47(4670)
Date: 19-11-2002
Author: Александр Иванов
САМОСТИЙНЫЕ ПЬЕДЕСТАЛЫ
Они стояли на николаевском Флотском бульваре у свежего постамента, на котором под белым покрывалом угадывалась статуя человека, уверенно шагающего в будущее. Они — обер-штернкригскомиссар Адмиралтейства Михаил Леонтьевич Фалеев, адмирал флота Российского Степан Осипович Макаров и великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, решили на несколько часов покинуть Вечность, где пребывали со дня смерти в почёте и славе, и спуститься в "небольшой заштатный пыльный городишко Николаев, что в Новороссии на Ингуле".
Инициатором путешествия из Вечности был Фалеев. Он разыскал в райских кущах адмирала, и они вместе отправились в райские конюшни к Пегасу, наверняка зная, что там среди поэтов и музыкантов найдут Пушкина. И не ошиблись.
— Господа,— волнуясь и заикаясь от счастья, сказал Фалеев,— сего сентября, дня седьмого, 2002 года нового XXI века потомки прониклись истинной благодарностью к моим скромным тру-дам и радениям и решили открыть мне памятник. Посетим. Посмотрим и возрадуемся. Вот только найду символический ключ от города, дабы вручить местному "царьку" В.Чайке, который, умело пересчитав выборные бюллетени, второй срок с превеликим удовольствием царствует.
— Нуте-с, батенька,— пробасил Степан Осипович, поглаживая свою знаменитую бороду и оглядываясь по сторонам в поисках непременного атрибута морской формы — кортика.— Догнали вы нас с Александром Сергеевичам, догнали. Рад за вас!
— Удивлён! Смят и очень рад!— срифмовал Пушкин. — Я готов, господа! Итак, в облака нырнуть и в путь!
Чудесным образом три великих предка обратились в людей в соответствующих одеждах, правда, адмирал так и не нашёл своего кортика, и в 9.00 7 сентября 2002 года оказались рядом с моло-дым памятником.
Утро было прекрасное. Тихое. Ожидалось солнышко. В воздухе чувствовались остатки беспощадной летней жары, которая одо-левала город в июле и августе.
— Уж небо осенью дышало... Как там дальше у вас, дорогой Саша?— вспомнил старый адмирал, обращаясь к поэтическому гению.
Пушкин не удостоил адмирала ответом. Поигрывая тростью, он лицезрел толпу, всматривался в смазливых женщин, особенно в нижнюю часть фигур, и вздыхал: "Ах, почему я не настоящий живой человек! Столько милашек! И все душки! Ба! А почему там вдоль парапета бегают девицы в неглиже? В наше время это вызвало бы грандиозный конфуз... Ах, да, ведь мы в другом веке. Это небось физкультурницы. Спортсменки!"
Между тем у памятника протекало официальное действо. Поодаль от зевак, поближе к постаменту, стояли избранные. Среди них самым ярким именинником смотрелся городской голова (в недавнем прошлом эта должность называлась председатель горсовета) Владимир Чайка. Он старательно выпячивал грудь: на пиджаке невзрачно поблёскивала медалька — награда за"труды" в самостийной Украине. Получив от полковника Фалеева ключ от города, он ещё больше засиял лицом. Он готов был плескать в ладоши. Он готов был петь. Он готов был пить...
"И на груди его могучей одна медаль висела кучей…"— про себя подумал Пушкин, вспоминая, что у какого-то советского поэта встречал эти строчки.
Губернатор области (в старое доброе время должность именовалась председатель областного совета) Алексей Гаркуша наград не выставил. "Их есть у него" как сказали бы в Одессе, но он менее тщеславен или более осторожен. Он говорил в микрофон правильные слова благодарности Фалееву, напоминал о судостроительной славе Николаева, упомянул авторов, создавших монумент.
Один из скульпторов, молодой, стройный с пышными рыжими волосами, стоял в группе избранных во втором ряду и явно чувствовал себя скованно. Это был Виктор Макушин. Отец, Юрий Макушин, на празднество открытия прибыть не соизволил.
Рядом с городским головой, за спиной у губернатора, поблескивая очками, переминался с левой на правую меценат, источник финансирования, директор банка "Аваль" Сергей Прудкой. Небольшой мастак говорить в микрофон, он в душе сопротивлялся, но положение обязывало, да и губернатор, не терпящий возражений, повелел выступить.
Директор "Аваля" отделался несколькими бесцветными словоизмышлениями о том, что город достоин, Фалеев достоин, банк с удовольствием, а он лично с большой радостью и т.д. Совершив сей "подвиг", он послушно стал на своё место и с облегчением вытер носовым платком мелкие капли пота, выступившие на лбу.
Слушая ораторов, Фалеев оглядывал немногочисленное собрание зевак, среди которых было много школьников, по принуждению пришедших на бульвар, духовой оркестр, стоявший на изготовку с трубами и барабаном, престарелых завсегдатаев подобных мероприя-тий. Все они ждали только одного: когда сдёрнут покрывало, чтобы увидеть наконец воочию его, Фалеева, бронзовую фигуру и оценить: ах! Или э…э…э!
"Да, мелковато,— думал славный строитель,— а ведь в наше время такое происходило при многочисленном стечении народа, всеобщем ликовании и непременно под артиллерийский салют. Войска во фрунт! Солдаты сотрясают степь могучим "Ура!" У господ офицеров всё блестит, взоры излучают преданность и уверенность. Дамы в нарядах. Девицы в надеждах. Губернатор для голытьбы — водку и закуски: пейте, мол, гуляйте, да помните благоде-телей! А под ноги — медных монет изрядно, не жалеючи. А знатные и уважаемые люди к городскому собранию — на бал: себя показать и других посмотреть. А ведь тогда тоже капитализм был, и вовсе не развитой. А сейчас?.. Нет, конечно они, губернаторы и головы и иже с ними, погуляют, таясь от народа, не афишируясь. А почему ж нет?! Вон внизу, на постаменте, В.Чайка себя увековечил — надпись оставил, что, дескать, при его содействии сей па-мятник установлен есть. Читайте, потомки, помните!" Он горько усмехнулся и продолжал размышлять: "А ни один из выступавших не вспомнил самого главного на этом празднике: 213-летия города — его основателя светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического. Не удосужились даже букет цветов на могилу отвезти в соседний Херсон, где его останки многострадаль-ные почивают. Благо не далеко, неполных семьдесят вёрст. Да при современных машинах и скоростях плёвое дело... А за памятник мне спасибо! Но Потёмкина не упомянуть, не почтить словом — грех и несправедливость великая...
Несколько лет тому на улице Советской, при нас она называлась Соборная, на одном из домов повесили невзрачное изображение светлейшего, выполненное в памятной доске из серого гранита. Тусклое. Невыразительное. Чтобы прочесть надпись, надо долго стоять и вглядываться. При дожде вообще ничего не разберёшь. А надо бы настоящий хороший памятник. Да где там? Националистическое давление, оказывается, сильнее совести местных руководителей. Бог им судья и потомки, коли умом вызреют!" Его размышления прервал загрустивший адмирал.
— Батенька мой, Михаил Леонтьевич,— обратился он к Фалееву.— Помнится мне, что на месте нового памятника, не в обиду будь вам сказано, стоял памятный знак — большой куб из кованого металла, где на одной грани была дана краткая историческая справка о городе Николаеве с упоминанием славных имён земляков и служивых и названия кораблей, принёсших мировую известность городу. На другой грани — изображение первого парусного фрегата "Святой Николай", построенного на ингульской верфи. На следующей грани грозно, рельефно смотрелся знаменитый броненосец "Князь Потёмкин-Таврический", построенный здесь же... И на четвёртой стороне, в аккурат, лицом к весёлой зелёной рощице, изображение прославленного корабля современной науки, предназначенного для поддержания связи с космическими аппаратами-спутниками и прочими летающими объектами под названием "Академик Сергей Королёв". Такой корабль был только в одном государстве мира — в Советском Союзе...
Бессовестно снесли этот памятный знак, и куда дели, неизвестно. Отрадно было видеть из Вечности, как в советское время многочисленные экскурсанты плотным кольцом осматривали, казалось бы, не очень приметный памятник, внимательно слушали рассказы о правдивой и доблестной истории мастеров корабельного дела, о хороших достойных трудовых и боевых традициях. Это имело большое значение в воспитании патриотизма и любви к родному краю… А теперь его нет! Неразумно! Неблагодарно! Непатриотично поступили городские властители. Неужели, дорогой Фалеев, вы бы от другого места отказались? Ну, скажем, в Каштановом сквере или на проспекте Ленина и пересечении с Московской или Малой Морской, или лично с вашей Фалеевской?!" .
— Да,— в раздумье сказал Фалеев.— Неразумно и неблагодарно поступили голова и губернатор... Конечно, ваше превосходительство, я бы не отказался от другого места.
Но тут, окончив вздыхать и вожделенно рассматривать немногочисленных красавиц, к ним повернулся Пушкин и вступил в грустную беседу.
— А что удивляться? Помните, господа, у кинотеатра "Искра" (сейчас церковь "Вифания"), что на улице Бутомы, был памятник первым маёвщикам? Групповая скульптура с красным холстом в руках вместо флага, с поднятыми вверх крепко сжатыми кулаками. В память о тех, кто пострадал от царского режима, мечтая о свободной и счастливой жизни. Снесли! Нигде в печати об этом не говорили. Вроде ничего в городе не произошло. Народу подсунули дешёвое объяснение — дескать на реставрацию. На городском престоле "царствовал" вот этот фанфарон с медалькой — В.Чайка. Кстати, и постамент убрали. Сделали на его месте невзрачную цветочную клумбу. Видно, не дано нашему многострадальному народу жить счастливо, обеспеченному не токмо свободой, но и прочими необходимостями. В этом факте сразу усматривается политическая позиция городских властей — не будет у тебя, народ, ни свободы, ни счастия!
— Да, вы, несомненно, правы,— подтвердил слова поэта адмирал.
В знак согласия, сокрушённо вздохнув, кивнул головой и Фалеев...
А официальная часть уже подходила к концу. Под звуки оркестра, игравшего советские флотские марши (видно, самостийная творческая музыкальная братия не сотворила к случаю подобающей музыки), губернатор, голова и директор сдёргивали покрывало.
Раздался троекратный салют из пушки, спрятанной в кустах. Батюшка под тонкоголосое пение трёх женщин в косынках и бесцветных кофтах окропил памятник свячёной водой, совершил троекратное крестное знамение в сторону открывшейся глазам присутствующих бронзовой фигуры.
Памятник был хорош. Свеж. Ни пылинки, ни соринки. Энергичен, стремительно шагал на Запад строитель города Николаева полковник Фалеев в треуголке, при плаще и шпаге, прижимая к груди свиток бумаги, очевидно, план будущих улиц и проспектов. Символично'. На Запад! Украина "прагне до Европи". Не на юг, куда, согласно истории и великим замыслам Потёмкина, отправлялись когда-то николаевские парусные красавцы, а на Запад, Интересно, всамделишный Фалеев одобрил бы это или нет?!
Раздались жидкие аплодисменты. Ещё немного потоптавшись, сфотографировавшись на память, избранные как-то незаметно растворились и остались только приглашённые. Ушел оркестр. Удалился батюшка с помощниками. Наиболее щепетильные зрители придирчиво рассматривали, читали фамилию городского головы "при содействии которого…", фотографировались, негромко делились мнениями.
Фалеев, Макаров и Пушкин сняли парики, театральные камзолы, реквизитную бороду, букли и, как самый старший по возрасту и званию, адмирал выразил общее желание.
— Пошли, ребята, это дело надо обмыть. Фалеев, ты ставишь!
— Непременно,— подхватил повеселевший Пу-шкин и тут же сокрушился,— ах, жаль нет барышень! Впрочем, здесь неподалёку обретается прелестная уютная кафешка с названием "Вдали от жён". Я знаю где, господа! За мной!
И они ушли.
В финале — немного истории.
В крупнейшем не только на Украине судостроительном городе Николаеве действительно состоялось открытие памятника строителю верфи и города бригадиру М.Л.Фалееву (не путать с фигурой №1 в истории, основателем князем Потёмкиным, памятника которому на территории стран СНГ нет).
Уроженцу Николаева адмиралу С.О.Макарову памятник был установлен ранее и тоже на Флотском бульваре.
Великий русский поэт бывал в Николаеве в период южной ссылки. Памятник А.С.Пушкину получил самое красивое место с видом на Россию.
г.Николаев
