не отменить ли нам какой-нибудь устаревший школьный предмет, вроде географии, и не выкинуть ли из программы по литературе многословные поэмы, непонятные современному чадушке?". Приводятся душераздирающие примеры такого "непонятия", а после подводится итог: "Вместо того чтобы заучивать устаревшие строки про "любимца ветреных Лаис" и прочую Киприду, надо штудировать жизненные вещи, близкие реалиям XXI столетия". Интересно, что всё это произносится не охранниками и не менеджерами по дозакупкам перепроданного, а весьма образованными дядями и тётями — социологами и публицистами. Многие функционеры от образования придерживаются того же мнения. До сих пор памятна тирада господина Фурсенко насчёт "воспитания грамотного потребителя". Впрочем, тут могут быть и благие намерения — разгрузить школьника, живущего в состоянии непрекращающегося информационного шума. Нужен ли нашему подростку Фёдор Михайлович Достоевский?
В конце сентября Людмила Вербицкая, глава Российской академии образования (РАО) произнесла буквально следующее: "Я, например, абсолютно убеждена, что из школьной программы "Войну и мир" Льва Толстого, а также некоторые романы Федора Достоевского нужно убрать. Это глубокие философские произведения, с серьёзными рассуждениями на разные темы. Не может ребенок понять всей их глубины". Собственно, Достоевского и Льва Толстого изучают в старших классах, когда разговор о "детскости" уже не должен бы и начинаться. Или окончание подросткового периода у нас отодвинулось к 30 годам, а до этого — делай селфи, живи за мамин счёт и носи розовые очочки со стразами? Живи моментом, рассекая на самокате, в маечке со смешным принтом? А Достоевский — сложен для вас, девочки. Вы же не твари дрожащие и право имеете. "Мы маленькие дети — нам хочется гулять", — как пел Серёга Сыроежкин из культовой ленты про Электроника. Впрочем, гулять нынче хочется не только детям. Ребёнок живо считывает настроения, вкусы — если мама с папой всё ещё регочут над идиотскими пассажами "Камеди Клаб", а главная тема их разговора — воскресный шопинг в "Ашане", то какой спрос с дитяти? Он тоже будет мыслить категориями "30% скидка" и "был в Италии — запомнил аквапарк". Они и без Достоевского неплохо устроились. И он им действительно не нужен. Дело уже не в детках-школьниках. Дело в нас. Может случиться так, что Достоевский окажется сложен не только подростку, но и переростку.
В этой связи мне вспоминается советский опыт. "Не пора ли, друзья мои, нам замахнуться на Вильяма, понимаете ли, нашего Шекспира?" И что характерно — замахивались. Никому не приходило в голову считать, что Вильям наш Шекспир окажется чужд страховому агенту Юрию Деточкину и следователю Максиму Подберёзовикову. Почему-то считалось, что Шекспир или, допустим, Бернард Шоу с Фридрихом Шиллером доступны, понятны советскому человеку. А чего бы проще — объявить все эти побасенки о принцах датских тюдоровской архаикой, скучной и требующей дополнительных пояснений. Подобные идеи пытались проталкивать в первые постреволюционные годы, однако всё равно победил "Гамлет". Безусловно, в Советском Союзе всё и вся должно было обслуживать идеологию. Так, драматург Александр Островский предоставлял "искромётный простонародный юмор" и "гневную сатиру на купцов-самодуров"; барин-гуманитарий Иван Тургенев значился "певцом русской природы и русской деревни"; Иван Гончаров служил "обличителем обломовщины", а Николай Гоголь — "острым критиком николаевского правления". Вместе с тем, навешивая на Гоголя бирку "обличителя", советский агитпроп не пытался ужать, урезать, замазать, объявить сложным и устаревшим. Более того, литературоведы полагали, что у каждой возрастной категории — своё понимание высокой классики. В 16 лет интересен сюжет, в 40 — философия и скрытые смыслы. Но отменять "Войну и мир" только потому, что старшекласснику, возможно, не вполне понятны искания Пьера Безухова… Пока — не близки. И он к ним вернётся в 30, в 40 лет, если хотя бы прочтёт сие в 16.
Девочки из пролетарских фамилий писали сочинение на тему "Духовная эволюция образа Наташи Ростовой", и ни одна из них не отложила ручку по причине того, что "нам — хулиганкам из Новогиреева, слушающим "Модерн Токинг", совершенно невнятны терзания графской дщери, хотя бы потому, что мы на своём первом балу — то бишь дискотеке в ДК "Прожектор" — подрались с дамами из Люберец, и нас разнимала милиция". Подайте нам современных молодёжных авторов, пишущих про искромётные драки и наш "Модерн Токинг"! Мы не обязаны разбирать французскую вязь Анны Павловны Шерер — пусть даже и в переводе. Нам чужды панталоны "цвета бедра испуганной нимфы", потому что мы понятия не имеем, кто такая нимфа и кто её напугал. У нас тут в моде цвет взбесившейся фуксии из последнего номера "Бурды".
Как представляли в советском искусстве шалопая — троечника, типового дворового мальчика? Он лежит на крыше или же сидит на голубятне с томиком Фенимора Купера и мечтает стать индейцем. Или прогуливает школу, изобретая какой-нибудь перпетуум-мобиле. Он — вечный д`Артаньян и Айвенго, космонавт и путешественник, изобретатель и вождь племени. В детской фантастической повести Радия Погодина "Шаг с крыши" школьник Витька Парамонов сетует на то, что слишком поздно родился. Не время для красивых подвигов! "А если бы совсем раньше родился, я с д'Артаньяном бы… Я бы, может, сам д'Артаньяном сделался. Шпага в одной руке, пистолет однозарядный в другой, на голове шляпа с пером. Кони подо мной падают, а я вперёд скачу. Ура!" Замечу, что по сюжету Витька — забубённый троечник, середнячок, да ещё и сын простого рабочего с Кировского завода. Так сказать, "академиев не кончали".
Публицисты, психологи и директора школ печально кивают: "Увы, так. В современном обществе преобладает клиповое мышление, какового не было ещё в 1980-1990-х годах, посему усваивать "Войну и мир", а тем паче — "Преступление и наказание" наш интерактивный гаджетоноситель не в состоянии. Ему бы попроще и покороче". Он увязает в словесах и мыслях, он воспринимает только действия, для него даже Рекс Стаут представляется уныло-заумным, а Валентин Пикуль — перегруженным. Недаром в Живом Журнале — крупнейшей русскоязычной блогосфере — существует устойчивый вариант негативного комментария: "Слишком много букв". Люди всё больше интересуются "просто картинками" и с удовольствием обсуждают короткие житейские истории. И взрослые, и дети предпочитают динамичный, укороченный формат. Не выносят описаний костюмов, природы, физиономических особенностей и так далее. С трудом заучивают длинные стихи, а заучив, быстро забывают. Всё так. Однако же клиповое мышление — не самая главная пагуба.
У Рэя Брэдбери в романе "451 градус по Фаренгейту" дана характеристика того общества, которое впоследствии пришло к уничтожению книг, а начиналось всё не с какого-то дикого тоталитаризма и гитлеризма. Напротив — с маркетинговых исследований, с потакания общественному вкусу, с желания облегчить жизнь честного обывателя: "Журналы превратились в разновидность ванильного сиропа. Книги — в подслащённые помои. Так, по крайней мере, утверждали критики, эти заносчивые снобы. Не удивительно, говорили они, что книг никто не покупает. Но читатель прекрасно знал, что ему нужно, и, кружась в вихре веселья, он оставил себе комиксы. Ну и, разумеется, эротические журналы. И всё это произошло без всякого вмешательства сверху, со стороны правительства. Не с каких-либо предписаний это началось, не с приказов или цензурных ограничений. Нет! Техника, массовость потребления — вот что привело к нынешнему положению. Теперь… вы можете всегда быть счастливы: читайте себе на здоровье комиксы, разные там любовные исповеди и торгово-рекламные издания". А всё почему? "Жизнь коротка. Что тебе нужно? Прежде всего работа, а после работы развлечения, а их кругом сколько угодно, на каждом шагу, наслаждайтесь!" Можно возразить, что "451 градус…", как и любая антиутопия, — это гротеск. Ситуация под лупой. А что в действительности?
Обратимся к другой культовой книге, написанной всё в тех же 1950-х годах, — к набоковской "Лолите", которую полуграмотные профаны считают "клубничкой", тогда как это история падения и разложения, в том числе — культурно-этического. Итак, монолог школьной директрисы: "Мы не особенно стремимся к тому, чтобы наши ученицы становились книжными червями или умели отбарабанить названия всех европейских столиц — которых всё равно никто не знает, — или, там, знали бы наизусть годы забытых сражений. Что нас действительно интересует, это — приспосабливание ребёнка к жизни группы. Вот почему мы придаём такое значение танцам, дебатам, любительским спектаклям и встречам с мальчиками… Короче говоря, хотя мы и пользуемся некоторыми методами формального образования, нас больше занимает коммуникация, чем композиция, то есть как бы мы ни уважали Шекспира и других, мы хотим, чтобы наши девочки свободно сообщались с живым миром вокруг них вместо того, чтобы углубляться в заплесневелые фолианты". Как видим, никакого клипового мышления — тогда и видеоклипов-то не производилось, даже рекламные ролики создавались как мини-истории, а не в виде набора ярких пятен и образов.
Когда-то мы смеялись над незамутнённостью западных обывателей с их комиксовым вкусом, глянцевой прессой и прочим "криминальным чтивом". Ну, тупые! Не знают дат жизни своих королей Людовиков. Баранами глядят на романскую архитектуру. Понятия не имеют, что такое фашизм, чем он опасен. Живут бесполезными растениями: мотаются по супермаркетам и жрут попкорн во время киносеанса. Теперь мы наблюдаем всё то же в наших широтах. Буржуазная civilization нас-таки настигла и — нокаутировала. Жертвами стали не токмо дети-подростки (ах, простите, — тинэйджеры), но и взрослые, состоявшиеся люди, которые когда-то могли даже Альбера Камю осиливать, а сейчас им уже Агата Кристи представляется старомодной и нечитабельной. Сложной. А сложности наш "дивный новый мир" (совсем по Хаксли!) как-то не очень любит. Достоевский — мешает. Слишком философичен. После него — хоть в петлю. А надо быть позитивными да клёвыми. Достоевский в этом не поможет. И вообще, если Достоевского нет… всё дозволено.
Фото: кадр из фильма «451º по Фаренгейту», реж. Ф.Трюффо (1966)
