20. ТРОИЦК-КРАСНОПАХОРСКИЙ: ВСЕЛЕННАЯ… СССР… Красная Пахра…
Голубая планета Земля: дыхание космоса
(Л.Ф. Верещагин - Н.В. Пушков - И.Д. Папанин)
«…Чем больше астрономия открывает на небе мёртвых миров, раскалённых солнц и планет, покрытых льдом толщиной в тысячи километров, окружённых отравленной атмосферой, тем ярче разгораются в нашей душе на нашем собственном человеческом небе глазки ангелов, глядевших в детстве оттуда на нас… Придёт время, когда мы на эти свои огоньки на нашем собственном человеческом небе будем смотреть, не пугаясь бездушного вращения и бега горячих и холодных астрономических тел… Одухотворённое человеческое небо…»
Михаил Пришвин
…Красная Пахра и Троицк помнят этих замечательных людей: Верещагина, Пушкова, Папанина…
…Встречались не очень-то часто: на заседании в Академии Наук, в академической столовой, на научной конференции, на диссертационных защитах, на «круглых столах» общества «Знание», в заграничных командировках, на «круглых» юбилеях классиков-учителей и наставников. Были и печальные поводы повидаться: уходили из жизни соратники, сопутники, друзья и то варищи.
«Лёд и пламень»: реальность романтики
…Учитывая «севастопольское» происхождение Ивана Дмитриевича (Папанин родился в 1894 году в Севастополе), соответствующим образом откорректировали репертуар товарищеского песнопения. Растроганный «ледовый адмирал» задушевно подтягивал, внося свою лепту в вокально-метафорическую исповедь о том, как легла тишина на рейде, как мерцали береговые огоньки, как плескалось самое синее в мире Чёрное море.
Песенная осердеченность светло-печальным эхом отзывалась-напоминала о севастопольском детстве, причерноморском отрочестве, предокеанской юности.
С самой ранней поры Иван Папанин – яркая индивидуальность, самовитость. Драматург Константин Тренёв «списал» с него матроса Швандю (спектакль и кинофильм «Любовь Яровая»).
По примеру будущего «ледового адмирала» многие тогда, в незабвенные 30-ые годы, «заболели» Севером; судьба Папанина и его соратников во-многом определила всплеск романтического интереса к загадочному миру Арктики с его холодно-космической чистотой и необъятностью.
… А Иван Папанин когда вошёл в жизнь Пушкова? Вести о Папанине дошли до него ещё в середине 1930-х…
1937 – 1938 годы: Папанин - начальник первой дрейфующей станции «Северный полюс» («СП-1»); начавшийся 21 мая 1937 года дрейф станции продолжался 274 дня и завершился 19 февраля 1938 года в Гренландском море (льдина прошла 2100 километров). Вся страна с восхищением и тревогой следила за героическим дрейфом; повторяла имена Ивана Папанина, океанолога Петра Ширшова, геофизика Евгения Фёдорова, радиста Эрнста Кренкеля. Однажды вдруг прекратилась радиосвязь с дрейфующими полярниками-соотечественниками. Николай Васильевич (возглавлявший тогда магнитную обсерваторию в Павловске, пригороде Ленинграда) объяснил тревожное происшествие тем, что радиосвязь нарушена магнитной бурей, вызванной вспышкой на солнце. Вскоре Пушкову было поручено организовать оперативную Службу магнитного поля, информирующую об условиях радиосвязи со станцией «Северный Полюс». С того времени заочные, а потом и личные контакты Папанина и Пушкова продолжались несколько десятилетий.
…Из Подмосковья начинались многие героические маршруты. Один из них связан с именем Михаила Васильевича Никитина (1909-1938), который родился на хуторе Охотникове Зарайского уезда; стал знаменитым воздухоплавателем; в 1932 году назначен бортмехаником на дирижабль «СССР В-4»; входил в состав самого большого трёхмоторного дирижабля «СССР В-6». В качестве бортмеханика летал вместе с легендарным Умберто Нобиле. Принимал участие в многодневном полёте, когда был установлен мировой рекорд продолжительности полёта. В 1938 году экипаж дирижабля получил задание снять с разрушавшейся льдины отважных полярников с дрейфующей станции «Северный полюс» во главе с И.Д. Папаниным.
Воздушный корабль взял старт вечером 5 февраля в подмосковном посёлке Долгопрудный. В катастрофе экипаж дирижабля погиб…
1939 – 1946 годы: Папанин - начальник Главсевморпути: 1940 год – возглавил экспедицию по выводу из ледового плена (после 812-дневногодрейфа) ледокольного парохода «Георгий Седов». Пятнадцать моряков-седовцев жили и трудились в высоких широтах Арктики; там не был ещё ни один человек, не пролетал ни один самолёт. Капитану Константину Бадигину, кстати, было всего 29 лет; вахту на радиостанции нёс старший радист Александр Полянский (здесь тоже учитывались данные, полученные от Пушкова, из обсерватории Павловска).
Папанин – один из пятёрки славных сыновей Отечества, дважды удостоенных до начала Великой Отечественной войны звания Героя Советского Союза.
В годы Великой Отечественной войны он – уполномоченный Государственного Комитета Обороны по перевозкам на Севере; контр-адмирал (1943) нёс ответственность за работу портов Архангельска и Мурманска.
Бой идёт святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле…
(А.Т. Твардовский. «Василий Тёркин»).
Доктор географических наук (с 1938 года) И.Д. Папанин в послевоенные годы совмещал государственную службу, общественную деятельность (депутат Верховного Совета 1 и 2 созывов) с научной работой. 1948 – 1951 годы: заместитель директора Института океанологии АН СССР по экспедициям. 1952 – 1972 годы: директор Института биологии внутренних вод АН СССР. Его называли «мужем науки», «ледовым адмиралом».
Девять орденов Ленина (1937, 1938, май 1944, ноябрь 1944, 1945, 1956, 1964, 1974, 1984). Орден Октябрьской революции (1971). Два ордена Красной Звезды (1922, 1950). Орден Нахимова 1 степени (1945), Отечественной войны 1 степени (1985). Два ордена Трудового Красного Знамени (1955, 1980). Орден Красной Звезды (1945).
В 1977 году вышли две его книги «Жизнь на льдине» и «Лёд и пламень». В 1986 году его не стало.
ВАСИЛИЙ Ш А Х О В
КРАСНАЯ ПАХРА И М Г У
Круг чтения академика Верещагина
ПОДОЛЬЕ УКРАИНСКОЕ И ПОДОЛЬЕ ПОДМОСКОВНОЕ
Леонид Фёдорович Верещагин, хотя и был «физиком», любил «лирику», чтение, книгу. В круге его чтения и Ломоносов, и Пушкин, и Достоевский, и Лев Толстой. На книжной полке уроженца Херсона, жизненный путь которого продолжался в Киеве, Харькове, Москве, Троицке, были сочинения Тараса Шевченко и Ивана Франко, томики Сергея Есенина и Леси Украинки.
Подольский район в Подмосковье… Подолье подмосковное и Подолье украинское… Нравились ему лирические образы Леси Украинки:
Краса Украины, Подолье!
Ты в милом покое предстало!
Как будто бы сроду недоля
И горе тебя не знавало!
Ой! За балочкой весёлой
Хороши, пригожи сёла,
Хаты вишнями закрыты,
Светлой дымкою повиты,
Тополя стоят на воле,
Говорят с ветрами в поле.
Там нивы шумят золотые,
Простор без конца и без края,
Боры вековые густые
Нам тайны вверяют.
Ой, зелёные овражки,
Стежки в солнце и в ромашках,
Словно ленты разноцветные,
К речке сходятся, заветные.
Речка в берег бьёт сыпучий,
Льётся, льётся из-под кручи…
Краса Украины, Подолье!
Каким предо мной ты предстало!
Как будто бы сроду недоля
И горе тебя не знавало!..
Перевод А. Прокофьева
Профессор МГУ имени М.В. Ломоносова:
«…и гений, парадоксов друг…»
,
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.
А.С. Пушкин
Нравственное богатство народа наглядно исчисляется памятниками деяний на общее благо, памятями деятелей, внесших наибольшее количество добра в своё общество. С этими памятниками и памятями срастается нравственное чувство народа: они его питательная почва; в них – его корни; оторвите его от них – оно завянет как скошенная трава.
В.С. Ключевский
Имени Михаила Васильевича Ломоносова… Леонид Верещагин с большой ответственностью и гордостью носил высокое звание профессора университета, основанного великим Ломоносовым. «Чтобы выучились россияне, чтобы показали своё достоинство» - об этом мечтал сын помора-рыбака с архангельского прибрежья Белого моря.
Разночинец из Одессы, с берегов Чёрного моря, Леонид Верещагин напоминал студентам, как январским утром 1731 года вместе с рыбным обозом пришёл девятнадцатилетний юноша, сын архангельского крестьянина.
«Сквозь препоны обстоятельств».
«Российскому юношеству» адресованы весомые, величаво-вдохновенные строки: «Науки юношей питают, Отраду старым подают, В щастливой жизни украшают, В нещастной случай берегут; В домашних трудностях утеха……Дерзайте ныне ободрены Раченьем вашим показать,Что может собственных Платонов И быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать… О вы, щастливые науки! Прилежны простирайте руки И взор до самых дальних мест. Пройдите землю, и пучину, И степи, и глубокий лес, И нутр Рифейский, и вершину, И саму высоту небес»…
Ломоносов: «гений умеет торжествовать над всеми препятствиями, какие ни противопоставляет ему враждебная судьба» «Я дело стану петь, несведомое прежним», - жизненный девиз.
С.И. Вавилов, возглавлявший Академию наук СССР в 40-50-е годы, заметил, что достигнутое одним Ломоносовым «в области физики, химии, астрономии, приборостроения, геологии, языкознания, истории – достойно было бы деятельности целой Академии». Крупнейший математик Германии Леонард Эйлер дал такую оценку русскому учёному: «Ныне таковые умы весьма редки, так как большая часть остаётся только при опытах, почему и не желает пускаться в рассуждения; другие же впадают в такие нелепые толки, что они в противоречии всем началам здравого естествоведения».
В студенческих конспектах, в тезисах соискательских рефератов Леонида Верещагина – мысли, наблюдения, прозрения классиков «здравого естествоведения». Среди «собеседников», ведущих «диалог» через столетия, - Михайло Ломоносов. Вселенная, «натура», «природа»… Соотношение объективного и субъективного… Движение цивилизации… Прогресс и регресс… «Твёрдо помнить должно, что видимые телесные на земле вещи и весь мир не в таком состоянии были с начала от создания, как ныне находим, но великие происходили в нём перемены, что показывает история, и древняя география, с нынешнею снесенная, и случившиеся в наши веки перемены земной поверхности», - предвосхищал Ломоносов диалектику грядущих веков («Из наблюдений устанавливать теорию. Через теорию исправлять наблюдения – есть лучший способ к изысканию правды»).
Наиболее притягательными для влюблённого в химию Леонида Верещагина оказывались, конечно же, химические исследования Ломоносова. Кстати, Михаил Васильевич официально значился как профессор химии. Химия была «любимицей» Ломоносова; не капризом, не причудой, а страстью. Научное дерзание, неистовое ревнительство, жажда нового - посредством химии, химического опыта, химического эксперимента реализовывалось в сравнительно короткий срок («из нескольких взятых тел порождаются новые»).
Верещагин основательно штудирует ломоносовскую диссертацию «О действии химических растворителей вообще» (1744), его работы: «Теория электричества, разработанная математическим путём»(1756), «Об отношении количества материи и веса» (1758), «Рассуждение о твёрдости и жидкости тел»(1760).
«Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна»
«Вечернее размышление о Божьем величестве» (1748)
Ломоносовские заметки, ломоносовскаая эпистолярия… Из письма Л.Эйлеру от 5 июля 1748 года: «Но все встречающиеся в природе изменения происходят так, что если к чему-либо нечто прибавилось, то это отнимается у чего-го другого. Так, сколько материи прибавляется к какому-либо телу, столько же теряется у другого, сколько часов я затрачиваю на сон, столько же отнимаю у бодрствования и т.д. Так как это всеобщий закон природы, то он распространяется и на правила движения: тело, которое своим толчком возбуждает другое к движению, столько же теряет от своего движения, сколько сообщает другому им двинутому».
Экспериментатору из Красной Пахры и Троицка путеводной звездой служили ломоносовские прозрения о существовании атомов и молекул-«корпускулов» («Всё, что есть или совершается в телах, происходит от сущности и природы их, но сущность тел состоит в конечном протяжении и силе инерции, а природа – в движении их, и потому всё, что есть в телах или совершается в них, происходит от конечного протяжения, силы инерции и движения их»; «природа тел состоит в движении, и следовательно, тела определяются движением»).
Если говорить о традиции молекулярно-кинетической теории Ломоносова, то преемственность этой ломоносовской традиции, глубинно прошедшей через девятнадцатый век, воплотилась и новаторски развилась в работах таких выдающихся экспериментаторов, как Л.Ф. Верещагин.
«Металлы и минералы сами на двор не придут. Они требуют глаз и рук в своих поисках», - настаивал Ломоносов. «Там огненны валы стремятся И не находят берегов; Там вихри пламенны крутятся, Борющись множество веков; Там камни, как вода, кипят, Горящи там дожди шумят…Что зыблет ясный ночью луч? Что тонкий пламень в твердь разит? Как молния без грозных туч Стремится от земли в зенит? Как может быть, чтоб мёрзлый пар Среди зимв рождал пожар?»
* * *
«Ковчег под предводительством осла – Вот мир людей. Живите во Вселенной. Земля – вертеп обмана, лжи и зла. Живите красотою неизменной. Ты, мать-земля, душе моей близка – И далека. Люблю я смех и радость, Но в радости моей – всегда тоска, В тоске всегда – таинственная сладость!» …И вот он посох странника берёт: Простите, келий сумрачные своды! Его душа, всем чуждая, живёт Теперь одним: дыханием свободы…
… Глаза сияют, дерзкая мечта В мир откровений радостных уносит. Лишь в истине – и цель и красота. Но тем сильнее сердце жизни просит»…
Иван Бунин с его «Джордано Бруно» был особенно дорог «физикам» (даже более, чем оппонирующим им «лирикам»). Лирический герой-повествователь, воплощённый в образе сожжённого на костре титана философской и нравственной мысли, не приемлет рабскую униженность; он готов на самопожертвование во имя справедливости («Вы все рабы. Царь вашей веры – Зверь: Я свергну трон слепой и мрачной веры. Вы в капище: я распахну вам дверь На блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы»); ему подвластны решения эпохальные(«Ни бездне бездн, ни жизни грани нет. Мы остановим солнце Птолемея – И вихрь миров, несметный сонм планет, Пред нами разверзнется, пламенея!).
Анализируя и уясняя диалектику, трагические изломы «сгиба эпох», Бунин приглашает читателя-друга, читателя-единомышленника к постижению драматической судьбы Джордано Бруно («И он дерзнул на всё – вплоть до небес. Но разрушенье – жажда созиданья, И, разрушая, жаждал он чудес – Божественной гармонии Созданья»). Самоотверженность. Беспредельная преданность познанию («Оледенив желания свои, Я только твой, познание-софия!»). Противникам прогресса не сломить титана («Глаза блестят, но строго Его лицо. Враги, вам не понять, что бог есть Свет…»). Монолог Джордано Бруно, обращённый к ангельски прекрасной девочке со «звонкой лютней», исполнен неподдельного пафоса: «Мир – бездна бездн. И каждый атом в нём Проникнут богом – жизнью, красотою. Живя и умирая, мы живём Единою, всемирною Душою. Ты, с лютнею! Мечты твоих очей Не эту ль Жизнь и Радость отражали? Ты, солнце! Вы, созвездия ночей! Вы только этой радостью дышали». И маленький тревожный человек С блестящим взглядом, ярким и холодным, Идёт в огонь. «Умерший в рабский век Бессмертием венчается – в свободном! Я умираю – ибо так хочу. Развей, палач, развей мой прах, презренный! Привет Вселенной, Солнцу! Палачу! – Он мысль мою развеет во Вселенной!»
