Атомный марафон

Началом ядерной гонки можно считать один из дней в августе 1941 года, когда работавший в Англии немецкий физик Клаус Фукс инициативно вышел на связь с секретарём советского военного атташе в Англии Семёном Давидовичем Кремером, сотрудником Разведывательного управления РККА. 10 августа Кремер направил в Центр радиограмму, в которой сообщал об учёном, готовом предоставлять данные о ведущихся в Англии разработках ядерного оружия. 25 сентября и 3 октября 1941 года в Москву ушел секретный доклад «Мауд Комитти» (M.A.U.D. расшифровывается как «Military Application of Uranium Detonation»), в состав которого входил и Клаус Фукс. Этот доклад получила уже не военная, а внешняя разведка НКГБ СССР от своего агента «Гомер», которым был член «Кембриджской пятерки» Дональд Маклейн, высокопоставленный сотрудник Форин-офис. В марте 1942 года Лаврентий Павлович Берия доложил Сталину о ведущихся в Англии разработках, предложив ознакомить видных ученых с материалами разведки. После того, как ученые подтвердили выводы разведчиков, 28 сентября 1942 года Сталин утвердил историческое распоряжение ГКО № 2352сс «Об организации работ по урану», где АН СССР предписывалось «возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1 апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы».
По воспоминаниям академика Юлия Борисовича Харитона, они вместе с Яковом Борисовичем Зельдовичем первыми в СССР начали заниматься этой проблемой в Институте химической физики еще в 1939-1940 годах, показав, что при делении урана возможны взрывные цепные реакции с выделением огромной энергии. Эти выводы даже несколько предвосхитили аналогичные результаты, полученные Отто Фришем и Рудольфом Пайерлсом в Бирмингемском университете. На основании сделанных Зельдовичем и Харитоном расчетов, директор Института химической физики академик Николай Николаевич Семёнов, создатель теории разветвленных цепных химических реакций, направил в 1940 году в правительство письмо о необходимости постановки работ по созданию ядерного оружия. К сожалению, тогда это письмо осталось без ответа. Но в последующем Игорь Васильевич Курчатов, научный руководитель Атомного проекта, первыми к участию в нем привлек именно Ю.Б. Харитона и Я.Б. Зельдовича – об этом говорится в недавно вышедшей монографии, специально приуроченной к 70-летию испытания советской атомной бомбы (В.В. Адушкин, А.А. Сулимов. Вклад ученых Химфизики в советский Атомный проект. Торус пресс, Москва, 2019, тираж 500 экз.).
Тем временем на Западе работы по созданию атомной бомбы шли полным ходом. 19 августа 1943 года на встрече в Квебеке Черчилль и Рузвельт договорились о совместной разработке ядерного оружия, в результате чего английский проект поглощался американским «Манхэттенским» проектом. Для работы в рамках проекта из Англии были вывезены многие участники «Мауд Комитти», в том числе и Клаус Фукс. Через 12 дней после сборки в Лос-Аламосе первой американской атомной бомбы «Штучка» (Gadget), работавшей на основе распада плутония-239 и имевшей имплозивную схему подрыва, Центр получил ее описание от агентов «Чарльз» (Клаус Фукс) и «Млад», он же «Персей» (Теодор Холл). Первая шифрограмма поступила в Центр 13 июня, вторая — 4 июля 1945 года. Испытание «Штучки» было проведено 16 июля 1945 года на горе Аламогордо в штате Нью-Мексико. Вскоре Центр получил подробнейшие документы о характеристиках проведенного взрыва.

Новым толчком в ядерной гонке послужили атомные бомбардировки японских городов Хиросимы и Нагасаки, проведенные американскими бомбардировщиками 6 и 9 августа 1945 года. Число погибших, в основном мирных жителей, от непосредственного воздействия взрыва в Хиросиме составило от 70 до 80 тысяч человек,а по истечении 5 лет, с учетом последствий облучения, достигло 200 тыс. человек. Общее число умерших от последствий атомных бомбардировок японских городов по состоянию на 2013 год составляло порядка 450 тысяч, из них 286 818 в Хиросиме и 162 083 в Нагасаки.
С учетом того, что подобная варварская демонстрация силы была прямой угрозой Советскому Союзу, сразу же вслед за этими событиями 20 августа 1945 года выходит распоряжение ГКО № 9887сс/ов «О специальном комитете [по использованию атомной энергии] при ГКО», председателем которого назначается Лаврентий Павлович Берия. Научное руководство проектом было возложено на академика (тогда еще профессора) Игоря Васильевича Курчатова. Спецкомитет получил чрезвычайные полномочия и неограниченное финансирование. Его исполнительным органом стало Первое Главное управление (ПГУ). При ПГУ был образован Научно-технический совет (НТС) и Бюро №2. Рабочим аппаратом Бюро №2 стал Отдел «С», созданный на базе группы «С» генерал-лейтенанта Павла Анатольевича Судоплатова. Туда же из 3-го (англо-американского) отдела 1-го Управления (внешняя разведка) НКГБ СССР (начальник комиссар госбезопасности 3-го ранга Павел Михайлович Фитин) были переданы наиболее важные оперативные материалы, в том числе 200 страниц из агентурного дела «Энормоз» по проникновению в американские атомные секреты (руководители начальник 3-го отдела, комиссар госбезопасности Гайк Бадалович Овакимян и майор госбезопасности Леонид Романович Квасников). Заместителями Судоплатова были назначены полковник Лев Петрович Василевский, который, вернувшись из Мексики, в 1945-1947 годах возглавлял научно-техническую разведку НКГБ-МГБ СССР, и подполковник Яков Петрович Терлецкий, доктор физико-математических наук, который обобщал все материалы разведки и докладывал их на заседаниях НТС. Председателем НТС вначале был нарком боеприпасов, генерал-полковник Борис Львович Ванников, а затем – академик Игорь Васильевич Курчатов. Кроме них в НТС входили заместители Берия – Василий Алексеевич Махнёв и Авраамий Павлович Завенягин, а также академики Абрам Фёдорович Иоффе, Абрам Исаакович Алиханов, Исаак Константинович Кикоин, Виталий Григорьевич Хлопин и Юлий Борисович Харитон.
Реализовывать советский Атомный проект было решено путём почти полного копирования американского прототипа – плутониевой бомбы «Толстяк», сброшенной 9 августа 1945 года на Нагасаки и доказавшей свою работоспособность. Вся необходимая информация добывалась разведывательным путём. К лету 1949 года были решены и отработаны все вопросы, связанные с конструкцией первой советской атомной бомбы, получившей наименование РДС-1. Ответственность за организацию работ по подготовке испытаний РДС-1 возлагалась на Юлия Борисовича Харитона. Руководство испытаниями осуществлялось Государственной комиссией, которую возглавлял министр химической промышленности СССР Михаил Георгиевич Первухин.

Ровно 70 лет назад, 29 августа 1949 года, в 7 час. утра на Семипалатинском полигоне было произведено успешное испытание первой советской атомной бомбы РДС-1. 29 октября 1949 года Президиум Верховного Совета СССР принял четыре закрытых указа о награждении наиболее отличившихся участников Атомного проекта. Второй Золотой медалью «Серп и Молот» были награждены Герои Социалистического Труда Ванников Борис Львович – начальник ПГУ при СМ СССР, Музруков Борис Глебович – начальник комбината № 817 (ныне ПО «Маяк») по производству оружейного плутония и Духов Николай Леонидович – заместитель главного конструктора атомной бомбы (КБ-11). По второму указу звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и Золотой медали «Серп и Молот» получили еще 33 человека, среди которых первый заместитель начальника ПГУ Завенягин Авраамий Павлович, заместители начальника ПГУ Александров Анатолий Сергеевич и Борисов Николай Андреевич, министр химической промышленности Первухин Михаил Георгиевич, начальник секретариата Спецкомитета Махнёв Василий Алексеевич, научный руководитель Атомного проекта, председатель НТС Курчатов Игорь Васильевич, научный руководитель разработки металлургии чистого плутония Бочвар Андрей Анатольевич, директор Института геохимии Виноградов Александр Павлович, директор НИИ химического машиностроения, главный конструктор атомного реактора Доллежаль Николай Антонович, директор Радиевого института, разработавший технологию выделения плутония из металлического урана Хлопин Виталий Григорьевич, главный инженер комбината № 817 Славский Ефим Павлович, главный инженер радиохимического завода «Б» комбината № 817 Громов Борис Вениаминович, директор КБ-11 Зернов Павел Михайлович, научный руководитель КБ-11, главный конструктор атомной бомбы Харитон Юлий Борисович, руководитель теоретического отдела КБ-11 Зельдович Яков Борисович, заместители главного конструктора атомной бомбы (КБ-11) Щёлкин Кирилл Иванович и Алфёров Владимир Иванович, начальник Главного управления исправительно-трудовых лагерей промышленного строительства МВД СССР Комаровский Александр Николаевич, первый заместитель начальника Дальстроя МВД СССР Кузнецов Иван Кузьмич, начальник комбината № 6 МВД СССР (ныне «Востокредмет», Таджикистан) по добыче и переработке урановой руды, подполковник госбезопасности Чирков Борис Николаевич, директор советско-германского акционерного общества «Висмут» по добыче урана Мальцев Михаил Митрофанович, директор завода № 12 в городе Электросталь Московской области Каллистов Анатолий Назарович и начальник лаборатории этого же завода, наладивший производство металлического урана – немец Николаус Риль, вывезенный из Германии и имевший статус заключенного.
Орденами Ленина были награждены директор Института химической физики, академик Семёнов Николай Николаевич, академик Ландау Лев Давидович, академик Соболев Сергей Львович, директор ИОНХ, заместитель научного руководителя металлургии плутония на комбинате № 817 Черняев Илья Ильич, научный руководитель создания атомного реактора на заводе «А» комбината № 817 Фурсов Василий Степанович, его заместитель Александров Анатолий Петрович (в будущем Президент Академии Наук СССР), заместитель научного руководителя комбината № 817, автор технологии химического выделения плутония Никитин Борис Александрович, автор методики измерений атомного взрыва Лейпунский Овсей Ильич и другие. Всего орденами были награждены 808 человек, из них орденом Ленина 260 человек, орденом Трудового Красного Знамени 496 человек (в том числе директор Института физической химии, академик Фрумкин Александр Наумович) и орденом «Знак Почёта» — 52 человека.

Заместитель Председателя СМ СССР, председатель Спецкомитета при СМ СССР Лаврентий Павлович Берия получил орден Ленина отдельным указом. Вышло также Постановление ЦК ВКП(б) и СМ СССР № 5039-1925сс/оп «О выражении т. Берия благодарности, выдаче ему Почетной грамоты ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР, награждении орденом Ленина и присвоении звания лауреата Сталинской премии первой степени».
В ответ награжденные участники Атомного проекта 18 ноября 1949 года направили Сталину благодарственное письмо, в котором говорится: «Горячо благодарим Вас за высокую оценку нашей работы, которой Партия, Правительство и лично Вы удостоили нас». Последовательность имён тех, кто подписал это письмо, в целом указывает на степень их личного вклада в Атомный проект. Вот эти имена: Берия Л.П., Курчатов И.В., Харитон Ю.Б., Ванников Б.Л., Бочвар А.А., Виноградов А.П., Завенягин А.П., Доллежаль Н.А., Первухин М.Г., Славский Е.П., Громов Б.В., Никитин Б.А., Махнёв В.А., Черняев И.И., Фурсов В.С, Соболев С.Л., Александров А.С., Зельдович Я.Б., Зернов П.М., Щёлкин К.И., Духов Н.Л., Алфёров В.И., Фрумкин А.Н., Семёнов Н.Н., Ландау Л.Д., Садовский М.А., Петровский И.Г., Тихонов А.Н., Каллистов А.Н., Голованов Ю.Н., Шевченко В.Б. Ознакомившись с письмом, Сталин написал в левом верхнем углу красным карандашом: «Где Риль (немец)?»
Да и вообще, где они сейчас – те, кто создавал ядерный щит нашей страны. Их потомки, наверное, могли бы составить бессмертный «Атомный полк» – ведь мы живем исключительно благодаря создателям атомной бомбы. По счастью, эти люди есть и среди моих друзей – это прежде всего дочь и внуки легендарного академика Николая Николаевича Семёнова, дважды Героя Социалистического Труда, обладателя девяти орденов Ленина, единственного советского лауреата Нобелевской премии по химии.
Его внук Дмитрий Гольданский (сын дочери академика Семёнова Людмилы и её мужа академика Гольданского, создателя ядерной химии) родился в 1948 году и события, связанные с испытанием первой атомной бомбы, конечно, не помнит. Но в 50-е годы он каждое лето ездил с дедом в Крым и написал об этом книгу воспоминаний «Мой Крым», подарив её мне с автографом: «Андрею Ведяеву, коллеге и товарищу, от автора на добрую память. Д. Гольданский, 16.04 15».
– С 1953 по 1989 годы я побывал в Крыму 24 раза, – рассказывает Митя. – Впервые меня пятилетнего привезли в Коктебель родители и дед с бабушкой. Родители приехали на только что купленной «Победе», а я с дедом – поездом, в стареньком деревянном вагоне СВ, великолепно отделанном изнутри, с душем на каждые два купе. В 1955 году кроме нас в вагоне ехал еще только министр торговли СССР Дмитрий Васильевич Павлов с женой и племянницей Наташей. В годы войны Дмитрий Васильевич был начальником Управления продовольственного снабжения Красной Армии. В Крыму жили мы не где-нибудь, а непосредственно в Волошинском доме – правда, без всяких удобств. Я хорошо помню Юлия Борисовича Харитона, научного руководителя КБ-11 («Объект») и главного конструктора атомной бомбы, который был учеником деда. До середины 50-х годов сотрудники КБ-11 и члены их семей не могли отлучаться с «Объекта» даже в отпуск – только в служебную командировку. Юлий Борисович Харитон относился к этому спокойно, а вот Якова Борисовича Зельдовича это несколько угнетало, и он впоследствии стремился оттуда уехать. Дед формально не был сотрудником «Объекта», однако в Москве его всегда сопровождал офицер госбезопасности – их было трое, и они сменяли друг друга.
– Николай Николаевич присутствовал на первом испытании атомной бомбы?
– Нет, на первое испытание дед не ездил из-за трений с Берией и очень переживал из-за этого. В феврале 1946 года он писал Берия о необходимости передачи Институту химической физики всего комплекса работ по ядерному взрыву – как головному в этой области. По факту в институте занимались значительной частью разработок, но не всеми, и из-за этого, видимо, отношения с Берией не складывались. Однако, на всех последующих испытаниях, в том числе и водородной бомбы в 1953 году, дед присутствовал.

– А как тебе запомнились эти годы?
– Годы с 1957 по 1961 стали Мисхорскими сезонами. Деду предоставляли самое комфортное жилье – дачу №7. В то время он был уже и Нобелевский лауреат, и депутат Верховного Совета СССР, и кандидат в члены ЦК КПСС. На отдыхе дед любил бильярд и городки. Во время прогулок он рассказывал мне историю и географию Крыма, открывал для меня его мир. Дед любил погрести и учил меня правильным движениям при гребле на шлюпке. Эти уроки я усвоил на всю жизнь. Из Швеции, где дед получал Нобелевскую премию, он привез мне маску, ласты и подводное ружье. Я подолгу плавал, и даже иногда удавалось подстрелить рыбку. В Алупкинском парке самым ярким воспоминанием остался бюст уроженца Алупки летчика Амет-Хана Султана, установленный, как и полагалось, на родине дважды Героя Советского Союза – бюст стоял у выхода из парка. В то время это был, видимо, единственный татарин в Крыму. Много лет спустя, уже в 1990-х, я случайно набрел на его могилу на Новодевичьем кладбище. Оказалось, что в те крымские годы он был не легендой в бронзе, как это мне виделось, а живым действующим летчиком-испытателем, а погиб уже много позже. Ощущение было такое, будто старого знакомого встретил. Много теперь на Новодевичьем родных и знакомых… Году в 1958-м дед решил, что мы полетим в Крым самолетом. В ожидании вылета я фотографировал бабушку с дедушкой и еще каких-то людей, с которыми они общались, машину «Чайка». Каково же было мое удивление, когда много лет спустя, просматривая фотографии, я узнал в человеке, сидящем рядом с дедом на лавочке в аэропорту «Внуково», главного конструктора ОКБ-1 Сергея Павловича Королёва – при жизни его имя было абсолютно секретным. Оно не упоминалось в новостях ни после запуска первого спутника, ни после полёта в космос Юрия Гагарина. Имя Королёва стало известно лишь после его смерти…

Прерывая рассказ Мити, здесь следует сказать, что вместе с его мамой Людмилой Николаевной в 2016 году мы были на праздновании 120-летнего юбилея академика Семёнова – и вот тогда она передала мне свой дневник, который вела с 1975 по 1997 и затем до 2007 года. Ниже мне хотелось бы привести несколько выдержек из него, поскольку в них оживает неповторимый внутренний мир участников Атомного проекта.
19/VI-77 г.
День солнечный, зеленый, теплый. Выборы. Зал институтский сделали местом голосования. Косыгин голосовал в 10 час. Я пошла в 11. Папа гулял с кем-то перед зданием института. Сейчас Витя (уже дома) рассказал мне, что папа на Витин вопрос: «Не знаю, кому можно верить в институте, а кому – нельзя» – ответил: «Да всем можно немного верить и немного не верить» (Витя – это академик Гольданский, тогда еще член-корреспондент АН СССР)
… 14 сентября нас пригласили Александрова Марьяна Александровна и Анатолий Петрович (президент Академии Наук СССР – А.В.) – есть арбуз. Позвонил их сын Петя. Кроме арбуза были замечательные блины, сделанные родственницей Александровых. Как всегда у них очень просто и уютно. Со смаком пили водочку, закусывали соленой рыбой двух сортов и блинами… Они отдыхают в низовьях Волги, в палатках. Только своей семьей. Вокруг никого нет на километры. Чудный рассказ Анатолия Петровича о двух унесенных в Волгу бутылках водки. Дело было так. Они закопали в песок две бутылки водки и их смыло. А потом, когда кончился запас спиртного, то Анатолий Петрович задумался, а как бы все-таки найти эти две бутылки, и проделал такой эксперимент. Налил в пустую бутылку воды, положил на берег, привязал веревкой и когда вода стала уносить эту бутылку стал следить, куда же ее несет. И ведь нашел-таки те две бутылки!
1979 год
Встречала Новый Год в ЦДЛ. Жуткий, небывалый мороз. В Москве -36, за городом -45. Встреча была так себе. Холодно, мало знакомых, приятных людей. А может быть мы стали немного другие?
11го или 12го января были у Александровых. У них всегда удивительно просто и приятно, Марьяна Ал. плохо выглядела, но все равно пила и курила. А.П. рассказывал про своего брата, который кажется встречался с Лениным в Швейцарии. Петя (сын) зовет его То, а маму – Мася. А.П. читал нам свой юмористический рассказ, помещенный в «Науке и Жизни»: Лингвистическое исследование слова ЛЯП – лаборатория ядерных проблем. Чувство юмора у него яркое, это одна из его неотъемлемых черт. А еще – естественность.
23/XII воскресенье
Юлий Борисович [Харитон] заехал к нам утром (когда я во всю терла мастикой пол) за книгами, которые я взяла им в Академкниге. Посидел у нас минут сорок. Хорошо выглядит, оживлен. Рассказывал, что ездил в Ленинград на один день на празднование физтеховцев (первые выпуски). Говорил, что написал статью об Абрам Федоровиче Иоффе, к его 100-летию, статья давалась с трудом, писал вместе с Зельдовичем.

1987 год
1го января попали в интересную компанию. Нас пригласил Левон Бадалян (в Спиридоньевский пер.). Там были Вознесенский (он опять с Зоей), Иванов Александр Александр. (пародист), Джигарханян и Смехов. У Бадаляна очень приятная женя Наташа. Было тепло, светло, вкусно. Очень красивая большая – 48 метров комната. Разговоры были интересные. О Любимове, о Сахарове (который только что вернулся с женой в Москву из Горького), о театре, о кино («Покаяние») и вообще.
5го января поехали в Черноголовку. Я там первый раз, когда папы уже нет…
Позавчера забегал Зельдович. Он бывает иногда неслишком приветлив или тороплив. А тут был приветлив, улыбался. Они сидели сперва с Витей в кабинете, а потом пришли на кухню и грызли фундук (щипцами). Есть Я.Б. отказался. Разделили на 4 части большое-пребольшое яблоко… Я.Б. не умеет слушать, ему все время хочется что-то самому рассказать сногсшибательное. Он непоседлив, быстр, хочет показать свою силу, живость, здоровье (тьфу-тьфу не сглазить). Когда в хорошем настроении даже слегка ухаживает (это я имею ввиду себя), за другими ухаживает очень часто. В этот вечер я ему рассказывала об интервью Сахарова, которое он давал журналу «Spiegel». И тут Зельдович слушал, а потом даже сказал: «Спасибо, я сегодня узнал много интересного» (Витя ему перед этим рассказывал о разговоре с Яковлевым (прорабом «перестройки» – А.В.)). Перед отъездом в Черноголовку были на дне рождения у Овсея Ильича Лейпунского (еще в годы войны Овсей Ильич вместе с Я.Б. Зельдовичем занимались процессом горения твердого топлива реактивных снарядов «Катюша» и в несколько раз увеличили дальность их полета; известен также как первооткрыватель технологии синтеза искусственных алмазов – А.В.). Шурочка принарядилась и была очень мила. Илюша у них очень хороший сын. Опять же там были Зельдовичи (с Инной).
30 августа уехали на Пагуош в Австрию, в город Гмюнден на Traunsee, в горах. Оч. красивое место. Витя стал председателем движения с Советской стороны (вместо М.А. Маркова).
3 октября. Мы вдвоем на даче… Погода наконец!!! замечательная. Безоблачный, золотой день. Вчера у нас в гостях в Москве был проф. Лаун из Бостона (врач). Кроме него Коля Платэ (Наташа улетела в Ташкент) и Сережа Капица. (Кстати мы были в Австрии вместе с Сережей). А в час дня я забрала маму от Анечки Капица, у которой она ночевала. Они хорошо провели время. У Анечки очень уютно. Она подарила мне репродукцию с картины Кустодиева– папа и Петр Леонидович (с подписью).
20 ноября 1987 г.
Визит к А.П.
«Честь по чести»
«Тяпнули по рюмочке, как следует быть» – его выражения.
Мы принесли бутылку водки (я разлила литр водки, который принесли иностранцы) и у них была бутылка. А.П. с удовольствием много рассказывал и слушал тоже. Говорил про институт, про Легасова (со знаком –) и про Велихова. Вспоминал хорошо про Устинова, с которым вместе были на Севере. Рассказывал, что хорошо знал раньше Ельцина и Лигачева, когда те еще были секретарями обкомов один Свердловского, другой – Томского.
1987 г.
3 дек.
Сижу в холле больницы на Мичуринском. Жду Юлия Борисовича [Харитона], чтобы сообщить ему о смерти Якова Борисовича [Зельдовича]. Ю.Б. пока знает, что у Я.Б. инфаркт. Все мы очень волнуемся за Люсеньку. Я уже не говорю о потрясении, которое мы пережили позвчера ночью (Я.Б. увезли на реанимационной машине в половине двенадцатого с тяжелейшим инфарктом, мы видели из окна Митиного, что кого-то выносят из подъезда, я позвонила Сане Овчинникову, и он мне сказал про Я.Б.) Скончался уже без сознания Яков Борисович в 4 часа дня. 2го декабря умер Яков Борисович Зельдович...
Вспоминаю (сегодня 6ое, завтра похороны), что около месяца назад мы были вместе в кино на «А завтра была война» и нам всем фильм очень понравился. Мы собирались пойти в кино, а Инна (жена Я.Б.) и Я.Б. зашли к Вите по делу и тут же согласились пойти с нами.
14 марта 1989 г.
Вчера смотрели передачу о Я.Б. Зельдовиче. Вначале съемки 1975 года: в кабинете у папы (в ин-те) Я.Б. у доски, что-то пишет, быстрый, живой, веселый, с очень четкой дикцией, а папа рядом в своем кресле с неизменной папиросой в левой руке, очень, очень родной, близкий. голоса у обоих – совершенно как будто они рядом в комнате. очень больно и в то же время невозможно оторваться от них. О господи!

А Клаус Фукс, с которого мы начали свой рассказ и который уравнял наши шансы с американцами в атомной гонке, был разоблачен и осуждён в Англии на 14 лет тюрьмы. Еще хорошо, что он не был выдан США – там его ждала участь Розенбергов, казненных на электрическом стуле. Но и Советский Союз, в свою очередь, отказался признать его своим агентом. Так что ни Клаус Фукс, ни Розенберги, ни Тед Холл, ни Мортон Собелл, который сидел на одной скамье подсудимых с Розенбергами и отделался 30 годами строгого режима в тюрьме Алькатрас, – никто их них так и не был награжден.
«После успешного испытания первой советской атомной бомбы, – пишет советский разведчик, Герой России Александр Семёнович Феклисов, которому Клаус Фукс лично передал в Лондоне документацию по водородной бомбе, – большой группе советских ученых, специалистов, в том числе сотрудникам разведки, были вручены высокие советские награды. Меня, например, наградили орденом Трудового Красного Знамени. И лишь Клаус Фукс, к великому сожалению, не получил ничего. Ничего, кроме четырнадцати лет тюремного заключения».
Александр Семёнович не раз лично обращался к руководству внешней разведки с ходатайством о награждении Фукса правительственной наградой – и всякий раз безрезультатно. Когда в 1988 году о вкладе Фукса спросили бывшего Президента Академии Наук СССР Анатолия Петровича Александрова, он с явной неохотой, как-то невнятно ответил: «Было что-то. Но, в общем это не играло существенной роли».
Теперь-то мы знаем, что играло – причем решающую роль: Советский Союз, измученный войной, сделал бомбу за три года – быстрее, чем англо-американцы, на которых работал весь мир.
28 февраля 1988 года Клаус Фукс, вернувшийся после своего освобождения на родину в Германскую Демократическую Республику, умер. На его похоронах не было ни одного представителя Советского Союза.
Когда в 1989 году Александр Семёнович Феклисов навестил в Дрездене вдову Клауса Фукса – Маргарет Фукс, она сказала:
– Что же Вы так поздно пришли? Клаус двадцать пять лет ждал Вас. В последние годы он считал, что никого из советских товарищей, кто знал его, уже нет в живых…