КРАХ ДОЛЛАРА

КРАХ ДОЛЛАРА
49(366)
Date: 5-12-2000

В ноябре по инициативе Комитета Госдумы по промышленности, строительству и наукоемким технологиям (председатель — Ю.М.Маслюков) состоялся круглый стол “Ситуация в мировой долларовой системе и ее влияние на Россию”. Открыл его А.В.Суриков, а с докладами выступили авторы только что вышедшей книги “Крах доллара”. Высказанные в ходе обсуждения мысли и мнения дают достаточно объективную и полную картину того, как может развиваться ситуация с главной “мировой валютой” в самое ближайшее время.
Редакция “Завтра” предлагает вниманию читателей основные “смысловые узлы” завязавшейся дискуссии, в которой приняли участие квалифицированные специалисты, связанные с различными политическими силами России.

РЕАЛЬНА ЛИ КАТАСТРОФА?
Олег ГРИГОРЬЕВ:
“Наша собственная, российская ситуация перед августом 1998 года приучила нас внимательно следить за ситуацией на финансовых рынках. И можно констатировать, что в течение года наблюдается сильная неустойчивость фондового рынка США, особенно акций высокотехнологичных компаний. Причем важны не только показатели месячных колебаний, но и уровни колебаний в течение одного торгового дня, а они постоянно растут. Все признают, что американский фондовый рынок перегрет и нуждается в коррекции. Вопрос только в том, будет ли это всего лишь коррекция, пусть очень болезненная, пусть даже сильный спад, или же она послужит пусковым механизмом глобального экономического кризиса?
Мы считаем, что более вероятен последний вариант развития событий, поскольку налицо мощный конфликт между традиционным сектором экономики и сектором новых, информационных технологий. Вот уже на протяжении десяти лет этот новый сектор существует и развивается за счет старого. Более того, за это время сложилось мнение, что традиционная экономика вроде бы и вовсе не нужна развитым странам. Она действительно демонстрирует меньшую эффективность, меньшую привлекательность для инвестиций. Однако готов ли новый сектор взять на себя полное обеспечение жизни общества, готов ли он вобрать в себя все функции старого сектора? Естественно, нет. Именно эта диспропорция неизбежно должна привести к мировому экономическому кризису.”
Михаил ДЕЛЯГИН:
“Я хочу выступить в роли защитника Соединенных Штатов и сказать, что они вот прямо завтра не развалятся. Мы плохо знаем Америку и зачастую механически переносим российские реалии на США. Например, при оценке “фондового пузыря” или американского доллара. Мы с нашим индустриальным мышлением просто не представляем, как могут производственные инвестиции окупиться за три месяца — ведь за три месяца завод не построишь. Но за три месяца можно разработать новую компьютерную программу и, самое главное, продать ее. Поэтому при оценке спекулятивной составляющей фондового рынка мы можем ошибаться почти на порядок. В результате с апреля 2000 года проходит мягкое “сдутие” этого пузыря, что по всем законам отодвигает резкий крах фондового рынка на более далекую перспективу, если таковой крах вообще состоится. То же касается и обеспеченности доллара, которую мы в принципе не можем оценить, поскольку есть технологии, которые в современном мире нельзя приобрести ни за какие деньги. То есть вы можете их купить или украсть, но будете не в состоянии использовать просто потому, что у вас не будет необходимых знаний и адекватных специалистов для реализации таких технологий. В еще большей степени это касается новых разработок, которые еще не вышли на рынок, а здесь американский “задел” находится на ином качественном уровне, чем в Европе, Японии или России. Эти различия в сфере high-hume необходимо учитывать, чтобы не попасть впросак.”
Михаил ХАЗИН:
“Все эксперты, с чьим мнением мне довелось ознакомиться, в один голос утверждали, что никаких объективных причин для нынешнего нефтяного кризиса не было и нет: ни глобальных изменений климата в Северном полушарии, ни серьезных войн,— ничего. Единственный ответ, который я получил, состоит в следующем: по неизвестным причинам в начале лета 2000 года форвардные цены на нефтяные поставки резко выросли и оторвались от цен текущих поставок.
В чем дело? Ответ стал ясен после знакомства с реальной экономической ситуацией в США. Ситуация там, надо сказать, чрезвычайно тяжелая и всё время ухудшается. Новая, виртуальная экономика постоянно давит на реальный сектор и отнимает у него ресурсы рынка. В этой ситуации крупные компании могут себе позволить освоение новых информационных технологий и преодолеть возникающие проблемы. Но США в целом — страна малого и среднего бизнеса. А его представители не могут позволить себе вкладываться в информационные технологии, а потому их бизнес постепенно приближается к своему естественному концу. Кредит дорожает, а спрос на их продукцию падает. Какова естественная реакция на “плохие времена”? Запастись как можно большим количеством ликвидных товаров, чтобы пережить кризис. Только в России обычно закупают соль, мыло и спички, а в США — форвардные контракты на нефть и другие энергоносители. Именно поэтому, когда текущие цены составляли 25-27 долларов за баррель нефти, цена форвардов доходила до 34 долларов.
И уже сам нефтяной кризис нанес жесткий удар по американской экономике. Дело в том, что Федеральная Резервная система железной рукой держит показатели инфляции, потому что перегретый рынок возможен только при нулевой инфляции. В результате издержки производства в США растут, а розничные цены стоят на одном уровне. Скажем, в третьем квартале рост издержек составил 40-50 миллиардов долларов, а вся квартальная прибыль промышленности оценивалась где-то в 30 миллиардов. То есть американская промышленность целиком вышла в минус, и темпы ее роста составили ноль процентов.”
Виктор МИЛИТАРЕВ:
“Есть такой старый анекдот, что и марксизм, и сионизм придумали евреи, только сионизм — для себя, а марксизм — для всех остальных. Перефразируя этот анекдот, основную идею книги можно выразить следующим образом: и институционализм, и глобализм придумали американцы, только институционализм — для себя, а глобализм — для всех остальных. Вся эта глобализация, по сути, есть международный режим внешней торговли, с которым по определению надо работать не экономическими, а политическими методами.”
РЕАКЦИЯ АМЕРИКИ
Андрей КАЛГАНОВ:
“Мне кажется, что авторы книги, независимо от вектора своей оценки так называемой “новой“ или “виртуальной” экономики, сильно переоценивают ее модульное значение. Все они говорят о том, что информационные технологии пронизывают собой всю экономическую реальность, что роль индустриального производства, производства реальных вещей значительно уменьшилась, а, соответственно, роль информационного пространства, роль производства информационного продукта резко возросла. Всё это верно, но точно так же верно и то, что свертывание индустриального производства в странах Запада сопровождалось замещением этого индустриального производства в структуре валового внутреннего продукта отнюдь не информационными продуктами, не банковской и страховой деятельностью.
В первую очередь индустриальное производство замещалось такими подотраслями сферы услуг, как, скажем, гостинично-туристский бизнес, индустрия досуга, общественное питание. Да, и туда проникли информационные технологии, но основную массу труда в этих сферах составляет низкоквалифицированный ручной труд. Поэтому мы можем говорить не только о постиндустриализации современной экономики, но также — о деиндустриализации ее.
Кроме того, если мы говорим о глобализации, давайте выдерживать стиль и рассуждать в рамках глобальной мировой экономики, которая не сводится к экономике США, “большой семерки” или “золотого миллиарда”. И тогда мы увидим, что в современном мире происходит не сокращение, а рост промышленного производства, не сокращение, а рост удельного веса занятых в промышленности. Налицо гигантский, всемирный рост рабочего класса. И с этим фактом нельзя не считаться.”
Михаил ДЕЛЯГИН:
“Сегодня лидерство Америки основано не на технологиях, не на железе и даже не на долларе, а на том, что американцы формируют стандартные способы мышления, которые потом используются всем миром. Поэтому и основная опасность для них заключается не в региональных валютах типа евро, иены либо юаня. Если завтра какая-то часть международной торговли, международной финансовой деятельности начнет обслуживаться евро, то Америка получит в подол десятки и сотни миллиардов “лишних” долларов, и это создаст для нее некоторые ощутимые трудности.
Однако до сих пор они с подобными проблемами справлялись. В конце 1998 года, когда шли дискуссии на эту тему, я находился в ужасно глупом положении, потому что утверждал, даже не зная, как, и наперекор многим прогнозам, что американцы выкрутятся за счет того, что на голову опережают весь мир по информационным технологиям. Они выкрутились достаточно специфическим способом, активизировав “косовскую проблему” и развязав бомбардировки Югославии. Каким-то образом они выкрутятся и сейчас.
Их главная стратегическая проблема в другом — в парадоксальном имперско-местечковом качестве мышления. Когда они поддерживали польскую “Солидарность”, чтобы угодить польской общине города Чикаго, это могло казаться забавным. Но ситуация, в которой страна, владеющая половиной мировых активов, третью мировой экономики и двумя третями новейших технологий, принимает решения, исходя из очень узких внутренних интересов,— это грозит миру глобальной нестабильностью.”
Андрей ПАРШЕВ:
“Я отношу себя к разряду протекционистов, весьма немногочисленных в этом зале. В России до сих пор сильна тяга к интеграции, несмотря на все неудачи при движении по этому пути. И интерес к мировой экономике, к экономике американской для нас носит сегодня прикладной характер. И раз уж сами американцы говорят о том, что есть у них какие-то опасные тенденции, то надо бы разобраться в том, насколько это серьезно.
Виртуальная экономика вовсе не отменяет традиционную. Если мы возьмем потребление самых элементарных ресурсов странами Запада, то увидим, что оно, может быть, и не растет слишком быстро, но, во всяком случае, не снижается. Например, в США на душу населения расходуется 11 тонн условного топлива в год, в Канаде, более северной,— 13 тонн, а у нас, в самой холодной стране мира — всего 9 тонн. То есть эти расходы не обусловлены жизненными потребностями, а обусловлены потребностями в комфорте. То же самое касается практически всех видов основных ресурсов, какие только существуют.
Уровень потребления Запада в несколько десятков раз превышает уровень потребления стран “третьего мира”. Но при этом реальное производство переехало в этот самый “третий мир”. В Америке наблюдается засилие китайских товаров, хотя на них, может быть, и стоит метка американской фирмы. В прошлом году дефицит торгового баланса США составил, по-моему, 340 миллиардов долларов, в этом, оценкам, превысит 400 миллиардов. То есть Америка производит для мира все меньше и меньше, а мир для Америки все больше и больше. Разница покрывается долларами, или, как у нас иногда говорят, “бамажкой”.
И спрос на энергоносители растет во многом за счет планируемого роста экономики Китая и Юго-Восточной Азии в условиях, когда роста добычи энергоресурсов не предвидится. И здесь возникает очень серьезное противоречие, которое может привести к тому, что мировая экономика пойдет в какой-то степени под горочку, на тормозах. И сможет ли современная модель экономики функционировать в таких условиях — это вопрос, на который пока ни у кого нет ответа.
ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ РОССИИ Михаил МАЛЮТИН:

“В 1998 году, при всей катастрофе, которая произошла с нашим маленьким для мировых масштабов пузыриком ГКО, обнаружилось, что пресловутый средний класс, хранивший сбережения в долларах, только выиграл. Теперь же, если катастрофа с долларом произойдет, первыми по карману получат обладатели современных соли и спичек в форме зеленых банкнот. Ни в какие разумные сроки они свои доллары сконвертировать в марки, рубли или что-то иное, не смогут. Следовательно, у нас по стране в поисках места, куда вложиться, будут какое-то время бегать сначала сотни, а потом десятки миллиардов долларов. А вкладываться-то им некуда — разве что в недра, причем недра не как объект ситуационной разработки, а некое сокровище на историческую перспективу, позволяющее регулировать цены не в 2005, а в каком-то две тысячи лохматом году. И не надо думать, что под этот ужасный кризис мы еще раз, как большевики после гражданской войны, замечательно спишем все долги. И инвестиции, и долги в каких-то формах нам придется делать заново.
Но от опыта халявного существования трех поколений за счет распродажи ресурсов и территорий придется отказаться. Поскольку выкарабкиваться из своих внутренних проблем нам придется собственными усилиями, то ничего особенного и ужасного, в отличие от граждан страны Интернетии, я от подобного кризиса не жду. Да, для определенного слоя это будет означать очень существенное снижение жизненного уровня, а, возможно, и ценностную катастрофу ничуть не меньшую, чем та, которая произошла у нас на рубеже 80-х—90-х годов.
Другое дело, что любая страна имеет ограниченный запас прочности, а у наших людей за минувшее десятилетие весь пар ушел в выживание или в гудок той или иной формы. Поэтому чем меньше мы будем интегрированы в мировые финансовые, информационные и любые прочие процессы, тем лучше, поскольку не придется ставить над собой очередные и в достаточной степени жестокие эксперименты. Но, тем не менее, к этой ситуации очередного эксперимента, и теперь уже не над нашим Политбюро ЦК и Госпланом, а над их нынешними глобальными эквивалентами, с моей точки зрения, надо быть готовым.”
Александр Николаевич АНИСИМОВ:
“Должен заявить, что весь период господства неолиберальных моделей после развала бреттон-вудской системы в конце 60-х годов для мировой экономики является, по большому счету, периодом застоя мировой экономики. Лично я не верю ни в какое процветание Соединенных Штатов, поскольку это статистическая фикция, основанная на грубых фальсификациях роста ВВП и занижении темпов действительной инфляции. Если мысленно изъять из мировой экономики Китай и затем посчитать показатели производства ключевых видов продукции на душу населения, то мы обнаружим весьма странную, на первый взгляд, картину. Окажется, что такой подушевой уровень производства сравнительно с 1980 годом не только не увеличился, но по ряду позиций наблюдается заметный спад. То есть эта неолиберальная модель экономики, в отличие от бреттон-вудской, которая была рассчитана как раз на быстрый экономический рост и соревнование с соцлагерем, обладает весьма ограниченной эффективностью.
Зато эта неолиберальная система обеспечивает перераспределение наличных мировых фондов в пользу американских ТНК, это перераспределительная экономика, которая рассчитана не навсегда. У нее есть свой собственный цикл, и этот цикл уже подходит к концу. А все принципы “свободного рынка” — дешевая пропаганда, которая пока срабатывает. Завтра мы услышим другие речи новых пророков — и тоже им поверим? Здесь возникает интересный вопрос о том, почему США рискнули перейти на новую модель, как это было связано с политикой “разрядки” и внутренним распадом советского руководства, но важнее другое. В чем было слабое место бреттон-вудской модели? В том, что за пределами США накопилось огромное количество долларов, которые их владельцы стали предъявлять к обмену на золото. И американцы отказались платить золотом за свои доллары, зато раскрутили волну мировой инфляции, которая в 70-е годы уничтожила долларовый запас центробанков других стран. Очень эффективный прием, который они не прочь повторить и в новых условиях.
Что это за новые условия? Золотовалютные резервы развивающихся стран за последние 25 лет выросли примерно в 7 раз. И некоторые из них создали такую броню, которая практически непробиваема даже для так называемых “инвестиционных”, а на деле — спекулятивных фондов, которые американское правительство использует точно так же, как правительство британской королевы Елизаветы использовало своих каперов: грабьте, платите процент казне, а в случае чего — корона за вас не отвечает. У меня в статье подробно описана вся цепочка событий, но главное в ней то, что этих пиратов его величества доллара в 1997 году наказали очень сильно. Тогда кризис прошел двумя волнами, чего предпочли не заметить. Первая волна — это был удар спекулятивных фондов по золотовалютным запасам, которые были накоплены странами Юго-Восточной Азии. Тогда китайцы предупредили американцев, что ответят ударом на удар. Те улыбались: плевать мы на вас хотели, это рыночная экономика... Тогда им показали кузькину мать. Китайцы обещали разорить Сороса — и они его разорили. То есть не так, что человеку есть нечего, но он, во всяком случае, перестал заниматься фондовым и валютным рынком и начал книжки писать. И оказалось, что он очень умный человек, всё понимает. И, прекрасно зная, кто опустошил его карман, утверждает, что это были вовсе не китайцы, а японцы.
Кое-что американским спекулятивным фондам удалось скомпенсировать за счет России, Бразилии и т.д., но дела на перспективу достаточно плохи. Именно поэтому американцы сняли все барьеры на пути евро как новой резервной валюты мира. Евро — это убежище на случай, когда доллар станет объектом атаки восточноазиатских финансистов. И колебания курса евро зависят от того, насколько реальной видится перспектива подобной атаки. Если кажется, что она отдаляется — евро падает, если кажется, что она приближается — евро растет. Разумеется, все яйца в одну корзину не складывают, и в этом отношении мне кажется вполне вероятным возврат к валютной системе, основанной на золоте. Ведь нынешние сверхнизкие цены на золото выгодны не продавцам. Они выгодны покупателям, сильным покупателям, которые активно запасаются золотом на будущее.”
РЕПЛИКИ
Петр ШЕЛИЩ:
“Году в 1974-м или 1975-м, когда слово “социализм” было намного популярнее, чем сегодня, я слушал выступление японского профессора, который доказывал, что Япония будет первой страной, построившей социализм. Поскольку коммунистические общественные отношения не могут соответствовать способу производства, в котором не преобладает вечный продукт. А вечным продуктом является информационный продукт, который в Японии уже тогда составял около половины производства, и она по этому показателю шла на первом месте в мире. По своему характеру этот продукт не может быть присвоен и является общественной собственностью. И это соображение, казавшееся тогда просто оригинальной игрой ума, давно стало мощнейшим процессом, определяющим судьбы человечества.”
Александр Гереевич АНИСИМОВ:
“Главная проблема заключается в том, что сегодня идет не борьба пушек или стратегических ядерных ракет, а борьба программ. И на этом программном уровне происходит вмонтирование тех или иных программ в глобальные процессы. И если наша внешняя политика будет вмонтирована в иностранные программы, то она станет орудием решения чужих проблем. С этой точки зрения нынешняя внешнеполитическая концепция России, поддержанная Президентом, не может претендовать на статус концепции. Это, скорее, собрание различных записок по конкретным вопросам, скомпилированное и представленное на подпись первому лицу государства. А функционирование по чужим программам, как это было в период косовского кризиса, не приносит нам никаких дивидендов. Вообще, мы не можем исходить из модели однополюсного мира — только в многополярном мире, на сетевой структуре международных отношений, могут быть обеспечены интересы России.”
Александр НАГОРНЫЙ:
“В 1989 году в Институте международного развития Гарвардского университета у меня состоялась беседа с тогдашним директором Дуайтом Петкинсом, который возглавлял в Международном валютном фонде и Всемирном банке специальную комиссию по проблемам Китая и сотрудничеству с ним. Он говорил мне приблизительно следующее: “Мы ездим туда каждый год, нам устраивают красный ковер, поят, всюду возят, мы им даем рекомендации фолиантами, они их принимают, кланяются, очень благодарят, но ничего не выполняют”. Я спрашиваю: “А результат?” Он: “А результат — блестящий!” Этот случай я привел не для иллюстрации законов Паркинсона в экономике. То, как развивались в 90-е годы международно-финансовые процессы, показало практически полную их управляемость со стороны, простите меня, ЦК Белого дома и МВФ. И если таким образом директивно управляются американская экономика и мировые финансы, то почему мы до сих пор основываемся на позициях ультралиберализма? Вот это абсолютно невыясненная вещь.”