| | | | |
Михаил Гавлин
МАГНАТ КОКОРЕВ
Славянофил против либеральных экономистов
Вопросы, каким образом регулировать денежную эмиссию в стране, выпуск государственных ценных бумаг, получение иностранных кредитов и т.д. — являются сегодня предметом оживленных дискуссий в среде экономистов. Эти вопросы очень важны при решении проблем, связанных с устойчивостью финансовой системы государства, что, в конечном счете, не может не отражаться на состоянии экономики, на ходе деловых операций, на тяжести налогового бремени, на всем строе нашей жизни. О том, насколько эти вопросы остры, насколько большое значение имеет их решение, свидетельствуют сравнительно недавние события в финансовой сфере, приведшие к дефолту 1998 года.
Нельзя не отметить, что мы часто равнодушны к историческому опыту своей страны, в том числе негативному, и не желаем учиться на ошибках прошлого. Между тем, рассматриваемые вопросы уже не раз выдвигались на первый план, когда Россия переживала переходный период своего развития. Самый живой интерес в этой связи представляют взгляды крупного предпринимателя, общественного деятеля и публициста второй половины XIX века В.А.Кокорева, который выступал своего рода идеологом российского торгово-промышленного класса того периода. Крупный винный откупщик в начале своей деятельности, затем он стал учредителем многих акционерных компаний, коммерческих банков, в том числе крупнейшего Волжско-Камского банка, строителем железных дорог, пионером нефтяного дела в России. Коммерции советника Кокорева не без сарказма называли "тайным советником" министра финансов Вронченко. В пореформенные десятилетия он опубликовал ряд работ, где рассматривались различные аспекты экономической политики правительства с точки зрения их соответствия народным потребностям. Наиболее известна вышедшая в конце 1880-х гг. книга ''Экономические провалы. По воспоминаниям с 1837 года", которая вызвала бурные споры, дискуссии и многочисленные отклики. В своей работе, которую можно с полным основанием считать его общественным завещанием — через два года его не стало — Кокорев подверг острой критике экономическую политику царского правительства. В некоторых практических моментах эта критика звучит вполне современно и сегодня.
Книга открывается призывом, обращенным к правительству: "Пора домой!.." "Пора государственной мысли прекратить поиски экономических основ за пределами России... возвратиться домой и познать в своих людях свою силу, без искреннего родства с которой никогда не будет согласования экономических мероприятий с потребностями народной жизни". Он выступает за согласование "экономических законоположений с нуждами и потребностями земли и народа". "Следует проникнуться, — пишет Кокорев, — сильным сердечным стремлением к тому, чтобы горькое ощущение переживаемой нами постыдной приниженности, выражающейся в постоянном подражании чужеземному строю экономической жизни, заменилось новым всенародным чувством... государственно-народной гордости, основанной на успехах самосознательных мероприятий".
Исходя из своей общей позиции, за которую его не раз называли "экономическим славянофилом", Кокорев критикует некоторые либеральные концепции в области финансовой правительственной политики — в частности, в вопросе об эмиссии денег. Идея о невозможности печатания "беспроцентных денежных бумажных знаков на какие бы то ни было производительные и общеполезные государственные потребности”, — считает он, — приобрела "значение какого-то догмата"... Безусловное соблюдение этого правила "ложилось на народную жизнь самым угнетающим образом".
В доказательство этого своего вывода автор дает краткий исторический обзор правительственных действий в этом вопросе. "После Крымской войны, — пишет он, — мы никак не решались строить железные дороги на беспроцентные бумажные деньги, несмотря на то, что народная жизнь принимала их в полном рубле и с полным доверием, и мы бы могли платить этими деньгами за все земляные, каменные, плотничьи и т.п. работы". Это происходило из-за "ложной боязни", что "при значительном выпуске бумажек" рубль сильно упадет, и потому на иностранные биржи отдали облигации железных дорог и других займов, с "уступкою более 30%". В результате рубль все-таки упал на 40%. Если бы это падение случилось (при постройке железнодорожной сети, без займов, посредством беспроцентных бумаг) даже более чем на 40%, — замечает далее Кокорев, — то положение было бы "в тысячу раз лучше". Теперь же, не достигнув "поддержки ценности рубля, взвалили на народную спину такой долг по платежу процентов, который поглощает целую треть из общего итога государственных приходов". Долг в виде увеличения налогов приходится, по его данным, ежегодно в размере "около 8 руб. на каждое взрослое мужское лицо".
Как видим, параллели с настоящим временем слишком очевидны. Многое нам знакомо буквально до мелочей. И можно лишь удивляться, насколько перекликается с сегодняшними спорами по поводу нашей иностранной задолженности такое, например, замечание автора о "лямке платежей, в которую запряжена русская жизнь": "Самый простой поселянин понимает, что беспроцентный долг легче, чем требующий уплаты процентов, и притом еще долг заграничный с такими тяжелыми условиями, чтобы уплачивать его металлическими деньгами по векселям (облигации), проданным со скидкою 20 или 30% и с ответственностью за курс не при займе существовавший, а за курс того дня, в который будет произведен платеж".
Кокорев не ограничивается одной лишь критикой, а выдвигает свою программу действий в этом вопросе. Главное, по его словам, — это научиться считать деньги, не бояться рутинной, но нужной, осмысленной работы по определению оптимального соотношения необходимой денежной массы с народными потребностями. Полемизируя с либеральными экономистами, говорившими о "невозможности печатать беспроцентные бумажные деньги", Кокорев резонно замечал, что следовало бы прежде определить — сколько нужно вообще денег, чтобы можно было расплачиваться ежедневно за труд рабочих по сельскому хозяйству и фабричному производству и т.д.; потому что, при неимении монеты, "надобно, чтобы были, по крайней мере, в потребном количестве бумажные знаки ценности". Затем следовало бы, — развивал свою мысль Кокорев, — "принять в соображение наши расстояния, например: Кавказ — Архангельск, Иркутск — С.-Петербург, Москву — Ташкент и т.д., так как никакого расчета по этому основному вопросу еще никем не сделано". Вывод его вполне можно признать применимым и сегодня: "мы сами не знаем, — заключал он, — много или мало у нас денежных знаков, и скорее надобно думать, что их мало, по тем затруднениям, какие повсюду встречаются в денежных расчетах. Безусловные поклонники чужеземных правил, не входя ни в какие подробности и не исчислив размера нужного для крайних надобностей количества денег, громогласно вопиют на всякие лады о невозможности выпуска бумажных знаков, для какого бы общеполезного и выгодного государственного дела они не понадобились".
Кокорев видит в этом проявление недоверия к здравому смыслу народа. "Неужели можно подумать, — с возмущением спрашивает он, — что русский человек не настолько смышлен, что выпуск бумажных денег для предприятий, не могущих давать дохода, не признал бы сам своим умом действием разорительным для отечества? Какое заблуждение думать, что русское народное доверие к бумажным знакам, предназначенным единственно для полезного и производительного употребления, выражает в себе недостаток финансовых взглядов!"
Кокорев особо обращает внимание на то обстоятельство, что при направлении денег на "производительные и общеполезные государственные потребности" эмиссия бумажных денег в разумных пределах не представляет опасности и, напротив, гораздо предпочтительнее обращения к иностранным кредитам, по которым нужно платить немалые проценты. Возражениям противников печатного станка о том, что печатание денег, будучи однажды допущено, не будет иметь предела и что тогда все денежные обороты могут подвергаться сильному колебанию, Кокорев, не отрицая справедливости этих опасений, противопоставляет свое понимание вопроса. "Никто не станет утверждать, — пишет он, — что возможно печатать столько денежных знаков, сколько вздумается, но тем более нельзя занимать за счет народа за границей, когда сам народ с полным доверием и желанием готов за свои домашние беспроцентные денежные знаки ценности кредитовать правительство своим трудом во всех видах этого труда".
В качестве конкретного решения Кокорев предлагает, в частности, чтобы необходимые для сооружения железных дорог и "вообще для образования производительных предприятий знаки ценности" были выпущены не как деньги, а как бумаги Государственного банка на известный срок, с определенным погашением их. Кроме того, — заявляет он, — "если бы мы построили железные дороги на свои бумажные деньги и не состояли в обязанности никому платить процентов, то разве бы не могли ежегодно обращать чистый доход от дорог на погашение выпущенных бумаг, и тем самым производить изъятие их из обращения"? Причем, делать это гораздо скорее, чем "теперешние погашения заграничных займов", так как не было бы надобности оплачивать потери реализации и биржевого курса, как и процентов по займам. Более того, заявляет он, — сама продажа за границу ценных бумаг в виде облигаций, представляющих уже не проект, а построенную железную дорогу, дающую доход, совершалась бы без всякой уступки от их нарицательной стоимости и принесла бы наличные средства в валюте, способствующие изъятию из обращения излишних бумажных денег. При такой системе действий не Россия бы обивала пороги у банкиров, а они сами стучались в ее двери.
Так же остро полемизирует Кокорев и с мнениями, объясняющими необходимость заграничных займов борьбой против инфляции, заботой о простом человеке, "дабы народ, при выпуске домашних бумаг, не имел убытка от падения цены... рубля". Народу, — иронически замечает Кокорев, — до этого нет никакого дела, потому что "он за границу не ездит и с курсом никакой связи не имеет, а между тем... вся тягость по уплате внешних займов упала на народную жизнь в виде многоразличных новых налогов, возникших в последнее время''.
Кокорев, в конечном счете, призывает к отказу от заграничных займов, указывая, что государству в этом случае гораздо проще решить проблему и внутренних долговых обязательств. Рецепт его прост: "приход, расход, с устранением всего излишнего и ненужного, а затем остаток или недостаток, с покрытием последнего пропорциональною на всех раскладкою, сообразно средствам каждого". Причем, по его расчетам, "раскладка" далеко не составила бы и половины той суммы, которую надо платить населению по заграничным займам.
Нельзя не обратить внимания на заключительный вывод, к которому приходит Кокорев в результате своих размышлений: когда после Крымской войны у России была крайняя необходимость в деньгах для сооружения железных дорог, она вместо того, чтобы последовать примеру Англии и Америки и выйти из затруднения посредством выпуска своих денежных знаков, отправилась за границу в качестве просителя искать спасения в займах и тем самым заявила себя перед всеми как бы лишенной всякой кредитоспособности дома. "Страны, находящиеся под действием конституционных и республиканских форм правления, — заключает он, — не убоялись почерпать средства к своему возрождению из своей внутренней жизни, а наши финансисты предпочли служение своей теории живым потребностям Русской жизни".
1.0x
