НОМЕР 52 (736) ОТ 26 ДЕКАБРЯ 2007 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Виктор Казимирчук
КТО НЕ СЛОМЛЕН — ТОТ НАРОД!
Бывший узник Карлага отвечает на вопросы «Завтра»
ЗАВТРА. Виктор, так называемое Усть-Каменогорское дело, которое было представлено казахстанскими властями как попытка вооружённого мятежа, попытка нарушения территориальной целостности Казахстана, — что это? Что послужило побудительной причиной, откуда вообще оно взялось?
ВИКТОР КАЗИМИРЧУК. Причиной нашего появления в Усть-Каменогорске послужило письменное, завизированное многими общественными организациями Усть-Каменогорска и Восточно-Казахстанской области обращение жителей города и области в Госдуму Российской Федерации и лично к нам, к нашей организации «Русь», которую я возглавлял тогда. Это было общественно-патриотическое объединение. Было составлено два обращения, подписано, завизировано. Это была официальная просьба к российской власти заступиться за русскоязычное население. Не только за русских. В Усть-Каменогорске, который раньше вообще был закрытым городом, сложилась тяжелейшая обстановка — социально-экономическая, экологическая — сплошное вредное производство, и национальная. Проявления казахского национализма шли не только на бытовом уровне, но и на уровне государственном, с подачи властей республики Казахстан. Всё это и послужило причиной появления обращения — чтобы заступились российские структуры. И в частности, наша организация.
Эти обращения были переданы в Госдуму, более того, они были опубликованы в вашей газете «Завтра». И было решено, что обращение обращением, но нужно посмотреть своими глазами, и тогда уже принимать какое-то решение: какая помощь, в каких масштабах? Люди просят о помощи — им надо помогать, это наши люди, родственные нам. Брошенные.
И вот мы туда выехали с этой целью. Заодно собирались помочь в воздвижении храма в Алтайском крае — в Усть-Коксе. Ну это рядом. Его возводила какая-то казачья структура, и мы хотели помочь — уже была договорённость, что приедут воцерковлённые люди помогать строить храм, бесплатно.
Поехали разные люди, разное было видение, разные мнения. Разные разговоры велись. Скорее даже споры — что надо делать и как. По приезду в Усть-Каменогорск мы убедились что реальность соответствует написанному.
ЗАВТРА. Значит, по крайней мере в тот момент времени в Восточно-Казахстанской области реально существовала дискриминация русского населения?
В.К. Дискриминация русского населения, русскоязычного — я бы сказал так. Так будет точнее. Русскоязычного. А в частности — русского. Немцев, украинцев, русских.
ЗАВТРА. То есть всех, кто не является казахами? То есть фактически дискриминация со стороны одной нации по отношению ко всем остальным, можно так сказать?
В.К. Да. Это носило характер такой: если с немцами, то более мягкие формы были дискриминации. Потому что они выезжали в Германию, и не желали там некоторые терять с ними контакты. Если речь идет о русских — то там всё было более паршиво, как и с украинцами. Дифференциация была, конечно, по отношению. Но хуже всех — это русским. При этом доля русского населения в области была тогда равна 70 процентам. Сейчас, конечно, меньше.
ЗАВТРА. Что было дальше?
В.К. В это время я работал журналистом от газеты «Истоки». Сейчас её уже нет. А тогда удостоверение у меня было, от меня ждали публикаций на эти темы, поэтому, кроме всего, мы можно сказать, занимались сбором информации о жизни. О ситуации, какие негативные моменты, какие позитивные... Общались с представителями различных организаций, с представителями компартии Казахстана. Причём там две было компартии. Одна была анпиловского содержания, другая — зюгановского. С Союзом офицеров, с ветеранскими организациями, с казачьими — со всеми, кто мог прояснить истину в данной ситуации. Мнение всех было примерно таким: мы не имеем никакого отношения к Казахстану, это русская территория, то есть такая же ситуация, как, скажем, с Приднестровьем или с Крымом, который до сих пор находится на Украине. Хотя я ничего не имею против Украины. Глупость прежних руководителей государства породила эти проблемы. И они никуда не делись, они как вулканчик, дышат и грозят извержением.
ЗАВТРА. Разумеется, казахская госбезопасность не могла пропустить приезд подобной делегации?
В.К. Да. Казахской спецслужбе — КНБ, не нужно было много ума, чтобы на нас выйти. Мы чужие в городе, компактно проживали, так? Тем более вышла такая, лживая, публикация в местной газете, — трудно бы было нас не найти. Поставили телефон на прослушку и по пятам начали ходить. Это было всё явно, всё видно, но мы ничего не делали предосудительного, поэтому не очень-то и волновались.
Наступило время выборов в местные органы самоуправления, и нам сообщали что новый состав маслихата попробует поднять вопрос об автономии. Даже не политической, а чисто экономической, потому что область была очень богатая. и огромные вливания делала в бюджет Казахстана. Ну вот, чтобы хоть как-то распоряжаться своими ресурсами, они хотели автономию. С тем, чтобы после принятия решения маслихата выходить на президентские структуры, референдум провести, и всё прочее.
Мы за этим процессом внимательно наблюдали. Но это решение после выборов не прошло — не хватило буквально пять или шесть голосов. Страсти накалились — как это я сейчас понимаю. В Астану наверняка доложили про эту попытку. После этого, после этих выборов времени до ареста оставалось мало. Мы вообще-то уже решили сворачивать свою деятельность, но мы не могли уехать, не сделав хоть чего-нибудь. Поэтому мы решили организовать филиал нашего общественно-патриотического объединения «Русь». Видимо, так как я возглавлял это объединение, то я и стал «руководителем заговора».
Ну а всё остальное чушь — все эти палки, бутылки, оружие, которое то появляется в деле, то исчезает. Какие-то странные способы проникновения в Казахстан, придуманные следствием. Какая-то бомба, которую якобы везли из Усть-Коксы, которая потом растворилась бесследно. Всё это чушь. Опровергать эту чушь — работа впереди, но вся фактология у меня есть.
ЗАВТРА. А почему после вынесения приговора по этому делу вас не отправили в Россию?
В.К. Это грубейшее нарушение Минской конвенции. Но что поделать, если даже российскому консулу, который приезжал ко мне, показали бумагу, ответ на мои многочисленные заявления об экстрадиции для отбытия дальнейшего наказания на территорию России, а там было написано дословно: «Ввиду повышенной социальной опасности для Республики Казахстан содержать на территории Республики Казахстан».
ЗАВТРА. Виктор, а сами вы себя кем считаете? Невинно осужденным или политзаключённым? Или же и тем и другим вместе?
В.К. Политзаключённым — однозначно. Невинно осужденным — ну, как говорится, нет дыма без огня. Вина моя есть. Вина моя есть во всём этом деле в том, что надо было более действенно реагировать. Потому что время для слюнтяйства, для вот этого словоблудия, этого ожидания... Нет у нас права на всё это. Было время разбрасывать камни, вот теперь надо их собирать.
ЗАВТРА. Поседели вы там?
В.К. Нет, это у меня было уже... Много чего было... и Приднестровье, и Югославия в том числе...
ЗАВТРА.Заданность процесса над вами очевидна. Какая цель — запугать?
В.К. Да, это сделано было сознательно, показательно, чтобы впредь там никто и рот не раскрывал.
ЗАВТРА. Вас ведь судила русскоязычная судья? Она, что, вообще не понимала, что происходит?
В.К. Русская. Маргарита Васильевна Кислова. Дело вот в чём. Я, правда, знаю об этом только со слов, но говорят, что долгое время искали: кто же будет нас судить? Отказывались. Даже судьи казахской национальности. Ну, с различными обстоятельствами — болею, и так далее, но — отказывались. А она вот согласилась, эта особь. Я каждый день процесса за полтора месяца записывал. Там есть такие перлы... Ну, например, я говорю ей: «Маргарита Васильевна, у меня есть вопрос». А она мне отвечает: «Я снимаю ваш вопрос». Я говорю: «Вы же не знаете, какой вопрос!» Она опять: «Я снимаю ваш вопрос, сядьте». Да я и так сижу, дайте задать мне вопрос, она отвечает «Я знаю». Тут я, конечно, спрашиваю: «Вы что, телепатка, угадываете, что я спрошу?». «Да, — говорит, — я телепат. Сядьте, а то вас сейчас успокоят». О чём тут говорить-то? Да и состав суда был странный — судья, несколько адвокатов, и целых два прокурора, один из них был из КНБ. Суд у нас был прямо в тюрьме, надо сказать.
ЗАВТРА. То есть, можно сказать, что не только дело было сфальсифицировано, но, судя по всему, и беспристрастного судебного разбирательства не было? Что это за странное место для судебного заседания — тюрьма? И что это за новая норма такая — два прокурора?
В.К.У меня адвокат был, мне его КНБ навязал. Он был глухой, а его слуховой аппарат постоянно лежал на столе. Он вообще ничего не слышал.
ЗАВТРА. Какова была реакция русского населения на ваш арест?
В.К. Там были попытки отреагировать правильно, какие-то ноты протеста. волнения... Но — туда были сразу же введены какие-то части. ОМОН, КНБ. Было что-то около чрезвычайного положения. Было введено усиление.
ЗАВТРА. Уже внутри исправительной системы казахстанской, как со стороны других осужденных воспринималась вся эта ваша эпопея?
В.К.Ну, во-первых, там СМИ очень много об этом писали. Весь Казахстан об этом знал, подача, разумеется, была негативная.
А отношение зеков, тех, кто был рядом... Ну, у некоторых, опять-таки казахской национальности, это вызывало озлобление в отношении меня. Оно не проявлялось в каких-то формах третирования или что там... я и сам не поддавался, мог адекватно ответить.
В отношении русскоязычных — я даже поддержку находил. У меня даже были там добрые отношения, хорошие с махрово-истинными казахами, из Кызыл-Орды, где особенно сильны националистические настроения.
ЗАВТРА. После осуждения какое-то давление продолжалось?
В.К.Давление было в чём — в условиях содержания. Во-первых, у меня на деле, которое везде едет с осужденным, у меня были все мыслимые и немыслимые полосы, галочки какие-то. Поэтому меня перевозить можно было только в наручниках, обыскивать тысячу раз, содержать только в одиночке, никаких контактов ни с кем — вот так вот.
ЗАВТРА. И сколько времени всё это продолжалось?
В.К. Долго довольно-таки. Потом в Карлаге меня определили в барак, где сидели сплошь социально опасные и склонные к побегу — полоса красная у всех на деле была. И держали в этом бараке, каждый день проверки — иногда их число доходило до 10 в день. Это нельзя, то нельзя. В гости к кому-нибудь, между отрядами, не сходишь. Потом, когда я уже лет пять отсидел, ко мне стали лояльнее относиться. Тем более, что я там основал общину православную, в библиотеке собирались. Община, она есть, до сих пор ребята звонят мне, рассказывают, как у них там дела идут.
Строго говоря, от администрации учреждения ничего не зависело, поскольку всё это время меня курировала КНБ. Пускай не так явно, но всё же.
ЗАВТРА. По приговору суда у вас 18 лет лишения свободы. А дальше? Что-то ведь вам скидывали?
В.К.Меня практически заставили написать кассационную жалобу. На пятнадцатый день вызвал меня начальник тюрьмы и прямо говорит — «Ну пожалей ты меня, старика, напиши». Ну я ему и говорю — «ладно!», написал всего один листок. Тут ведь какая тонкость — за попытку совершения преступления по казахскому законодательству нельзя давать более трети от максимально возможного срока. То есть мне никак не могли дать 18 лет — а дали, незаконно. Потом, видимо, решили немного отыграть назад. Ну вот сбросили мне до пятнадцати. Но это тоже нарушение, тоже слишком большой срок — но гуманизм проявили.
А потом мне пять лет сняли по прошению. Тоже меня умоляли — напиши, да напиши. Я говорю — а что я буду писать, о каком помиловании? Я своей вины не признаю, не ощущаю её, о чем писать? Мне говорят — ну напиши, что мать больная и так далее. В этом ключе я и написал — мол, здоровье плохое, и матушка больная, и надоело сидеть мне.
И пять мне сбросили — хотя там не было таких слов, что я признаю свою вину.
Потом такая же история с условно-досрочным освобождением. У меня даже ничего не спросили, хотя на суде по УДО обязательно должен осужденный признать свою вину, должны его спросить признаёт ли он свою вину.
В России ко мне отнеслись лояльно, единственное что — загранпаспорт не выдают.
ЗАВТРА. Дальше что? Страсбургский суд?
В.К.Разумеется.
ЗАВТРА. Ну и напоследок — чисто по-человечески жалеете, что так всё сложилось?
В.К.Нет. Сама по себе цель — прийти на помощь своим соотечественникам, родственным по культуре, по языку, по менталитету... Что такое народ вообще? Народ — это высший род. А что такое род? Это семья. Как же я имею право отнестись к этому с рукомахательством? Так что я в этом отношении не сожалею. То, что пришлось перенести всё это, я думаю, так, что как металл закаляют — если плохой металл, он лопается, а хороший только закаляется. Так что это была закалка, и для меня, и для моего окружения.
ЗАВТРА. То есть борьба продолжается? Вы человек несломленный, себя не оговоривший..
В.К.Она и не прекращалась. Кстати, по делу у меня нет не то что признания вины, — нет даже ни единого моего показания, так и написано в приговоре...
Беседу вёл Сергей Загатин
1.0x
