ПОСЛЕ ТРАГЕДИИ

| | | | |
Станислав Белковский
ПОСЛЕ ТРАГЕДИИ
Многие уверены, что между Бесланом и антифедеративным переворотом, затеянным Кремлем через 10 дней после гибели 400 заложников, нет никакой связи.
Не согласен. Связь есть. И самая что ни на есть прямая.
Беслан показал, насколько на самом деле слаба федеральная власть. Ни один ее ответственный представитель не появился в дни трагедии перед народом. Ни один лоснящийся труженик алебастровой "вертикали власти" не взял на себя ответственность за управление кризисом. Кремль закрылся изнутри на мраморную щеколду и, снимая стресс всенародно избранным коньяком 1793 года рождения, судорожно жаловался в ООН. Потому что больше пожаловаться было некому.
В первые дни военного сентября 2004 года стало ясно, что в России есть только четыре политика: официально признанный организатор теракта Шамиль Басаев; лидер террористов Магомед Евлоев; экс-президент Ингушетии Руслан Аушев; глава Южной Осетии, организатор осетинского ополчения Эдуард Кокойты. Если бы не скороспелый штурм, погубивший сотни невинных душ и тел, эти четыре политика приступили бы к решению судеб страны. И никакие кокаинолюбивые кремлевские политтехнологи, никакие бритоголовые специалисты по силовому разделу денег, никакие мордатые "слуги закона" в белых мундирах не посмели бы вмешаться. Там, где льется настоящая кровь, а не подкрашенные небесным кетчупом золотые дожди, нашим сверхэффективным вертикальным властителям делать нечего.
И Кремль решил заучить наизусть проклятый урок Беслана. Администрация президента вдруг поняла, что любой российский политик, способный взять на себя ответственность в критической ситуации (а в Кремле и около него таких людей сегодня нет), в считанные часы в состоянии стать фигурой N 1 в стране и, если понадобится, отправить всю эту выморочную бюрократическую стабильность на благоухающую премногими прелестями русского счастья гнилостную помойку. В своем постбесланском обращении к нации Путин нисколько не лукавил, когда говорил: мы оказались слабыми, а слабых — бьют. Он имел в виду, конечно же, правящую элиту, бессилие которой Беслан обнаружил лучше самого талантливого из владеющих дедуктивным методом сыщиков.
Как могла отреагировать власть на это громоподобное осознание собственной предмогильной слабости? Принципиальных путей было два.
Путь первый. Признать провал исторического проекта 1990-х годов, пойти на смену элит, обратиться к новой идеологии, возродить имперские ценности, опереться на Православие, уничтожить политтехнологии и перейти к прямому разговору с народом. То есть показать народу, что власть, которую за последние 1000 лет он привык любить и лелеять, снова существует.
Путь второй. Сделать так, чтобы в стране не было больше ни одного политика, не обязанного своей легитимностью аппарату администрации президента. Ни одной фигуры, способной сделать шаг на политическом поле без разрешения нынешней — промозгло бездарной и неисповедимо циничной — федеральной бюрократии.
Кремль, увы, выбрал второй путь. Сделав ставку на всепобеждающую серость и всероссийский паралич воли. Отсюда — и упразднение губернаторов, избираемых народом (и потому должных и вынужденных перед этим самым народом хоть за что-нибудь отвечать). И ликвидация депутатов-одномандатников, которые могли применить свои политические способности без навязчивой помощи столичных напомаженных политтехнологов.
Они теперь надеются, что в условиях отсутствия настоящих политиков никто не помешает им управлять страной? Делать с этой страной все что угодно — от отмены льгот для детей-сирот до приватизации Газпрома и РАО "ЕЭС России"?
Святая простота! Они просто очень плохо знают историю. (Чтение книг по истории отвлекло бы их от бесконечного раздела чужих денег — единственного занятия, которым они действительно овладели в совершенстве). Когда исчезнет политик легальный и законопослушный, его святое место ни в коем случае не останется пусто. На смену ему придет вооруженный гранатометом товарищ Магас. И, дав на чай самым некоррумпированным в мире ментам, этот избранный лидер будет делать свою эксклюзивную политику: захватит, например, самый дорогой в мире кабак на Рублевско-Успенском шоссе. Возьмет в заложники сотню-другую либералов с их пышногубыми барбиобразными любовницами и стрижеными декоративным собачонками. А ведь тов. Магасу все эти кремлевские списки, вертушки, гражданские посиделки, банкеты и пряники не нужны. И справиться с ним с помощью первого и второго телеканалов будет никак невозможно. И пастозную охрану, приноровившуюся щедро бить безответных майонезных нацболов, против Магаса не пошлешь.
Такой лидер оппозиции не станет звонить в Кремль, чтобы проконсультироваться о границах допустимого и параметрах лжи. Ему не перекроешь каналы и не пригрозишь следствием. Он сам себе и административный ресурс, и канал, и следствие. И суд, выносящий приговор дрожащей власти с ее жалкой старческой вертикалью.
Они хотят такую оппозицию? Они ее получат. Они хотят, чтобы политика делалась исключительно с оружием в руках, — так и будет. Потому что, согласно всеобщему закону сохранения, общее количество политики остается неизменным. Просто политика переходит из одного агрегатного состояния в другое — и всё.
Впрочем, один шанс хоть немного поспоспешествовать мобилизации нации у Владимира Путина намедни всё же появился. Ульяновская областная комиссия по помилованию решила, что полковника Юрия Буданова пора выпускать из тюрьмы. В конце концов, всех этих бессмысленных алхановых уже поизбирали на ничего не значащие церемониальные должности, а значит, кровавый пиар-проект "Буданов" можно заканчивать.
У Путина есть только одна возможность не совершить очередную ошибку. Президент должен, тяжело вздохнув, помиловать Юрия Буданова. Признав тем самым (даже не говоря самое страшное вслух), что полковник (пусть и отнюдь не безгрешный) стал жертвой кремлевских политтехнологий. Как, наверное, и вся наша армия, с помощью которой делались результаты выборов и утверждались "демократические завоевания". Нищая, ободранная, оболганная армия, в тылу у которой в один прекрасный час не оказалось страны.
Отпустив Буданова, Путин может вернуть этой армии пять копеек надежды. Отыщется ли потертая монетка в заднем брючном кармане верховного главнокомандующего? Бог весть.