И БЛАГОДАРНА ИМ РОССИЯ

41(516)
Date: 08-10-2003
Author: Савва ЯМЩИКОВ
И БЛАГОДАРНА ИМ РОССИЯ
Все выставки, которые мне посчастливилось организовывать, а число их переваливает за сотню, я придумывал сам, подолгу вынашивал в голове малейшие подробности, помогающие донести до зрителей основную суть каждой экспозиции. Инициатива же показа нынешней объёмной и многообразной выставки полностью принадлежит моим коллегам, единомышленникам, друзьям, а вернее, подругам — замечательным сотрудницам Ярославского художественного музея во главе с его директором Надеждой Петровой.
Когда ярославские музейщики предложили считать поводом для устройства выставки мой день рождения, я сразу же отверг эту затею. Во-первых, 65 лет отнюдь не круглая дата, и не хочется мне уподобляться нынешним "демократическим" тусовщикам, готовым, не глянувши в святцы, звонить в колокола на всю Россию и красоваться перед одурачиваемым ими народом. Но главное, почему я отказался от юбилейного грифа этой выставки, — моя бесконечная признательность, благодарность и уважение к тем людям, которые внесли посильный вклад за эти сорок лет в дело сохранения, открытия и изучения богатейшего историко-художественного наследия Ярославской и Костромской земель.
Сидя в последний мой приезд в любимый Ярославль на Волжской набережной рядом с Художественным музеем, я твёрдо решил, если Господь даст сил, написать книгу воспоминаний обо всех моих "заединщиках", с которыми довелось так долго и счастливо трудиться, возвращая современникам драгоценные памятники искусства, созданные нашими одарёнными предками. И назову я эту книгу "Моя Волжская набережная", ибо этот заповедный уголок сказочного Ярославля сохранил удивительно полно и выразительно облик России, такой, какой она была до страшных событий, когда растерзали её, да и продолжают терзать по сей день, чуждые нашему Отечеству революционеры. Сегодня же я просто вспомню всех замечательных людей, чьими стараниями возвращены к жизни тысячи памятников русского искусства, часть из которых вошла в состав нынешней выставки.
Целых двадцать лет отпущено мне было судьбой заниматься реставрацией древних русских икон. Центр наш располагался в Марфо-Мариинской обители, что на Большой Ордынке. Молодые, мы не очень ценили атмосферу, окружающую нас, сохранившую духовный настрой, царивший некогда в церковном общежитии, руководила которым Святая Елизавета, Великая Княгиня, посвятившая всю свою жизнь православной идее и принявшая мученический венец, защищая её от поругателей-большевиков. Дивный храм, построенный А. В. Щусевым и расписанный М. В. Нестеровым, как нельзя лучше соответствовал святому делу восстановления иконы русской. Мне повезло с учителями, помогавшими делать первые шаги, осваивать основы трудного и ответственного ремесла. Виктор Васильевич Филатов, читавший спецкурс по реставрации на искусствоведческой кафедре МГУ, что-то увидел в отнюдь не сформировавшемся юном студенте и пригласил меня в отдел иконной живописи на Ордынку. Руководила моими первыми, далёкими от профессионального знания опытами Евгения Михайловна Кристи — первоклассный реставратор, добрая и заботливая учительница. С ней я поехал в первые командировки и навсегда прикипел к древнему Пскову, навсегда осел в Карелии, работая в музее Петрозаводска и на острове Кижи. Общение с такими знатоками древнерусского искусства, как Надежда Евгеньевна Мнева, Николай Николаевич Померанцев, Павел Дмитриевич Корин, кстати, помогавший вместе с братом Александром М. В. Нестерову расписывать наш Покровский храм, обогащало копилку знаний такими вложениями, которые ни одна университетская лекция не могла предоставить.
Продолжая проходить теоретическую подготовку в МГУ под руководством В. Н. Лазарева, Е. А. Некрасовой, А. Н. Свирина и той же Мневой, я понял, как важно донести результаты реставрационной деятельности наших первоклассных мастеров до широкого круга людей, интересующихся историей отечественной культуры. Лучшим способом для достижения поставленной цели были, с моей точки зрения, организация и показ выставок новых открытий реставраторов. Отбирая в запасниках музеев древних русских городов наиболее интересные иконы, стараясь как можно больше привезти в Москву памятников, могущих изменить наше представление о различных школах иконописания, я сразу же планировал их показ на специальных выставках в Москве, Ленинграде, а потом в местных музеях. В те атеизмом пропитанные времена выставки икон если не преследовались законом, то были явлением очень нежелательным. Сейчас, оглядываясь на минувшие годы, задаюсь я вопросом, как, с помощью каких неведомых сил удалось так много выставить вновь открытых икон на широкое обозрение? Да и не в специальных музеях состоялись те незабвенные показы, а в выставочном зале Союза художников СССР, на Кузнецком мосту, 20, по соседству с приёмной КГБ. Ответ приходит один: Божий промысел был выше всяких политических ситуаций и далеко не все власть предержащие проповедовали оголтелое безбожие, насаждаемое горе-революционерами.
Меня иногда спрашивают, а иногда даже напрямую обличают в подкупе тогдашних чиновников и блатном с ними сговоре. Ну, прежде всего покупать начальников мне было не на что. С голоду я, конечно, не умирал, но и лишних денег хватало лишь на ужины с водкой в Доме кино да на поездки в такси. Да и чиновники те, в отличие от нынешних, мздоимством особым не отличались — некоторые от совестливости, а иные — опасаясь строго действующего уголовного кодекса. А вот замечательные люди среди них водились, и я хочу их сегодня вспомнить и низко им поклониться.
Екатерина Фёдоровна Белашова и её помощник Юрий Эдуардович Осмоловский помогли мне преодолеть цековские барьеры и провести серию иконных выставок на Кузнецком мосту. Не знаю всех тонкостей, которыми пользовалась замечательный скульптор и умная женщина, водя за нос изощрённых запрещальщиков из отдела культуры ЦК КПСС, но перед каждой выставкой она, лукаво улыбаясь, благословляла нас на вернисаж и говорила, что они там опять иконы с картинами спутали. А когда председатель Союза художников СССР умерла, Бог послал мне ещё одного покровителя в лице помощника министра культуры СССР П. Н. Демичева — Геннадия Алексеевича Сазонтова. Когда-то он был секретарём райкома комсомола у нас на Павелецкой набережной. Встретив его после долгого перерыва, нашёл я в нём человека отзывчивого, умного, умеющего обходить бюрократические препоны. Сколько у меня недоброжелателей было среди клерков сначала российского министерства, а потом и союзного! Да только сумели мы с Геннадием Алексеевичем их перехитрить и показать людям массу интересных выставок, некоторые из которых открывал и сам тогдашний министр.
Выставочный зал на Кузнецком мосту, 20 нравился мне больше других. Не большое, по-официальному холодноватое помещение Дома Союза художников России на той же улице, а именно этот маленький камерный зал. И нравился не только потому, что здесь устраивались интересные показы или сенсационные зрелища вроде первой в советские годы выставки Николая Рериха, когда толпы народа штурмом брали узкие двери Кузнецкого, 20. В уютных стенах этого залитого мягким светом зала можно оставаться наедине с экспонатами. Обычная выставочная атмосфера, суетливая, поверхностная, заполненная обсуждениями и ненужными иногда спорами, почти не проникала сюда. Сама планировка комнат подсказывала организаторам выставок простую, легкообозримую развеску. Зрителям не требовалось поминутно заглядывать в каталог, разбираться, какая вещь создана художником раньше, а какая — позже. Благодаря несложной логике показа, выставки долго помнились прежде всего внутренней значительностью и красотой самих памятников искусства.
Лучшего помещения, чем Кузнецкий, 20, для выставки древнерусской живописи, а точнее, для показа искусства мастеров одной школы, не надо было и искать. Мы чётко представляли, как разместятся на сероватых стенах, похожих на штукатурку древних храмов, только что отреставрированные иконы. Уровень повески экспонатов — так, чтобы каждая иконная доска находилась на уровне глаз, — позволял преодолеть "музейный барьер", который обычно встаёт между зрителем и произведением древнего искусства в условиях музейного экспонирования.
Всё делалось максимально просто. Древнерусская живопись не нуждается в сопровождающих элементах. Памятники рассказывают о себе полнее, чем любая аннотация или пояснительная фотография. Под каждой иконой — таблички с указанием даты, памятника, места её происхождения и фамилии реставратора. Остальное описано в каталоге, составленном тщательно, с учётом всех свидетельств, касающихся каждого экспоната.
Выставка "Живопись Ростова Великого", показанная после экспозиций "Живопись древней Карелии" и "Живопись древнего Пскова", открылась зимой 1973 года. За всё время её работы живая очередь на Кузнецком мосту не кончалась с утра и до позднего вечера, независимо от того, стоял ли на улице лютый мороз или светило напоминающее о приближении весны солнце. Люди приходили самые разные: специалисты и просто любители старины, студенты и школьники, художники, иностранные туристы, в одиночку и экскурсиями. И почти никто не ограничивался беглым осмотром выставки. Зрители подолгу стояли перед экспонатами, отмечали свои наблюдения в записных книжках и на полях каталога. Консультанту задавали множество вопросов, свидетельствующих об искреннем желании разобраться в основах древнерусского искусства, постичь суть новых открытий памятников иконописи. А главное — не было равнодушных. Даже закоренелые скептики, способные найти "подвох" и в "Сикстинской мадонне", хотя и "поругивали" иногда реставраторов, а заодно и организаторов выставки, в конце концов высказывали слова благодарности. На любой даже самой хорошей выставке найдётся графоман, который ради самоутверждения испортит бумагу и настроение устроителям. Нас же миновала и такая кара: в книге отзывов не появилось ни одной отрицательной записи. Строгая красота древнего искусства подействовала, вероятно, и на неисправимых критиканов…
Готовилась выставка "Живопись Ростова Великого" около десяти лет. В музеях Ростова, Углича и Переславля-Залесского отобрал я несколько десятков икон, хранившихся в запасниках и происходящих из местных монастырей и храмов. Помню, с какой радостью встретили мои коллеги в отделе реставрации темперной живописи на Ордынке ростовские и переславльские поступления. У нас был хороший коллектив, мастера относились к своей работе с любовью, отдавая ей часть души и переживая за каждый восстанавливаемый иконописный образец. Руководил отделом Николай Александрович Гагман — человек высочайшей порядочности и дореволюционного благородства. Иногда мы тяготились его пунктуальностью и казавшейся нам чрезмерной осторожностью и страховкой. Но теперь я понимаю, что старания заведующего были оправданны в таком тонком деле, как реставрация ценных икон. Сейчас, когда прошло так много лет, мне хочется назвать всех моих сотоварищей, кто самозабвенно трудился над подготовкой ростовской выставки. Володя Бажанов, Кирилл Шейнкман, Марина Наумова, Искра Громова, Володя Рылло, Гена Кузнецов, Наташа Дунаева, Мила Ярцева, Миша Федоренко, Тамара Милова, Луиза Овчинникова, Юра Транцев, Вадим Зборовский, Анна Николаевна Баранова, Лариса Миронова — каждый из этих мастеров имел свои профессиональные навыки и индивидуальный творческий почерк, а главное, отличался тщательностью и особой заботливостью в процессе своей тончайшей работы. И сейчас, когда я смотрю в музеях Ростова, Углича и Переславля иконы Деисусных чинов из села Гуменец и Николо-Воржицкой церкви, большемерные доски из церкви Леонтия Ростовского в Угличе или особо чтимого образа Фёдоровского и Никитского переславльских монастырей, я словно снова вижу восстановивших их реставраторов, склонившихся над своими рабочими столами в бывшей трапезной Марфо-Мариинской обители. И особенно приятно в такие моменты осознавать, что и ты внёс посильную, пусть небольшую лепту в благородное дело возвращения к жизни древних икон.
Практической реставрацией икон в Ярославском художественном музее мне заниматься не довелось. Но готовя выставки "Ярославская иконопись XIII-XVIII веков", "Фёдор Зубов и Семён Спиридонов", "Мастер "Куликовской битвы" и другие, я имел счастье наблюдать за филигранной работой Елены Павловны Юдиной, Клячиной, Юрия Медведева, Ларисы Рыбцевой и других ярославских реставраторов. Тогда же я познакомился и подружился с Ирой Болотцевой, одной из замечательных музейных тружениц русской провинции, которые внесли неоценимый вклад в спасение, реставрацию и изучение иконного наследия России. Когда я приезжаю в Ярославль, то особенно остро ощущаю, как не хватает в музее Ирины Петровны — деятельной, упорной и всегда готовой к творческому общению.
Составляя "Реставрационную опись произведений иконописи в музеях России" я смог побывать в экспозициях и запасниках музеев практически всех больших и малых городов. И не просто побывать, но и тщательно ознакомиться с их бесценным содержимым — историко-художественным наследием нашего Отечества. Во время служебных командировок посчастливилось мне познакомиться и подружиться с замечательными хранителями этого наследия: директорами музеев, научными сотрудниками, реставраторами, заведующими фондами, библиотекарями и архивистами. Каждого из них я помню, ибо каждому обязан теми познаниями и опытом, которые приобрёл благодаря общению с ними.
В Костроме мне выпала удача встретить директора здешнего Музея изобразительных искусств Виктора Игнатьева. Я чётко знаю: дружба рождается не за пиршественным столом, а за рабочим. За пиршественным она, к сожалению, частенько обрывается. Когда Виктор показывал мне три портрета из Солигаличского музея, я понял, что передо мной человек увлечённый, любящий музейное дело, а не отбывающий служебную повинность. Сколько незабываемых поездок по Костромской земле совершили мы вместе с Игнатьевым! Результатом их стало возвращение потомкам забытых имён Григория Островского, портретистов XVIII-XIX веков, работавших в Галиче, Чухломе и Солигаличе, и восстановление жизненной и творческой биографии выдающегося художника, философа, поэта, писателя и педагога Ефима Васильевича Честнякова.
Заслуги Виктора Игнатьева во всех этих открытиях трудно переоценить, а имя его навсегда вписано в историю изучения русского изобразительного искусства. Мне хочется сказать добрые слова и о его товарищах по работе: Альберте Кильдышеве, Володе Макарове, Вере Лебедевой, Лене Малягиной, Гимне Губочкине и Жене Кудряшове. Не могу не отметить, что во время работы в Костроме Виктор Игнатьев познакомил меня с прекрасным русским писателем Вячеславом Шапошниковым, тонким знатоком творческого наследия Ефима Честнякова, написавшим о нём ценные книги. Тогда же встретил я и Славу Сапогова — одного из светлейших просветителей русской провинции — филолога и литературного критика, с которым многие годы дружили мы во Пскове, где он был профессором литературы. Рядом с нами всегда в нужный момент оказывался Пётр Чулков, талантливейший ювелир, главный художник прославленного завода в Красном-на-Волге. Сейчас Пётр, как и Вячеслав Шапошников — служитель православной церкви. И я не удивляюсь, что они оказались в столь ответственном месте и окормляют нуждающихся в их поддержке прихожан. Русская церковь всегда поддерживала контакты с деятелями культуры, а последние черпали живительные соки для своего творчества из родника подлинной веры и служения Богу.
После открытия и реставрации портретов кисти Григория Островского и выставок "Солигаличские находки" и "Костромские портреты XVIII-XIX веков", с успехом прошедших в Москве, Ленинграде и Костроме, я понял, что у меня появилась вторая привязанность, а точнее, влюблённость в портретное наследие, оставленное нам художниками русской провинции. Я ни в коем случае не оставлял своих регулярных занятий по изучению старой иконы, но каждый раз, отправляясь в командировки по России, ждал я встречи с неизвестными мне дотоле портретными сокровищами. Воспитанный на русской литературе XVIII-XIX веков, преклоняющийся перед талантом великих наших писателей и поэтов, я почувствовал, что провинциальные портреты существенно дополняют моё представление о жизни России во времена Петра I, Екатерины II, Павла I, Александра I и Николая I. Вместе с фотографом Станиславом Зимнохом, который снимал произведения искусства для всех моих альбомов, книг и каталогов, объехали мы многие музеи Центральной России и выпустили альбом "Русский портрет XVIII-XIX веков в музеях РСФСР", ставший своего рода моделью большой выставки с тем же названием, показанной в Центральном доме художника в Москве.
Больше всего счастливых открытий ждало меня в музеях Ярославля, Углича, Рыбинска, Переславля-Залесского и Ростова Великого. Вместе с реставраторами и музейными работниками этих городов вернули мы из небытия дивные портреты Дмитрия Коренева, Николая Мыльникова, Ивана Тарханова, Ермолая Камеженкова, Ивана Вишнякова, Мины Колокольникова и многих безымянных "парсунных дел мастеров". Как самые счастливые в моей реставрационной и музейной практике вспоминаю я годы работы с сотрудниками музеев Ярославской области: Ириной Кулешовой (Фёдоровой), Еленой Грамагиной, замечательным архивистом Сергеем Пенкиным. Очень большую помощь оказывали нам директора ярославских музеев Илья Борисович Рабинович, Вячеслав Вацлавович Рымашевский, Виктор Иванович Ерохин и Вениамин Иванович Лебедев; постоянными друзьями и помощниками нашими были "музейщик № 1" Василий Алексеевич Пушкарёв и директор Всесоюзного института реставрации Иван Петрович Горин.
Работа над открытием русского провинциального портрета подарила мне счастье работать и дружить с многоопытными реставраторами масляной живописи. Уже восстановление солигаличских находок заставило меня восхититься мастерством Сергея Голушкина, Валерия Танаева, Наташи Маренниковой, Игоря Тарасова, Надежды Кошкиной, сумевших за два месяца вернуть к жизни обветшавшие от времени холсты Григория Островского. В работе над ярославскими портретами и живописным наследием Ефима Честнякова к вышеназванным специалистам присоединились Валентин Егоров, Максим Фурдик, Надежда Вихрова, Пётр Горнунг, Ростислав Тофтул, Валентина Желанова и Иван Суровов. Как увлечённо и вместе с тем профессионально относились они к своей работе, сколько ценных сведений получил я от этих людей, невольно ставших соавторами старых русских портретистов. Руководил бригадой Сергей Голушкин. Отбирал себе наиболее разрушенные и утраченные холсты, и в то же время постоянно курировал работу остальных специалистов, помогал им постоянными советами и практическим сотрудничеством. Совместные с Серёжей поездки в ярославские музеи были для меня не только профессиональной школой реставрации, но и незабываемыми встречами с интересными людьми, глубоким знакомством с жизнью родной провинции.
Сейчас модно чернить годы, именуемые эпохой тоталитаризма, и плевать в колодец, из которого выпито немало столь необходимой для обыденной жизни влаги. Мне становится не по себе, когда с палубы истории сбрасывают вместе с приспособленцами, рутинёрами и лизоблюдами людей, без которых невозможно эту самую историю написать правильно. Причём стараются и преуспевают больше всего в этом деле бывшие коммунисты-ортодоксы и прихлебатели, подобные хамелеонам-предателям типа волкогоновых, яковлевых, игнатенок и прочей политической шушеры. Помню, какой гнев у "демократической" части Советского фонда культуры, возглавляемой академиком Д. Лихачёвым, вызвали мои печатные призывы не торопиться с поношением людей, которые, хотя и состояли в партии, занимая иногда руководящие посты, но делали для процветания нашей культуры больше, чем натворил гадостей свежеиспечённый кумир моих оппонентов — творец "бандитского Петербурга" приснопамятный болтун Собчак. И сейчас, готовя эту выставку, я не могу не вспомнить самыми тёплыми словами двух тогдашних функционеров — начальника Управления культуры Ярославской области Юрия Андреевича Андреева и его коллегу из Костромы — Фёдора Михайловича Нечушкина.
Двое этих настоящих русских людей, подлинных патриотов, сумели оценить нашу работу с государственных позиций, понимая, какую пользу она приносит для сохранения памяти о великих свершениях мастеров прошлого. Недавно, вспоминая с Юрием Андреевичем те счастливые годы, мы представили, как рисковали они с Фёдором Михайловичем, подписывая разрешения на внеплановую нашу работу. Злопыхателей и оппонентов, жаждущих нашей крови завистников, было хоть отбавляй. Писали они “искренние” письма-доносы в партийные и финансовые органы, стараясь уличить нас в экономических преступлениях. Да только с этой стороны всё было чисто, а вместо приписываемых непомерных заработков получал каждый член бригады по 150 рублей в месяц. А вот до чего "доброжелатели", к счастью, не додумались, так это поймать нас на нарушении условий хранения реставрируемых произведений. Через мою мастерскую прошло около трёхсот холстов, реставраторы работали над ними и дома. Но Бог хранил нас. Ни один экспонат не был похищен в Москве или тогда, когда мы вместе в Сергеем Голушкиным отвозили их на электричках в Ярославль. В противном случае полетели бы и головы начальников Управления культуры, и наши бесшабашные головушки. А какое активное участие принимали Ю. А. Андреев и Ф. М. Нечушкин в организации наших выставок в лучших залах Москвы, Ленинграда, Ярославля и Костромы! Низкий поклон им за это.
Нам бесконечно повезло и с людьми, от которых зависело общественное признание результатов труда реставраторов и музейных работников. Каждый наш шаг, каждое новое открытие становилось событием почти общегосударственного значения. Не было ни одной газеты или журнала — от специальных до сугубо официальных общественно-политических — которые бы не откликнулись на наши поиски, находки и открытия. А уж тогдашнее телевидение баловало нас несказанно. Не хочется сейчас вспоминать людей плохих, типа одного из теперешних докторов искусствоведения, просиживающего штаны в Третьяковской галерее, получившего от меня все документы и свидетельства о вновь открываемых портретах и умудрившегося и словом благодарности в своих учёных писаниях не обмолвиться в наш адрес. Бог им судья! Лучше я низко поклонюсь Сергею Разгонову, тонкому знатоку русского искусства, блестящему журналисту, многие годы заведовавшему отделом изобразительного искусства в “Советской культуре". Какие анонсы за его подписью появлялись в этом органе ЦК КПСС в связи с открытием новых имён художников! Постоянно окружал нас вниманием и сотрудник этого отдела Евграф Кончин, журналист принципиальный, знающий и умеющий восторгаться прекрасным. Правдисты Владимир Ерёмин и Зоя Быстрова регулярно знакомили своих читателей с тем, что происходит в музеях Костромы, Ярославля и в моей подвальной мастерской. Репортёр из "Вечерней Москвы" Ольга Никольская, влюблённая в наше дело, и недели не пропускала, чтобы не рассказать о какой-либо находке (жаль, что сегодня растворилась она в бытовухе газетной суеты). Володя Шумков откликался на наши открытия в самых различных изданиях — от журнала "Юный художник" до "Комсомольской правды". Сам Ярослав Голованов, отвлёкшись от космической тематики, принёсшей ему заслуженную славу, писал прекрасные очерки о полюбившихся реставраторах и музейных работниках.
А как приятно вспоминать сейчас, когда на экранах телевизоров до бесконечности кривляются ерофеевы, жванецкие, сорокины, шустеры, познеры и киркоровы с орбакайтами, вспоминать красавицу Киру Григорьеву, рассказывающую постоянно в программе "Время" о Ефиме Честнякове, Григории Островском или Николае Мыльникове! Общеобразовательный канал приставил к нам специальную группу, где тон задавали Ольга Кознова и Ольга Селюк. Неделями колесили мы по ярославской и костромской земле, снимая одну за другой часовые передачи в музеях Солигалича, Кологрива, Переславля, Ростова Великого, Ярославля и Углича. Миллионы зрителей становились соучастниками нашей работы. И пусть не удалось нам доказать, что наследие Ефима Честнякова куда важнее для человечества, чем всё, что сделали Шагал, Малевич и иже с ними, ибо за пропаганду этих творцов проплачено немереными чемоданами зелёных. Не удалось ничего доказать заангажированным плательщикам, но сколько людей и по сей день задают мне вопрос, когда снова появятся те передачи… Неужели, говорят они, никогда не увидим мы замечательный фильм "Необходимая случайность", снятый блестящими мастерами своего дела Виктором Викторовым и Львом Николаевым? Неужели не возобновят программу "Служенье муз не терпит суеты", где Лидия Кутузова с такой любовью режиссировала мои встречи с подлинными творцами? Я отвечаю, что покажут только тогда, если придут на телевидение вместо эрнстов, киселёвых и им подобных такие люди, как Валентин Лазуткин, Владислав Муштаев и другие подвижники. И тогда снова встретимся мы со своими зрителями на Волжской набережной, на тихих улочках Солигалича и Кологрива, в запасниках музеев и на торжественных вернисажах реставрационных выставок. Встретимся, чтобы низко поклониться таланту русских мастеров и насладиться красотой созданных ими шедевров.