Я посещаю Московскую международную биеннале современного искусства с её второго номера. Не скажу, что это доставляет мне удовольствие, но исследовательский интерес не позволяет пропустить высказывания актуальных творцов, помогает сформулировать принцип конвертации современности в искусство.
Не скажу, что все и всегда было плохо и несовременно. Нет, гуманистические традиции Европы, преломленные сиюминутным контекстом, безусловно, углубились арт-рефлексией частного арт-криэйтора; общество стало готово к тому, чтобы актом творчества стало не «Дерьмо художника» (Пьеро Мандзони, 1961, концептуализм), но милосердие художника, вещь не только ничуть не низменная, но, напротив, возвышенная и вовсе не материальная. Современность предыдущих биеннале была обусловлена, главным образом, попыткой интегрировать в социум людей с отклонениями от того, что большинством до сих пор принято считать психической нормой. Творчество душевнобольных потеряло загадочность вместе с красивым определением «ар брют», сами душевнобольные были определены «акцентуированными личностями», современные художники наперебой доказывали, что несвойственные инструментальному разуму взгляды могут быть интегрированы сообществом homo sapiens в гуманистическую картину мира. Самоотверженность художника еще десять лет назад была сродни религиозному подвигу юродства: нам предлагали забыть о рациональной, коммерческой части проектов, фиксируя внимание на перверсиях автора и аберрациях его мировосприятия. Художника тогда мог обидеть каждый. Каждый и обижал.
Мало кто понял, что психоделическая революция превратилась в психиатрическую контрреволюцию: бунт «иных» кудесник в белом халате прекратил радикально. Он просто уничтожил «иного». На его место пришел «другой». Недолго побыв в карантине, он стал полноправным членом если не косного общества (о чём, без всякой иронии, можно лишь пожалеть), то арт-пространства. Контемпорари-арт-пространства…
А ведь еще относительно недавно бородатых женщин включали в социум только цирк и ярмарочный балаган. Мир потерял несколько веселых и злых красок, о которых жалеть нельзя: я убежденный гуманист и уверен, что современное искусство, выступив популяризатором и иллюстратором передовой научно-технической и философской мысли, принесло нам всем огромную пользу.
Правда, современным это могло быть лет 10-12 назад. Сегодня вид картинок, более «шагалистых», чем у Шагала, вызывает скуку. Собственно, это вот я думал, когда шел на открытие VII ММБСИ. И не собирался задерживаться в Новой Третьяковке. Однако магия имени Бьорк заставила пройти мимо невообразимо устаревших артефактов, чтобы насладиться певицей, раздевшей для нас себя не только до единиц, но и до нулей – Bjork Digital.
Бьорк на ММБСИ много. Запаситесь четырьмя-пятью часами, ибо то, что она предлагает, выходит за пределы вашего опыта и ошеломляет. Сначала вас встретит традиционный экран с клипами певицы. Там, если вы, как и я, ценитель исландской поп-дивы, вы можете зависнуть на некоторое время. Оно будет последним, когда вы будете хотя бы чуть-чуть уверены в собственных чувствах и в собственном разуме. Миновав наскоро комнату, в которой положенные чуть ли не на лабораторный стол планшеты покажут вам, как сигнал, несущий голос Бьорк, представляется то в виде гистограммы, то в виде линейной интерполяции гипотетической кривой, уютно и аналитично расположившейся между пиковыми точками упомянутого графика, вы войдете в сад неземных наслаждений.
Бессмысленно описывать то, что вы можете испытать, только надев виртуальный шлем. Плоская картинка не даст того ощущения, которое возникает, когда ваши отношения с Бьорк становятся едва не интимными. Причем процесс соединения с певицей, с ее героиней не только высоко технологичен, но и высоко эстетичен.
Современное искусство в лице гениальной исландки реабилитирует себя. Проанализировав проект Бьорк, можно сказать, чтó такое сегодня «современное искусство», куда оно пойдет в ближайшие годы.
Вероятнее всего, мы наблюдаем сейчас не только документальную смерть видеоклипа – это было бы слишком банально! – мы становимся свидетелями рождения нового искусства. Сценического, прежде всего.
Чтобы вы поняли, о чем речь, нужно сказать, чем виртуальная реальность представленных песен (как ни условно это наименование, другого сейчас подобрать нельзя) Бьорк отличается от плоского видеоклипа.
Вы видите клип, но и клип видит вас. Его авторы просчитали ваши реакции, а использованные ими выразительные средства лишили вас свободы. Язык видеоклипа – язык ненависти, язык подчинения, язык подавления.
Современные цифровые технологии погружают вас в мир с обзором почти в 360° как по горизонтали, так и по вертикали. Объект представляет объемную модель с возможностью его частичного обзора с изменяющейся точки. К этому следует добавить функцию интерактивного взаимодействия с цифровым фантомом – и вот у вас есть всё, о чем вы еще недавно просили у Sony PlayStation. Это ли не современность!
Вы почти свободны. В мире, созданном фантазией Бьорк, вы будете пытаться связать спутанную нить, манипулируя джойстиками – своими виртуальными руками, вы можете глазеть в пол или в потолок, вы можете отвернуться от героини «муви». Вы сможете смотреть куда угодно, но будете – на Бьорк! Она предстанет перед вами в виде женщины-бабочки, у нее будет прозрачное проволочное тело, она близко подойдет к вам, и это всегда будет Бьорк. Если вы не любили ее до этого момента, то влюбитесь тотчас же. Вы будете наблюдать только за ней, и ее близость принесет вам острое наслаждение. Почти компьютерный монстр – и узнаваемо Бьорк!
Авторы «муви» не приковывают вас к зрительскому месту, еще чуть-чуть и вы станете полноправным действующим лицом вашей истории с Бьорк. Но.
Для начала следует разобраться, насколько это доступно технически.
Итак, сейчас в виртуальной реальности мы имеем максимальный обзор и некоторую волю в выборе точки зрения. Нет принципиальной трудности в том, чтобы мы могли воспринимать модель протагониста виртуального «муви» с любой стороны. Обойти вокруг, например. Нет, в случае Bjork Digital этого нет, но это произойдет, когда будут решены проблемы отнюдь не технического характера.
Фиксация зрителя – традиция визуального искусства: на предпочтительной точке зрения основана живопись, основаны сценические действа. Да, цирк панорамен, площадной театр диарамен, но уже классический балет строго ориентирован на Царскую ложу, на Главного Зрителя – монарха. Нет, обойти виртуальный образ несложно: датчики и процессоры обеспечат нужный эффект. Трудно предложить модель, более отстраненную от зрителя, чем в такой системе: она будет равнодушна к наблюдателю. Но и для этой модели может быть написан сценарий, ей может быть предписано поведение особого типа, естественно отстраняющего «виртуала» от наблюдателя. И это творческий вызов! Однако если пойдет именно так, то зачем вовлечение?
В частном случае, не исключено, это будет допустимо.
Но надо думать, что в общем случае дальнейшее развитие цифрового жанра пойдет по пути динамического реагирования модели на внешнее воздействие зрителя-участника, благо вычислительные мощности давно уже не проблема. Естественно, реакции участника будут тонко ограничиваться путем психологических манипуляций: это будет искусство нового типа.
Для успешного функционирования которого и понадобятся все годы исследований акцентуаций художника и его реципиента.
Какой же вывод из ММБСИ-VII?
Теперь важнейшим из искусств для нас является уже не кино. И даже не цирк. Сегодня Бьорк приучает нас к более прекрасным монстрам, чем традиционная женщина-змея. Мы разделись до сути вещей: цифр. Ни еллина, ни иудея. Ни мужчины, ни женщины…
И к этому привыкать не придётся.
двойной клик - редактировать галерею