03:56 22 апреля 2020 Наука

Тёмные пятна светлого будущего

Писатели прошлого лишь отчасти угадали, какими станут общество и технологии в XXI веке. Повторят ли современные прогнозисты их ошибки?
Фото: ссылка

В сентябре 2019 года Samsungопубли­ковал доклад «Будущее в центре внимания», где не­сколько ученых представили сводную картину того, как будет вы­глядеть мир в 2069 году. На подобные прогнозы всегда высокий спрос. Испокон веков его удовлетворяли жре­цы, астрологи и философы, а сегодня их роль взяли на себя футурологи, пы­тающиеся рассчитать будущее с мате­матической точностью. Но, несмотря на отдельные ге­ниальные догадки, все прогнозисты в той или иной мере терпят крах. Не­которые предсказания воплощаются частично или в неожиданной форме, другие оказываются  технологически или экономически бесперспектив­ными, а иногда за прогноз выдается сокровенная мечта, вовсе не имею­щая предпосылок к реализации. Глав­ной же ошибкой визионеров, по мне­нию экспертов «Профиля», является то, что они проецируют в будущее совре­менный им мир, лишь добавляет технологические «апдейты». Но каждая технология глубоко трансформирует человека и общество, и на выходе сама жизнь оказывается совсем другой.
Впрочем, неудачливых пророков вряд ли можно винить: их задача скорее ставить вопросы, чем давать ответы. Именно в этом нуждается мир сегодня: расхожие сюжеты фантастики XX века устарели, и теперь надвигаются угрозы, которые никто еще толком не озвучил.

Пророки – технари

Вплоть до Нового времени за сферу прогнозов отвечала религия. Почти все они сводились к эсхатологии: Второе пришествие, Страшный суд, воплощение мирового зла упоминают в разной форме все мировые конфессии. С развитием светской философии картины грядущего приобрели характер нравоучительной притчи («Утопия»Томаса Мора, «Государства и империи Луны» Сирано де Бержерака, «Год 2440» Луи-Себастьяна Мерсье). Вопрос технологического развития в них обходили стороной: лучшая жизнь должна была наступить благодаря тому, что люди разом «поумнеют». В индустриальном XIX веке игнорировать прогресс в естественных науках стало невозможно. За техно-ориентированные прогнозы взялся новый жанр литературы – научная фантастика. Первопроходцы Жюль Верн и Герберт Уэллс, а позже «большая тройка» фантастов XX века – Айзек Азимов, Артур Кларк, Роберт Хайнлайн – расписали будущее в мельчайших деталях.

Это были уже не туманные пророчества средневековых алхимиков, а тщательно продуманные концепции, и неспроста: Хайнлайн был математиком, Азимов – биологом, Кларк разрабатывал радарные системы. Взглядам писателей было тесно в рамках художественной реальности: Кларк публиковал аналитические эссе, Азимов давал программные интервью. Правда, многие их подражатели и эпигоны, к которым добавились голливудские сценаристы, жертвовали научным фундаментом в пользу эффектности сюжетов. Точнее всего фантасты угадали развитие домашней техники – с появлением электричества идея автоматизации бытовых нужд напрашивалась сама собой. В 1900-м Джон Уоткинс в статье «Что может случиться в следующие 100 лет» предсказал кондиционеры: холодный воздух должен был поступать в квартиру из крана в стене. В 1925-м в произведении ОтфридаГайнштейна «Электрополис» появились программируемые СВЧ-печи. В 1936-м Джек Уильямсон под названием «картограф» описал современный GPS-навигатор. А в начале 1940-х дизайнер Сэмюэль Маркс в проекте «Радио будущего» изобразил домашний кинотеатр, совместив все известные ему мультимедийные устройства.

В 1950-е раздавать прогнозы принялся РэйБрэдбери. Герои «451 по Фаренгейту» (1953) пользовались аудиоплеером с наушниками-затычками («ракушками»), опередив реальность на 30 лет, а для просмотра телепередач у них были широкоформатные ЖК-панели. В рассказе «Пешеход» машина с голосовым ассистентом сама отвезла хозяина в больницу, а «Будет ласковый дождь» рассказывал о роботизированной бытовой технике.

Фантазии на эту тему были популярны в те годы: в короткометражке «Дизайн мечты» 1956 года фигурировала «кухня будущего», готовящая еду по заданному рецепту, а в концепте «Чудо-кухня» от Whirlpool шкаф для посуды сам определял степень ее чистоты и мыл. Вполне «умный» дом – даже «умнее» сегодняшних аналогов. В 1960-х пробил час Азимова. Мотивами его прогнозов стали программируемая бытовая техника без проводов, плазменные 3D-телевизоры, литий-ионные аккумуляторы. А вот самое яркое попадание: «Будут созданы миниатюрные ЭВМ с дисплеем для просмотра фотографий и документов». До первых смартфонов оставалось 40 лет…

А уже в 1968-м устройство Newspad для чтения газет, состоящее только из экрана, было описано Артуром Кларком в «2001: Космической одиссее», а также визуализировано в одноименном фильме. Когда между Apple и Samsung в 2011-м разгорелась тяжба по поводу копирования южнокорейцами дизайна iPad, те заявили, что прообраз планшета можно увидеть в киношедевре Стэнли Кубрика. Не отставали от зарубежных коллег и советские фантасты. В «Хищных вещах века» (1964) Аркадия и Бориса Стругацких в «серьге-приемнике» угадывается bluetooth-гарнитура, а герои «Ста лет тому вперед» (1982) Кира Булычева носят браслеты, напоминающие смарт-часы.

Кибервселенная в проекте

Заранее удалось предсказать и приметы компьютерной эры. В 1934-м была описана запись информации на компакт-диск (Эдвард Смит, «Трипланетие»), в 1946-м – функции дата-центров (МюррейЛейнстер, «Компьютер по имени Джо»), в 1975-м – методы кибератак (Джон Браннер, «Наездник ударной волны»), которыми позже вдохновлялись первые хакеры. Кстати, первую аналогию компьютерных вирусов с биологическими провели в конце 1960-х сценаристы сериала «Звездный путь». А в 1981-м писатель Нейл Ардли пришел к выводу, что кибермошенничество однажды полностью вытеснит уличные кражи.

В те годы ЭВМ начали уменьшаться в размерах, однако о всеобщей компьютеризации речи отнюдь не шло. Дальше многих смотрел Айзек Азимов, отметивший в статье 1983 года, что человек XXI века «не сможет существовать» без ПК, а цифровизация экономики будет сопоставима по масштабам с промышленной революцией. Изюминкой хай-тек прогнозов стала концепция Всемирной паутины. Оракулы от литературы не обошли вниманием и ее: можно вспомнить «телектроскоп» Марка Твена из далекого 1898 года (подзорная труба под Атлантикой, позволяющая жителям Европы и Америки видеть друг друга), «Телевизионный поисковик новостей» Роберта Хайнлайна из 1941-го, а также прообраз «Википедии» – «Большой всепланетный информаторий» Стругацких.

«Уход в другую реальность, ино­бытие - вечный мотив литературы, встречающийся в образах сирен и лотофагов еще в гомеровской «Одиссеи», - рассказала «Профилю» доктор фило­логических наук, профессор Любовь Кихней. - Писатели XX века лишь обыграли его с технологической точ­ки зрения - вплоть до образа Бога как вселенского компьютера, создающего реальность путем вычислений». «Цифровой мир как надстройка над реальным - самое меткое попада­ние фантастов, и тут родоначальник киберпанка Уильям Гибсон продвинулся дальше, чем Кларк или Азимов, - добавляет футуролог, амбассадор SingularityUniversity Евгений Кузне­цов. Его кибервселенная мрачнее, может полностью поглотить человека. Это созвучно сегодняшнему дню».

Быстрее, выше, сильнее

Гаджеты, интернет - это уже вторая волна сбывающихся технопрогнозов. Еще ранее фантасты выдали четкие контуры XX столетия - «века машин». Пусть сейчас то будущее уже стало на­шим прошлым, а прорывные изобре­тения воспринимаются как обыден­ность, было бы несправедливо обойти их вниманием. Герберт Уэллс в эссе 1902 года не просто заявил, что автомобиль (еще не успевший посягнуть на монополию гужевого транспорта) станет главным способом передвижения, но и развил образ «будущего на колесах». Модернизация дорожных покрытий, появ­ление сети трасс и объектов бизнеса вдоль них, расширение городов, ис­пользование автобусов для ближних поездок, а поездов - для дальних: так всё и случилось. Уэллсу вторил Джон Уоткинс (1900): «Автомобили станут дешевле лошадей, которых оставят только для гонок и охоты... Поезда-экспрессы будут ходить со скоростью 150 миль в час» (к слову, точная скорость движе­ния на сегодняшних ВСМ).

В романе Джона Джекоба Астора IV «Путешествие в другие миры» (1894) фигурировали светофоры, маг­нитная железная дорога (современ­ный маглев), а также электромобили. Примечательно, что первые концепты электрокаров появились в 1910-е годы, но тогда победил более экономичный двигатель внутреннего сгорания. Од­нако фантасты не отказались от идеи - во второй половине века электрокары возвращаются на страницы книг (Джон Браннер, «Всем стоять на Занзи­баре», 1969). Тогда же стали появляться образы беспилотных авто (цикл Булы­чева о «гостье из будущего», «Незнайка в Солнечном городе» Носова).

Военная техника также созда­валась «по чертежам» фантастов. «Наутилус» Жюля Верна - главный прообраз боевой подлодки: в романе «20000 лье под водой» (1870) изложе­ны конструкция судна, тактика боя, действия экипажа и даже принцип ра­боты акваланга, разработки которого только начались. Позже французский писатель опередил ход истории, являя в своих произведениях то вертолет («Робур-Завоеватель», 1886), то само­лет («Властелин мира», 1904). Хотя с оговорками: у его вертолета было множество винтов, а самолет взмахи­вал крыльями на манер птицы. Быстрее воплотились ожидания фантастов насчет танков. «Много­тонные крепости на колесах будутучаствовать в сражениях и мчаться со скоростью экспресса. Они заменят кавалерию», - писал Уоткинс в 1900-м. У Герберта Уэллса «сухопутные броне­носцы» имели 30 метров в длину и во­семь пар колес. Появившиеся в годы Первой мировой войны танки оказа­лись компактнее: маневренность ока­залась важнее устрашающего вида.Также Уэллс в «Войне миров» (1897) описал смертоносные «тепло­вые лучи». И этот прогноз можно счи­тать сбывшимся отчасти: оптический лазер изобрели в 1960 году, но он чаще используется для поиска цели, чем для ее поражения - выпуск светового луча требует слишком много энергии.

Посрамить скептиков

Самые утопические сюжеты фанта­стов сегодня не вызывают улыбку так. как высказывания известных людей, в свое время не поверивших в развитие главных технологий на­шего времени. Отец кинематографа Луи Люмьер (на фото) не отнесся всерьез к своему открытию: «Оно может быть использовано как на­учный курьез, но с коммерческой точки зрения не представляет ника­кого интереса-. В 1909 году глава Мичиганского банка отговаривал приятеля от инвестиций в автомо­бильное производство Генри Фонда: «Лошади будут всегда, а автомоби­ли - всего лишь временная мода». В 1916-м британскому фельдмар­шалу Дугласу Хейгу не понравились танки: «Предложение заменить кавалерию железными повозками абсурдно и попахивает государ­ственной изменой». Телевидение тоже встретили про­хладно. В 1946 году Дэррил Занук из студии 20thCenturyFox сообщил, что новая технология не сможет продержаться на рынке более полугола. «Народу просто надоест пялиться на фанерный ящик каждую ночь», — пояснил он. Но все это меркнет по сравнению с изречения­ми Билла Гейтса: «Не знаю никого, кто бы заработал на написании программного обеспечения» (1980), «Интернет - это временная забава» (начало 1990-х), «Через два года про спам никто не вспомнит» (2004). При такой «дальновидности» основателя Microsoftлишь остается удивляться благополучию компании.

Эксперименты над личностью

Еще одной сферой, где преуспели про­роки от фантастики, стала медицина. О достижениях современных меди­ков мечтали с Нового времени, когда обозначился интерес к человеческому телу. Физик Роберт Бойль в 1691 году выразил надежду, что люди научатся искусственно выращивать ткани орга­низма, освоят их пересадку и дистан­ционное лечение болезней. Но предпо­сылок к воплощению этих пожеланий тогда не имелось.

Другое дело в XX веке, когда бли­зость прорывных свершений активи­зировала фантазию авторов и та же трансплантация органов у Александра Беляева («Человек-амфибия», 1927) звучит убедительнее. Подробно об­суждались темы «конструирования» человека из протезов (Станислав Лем, «Существуете ли вы, мистер Джонс», 1955), в том числе срастающихся с живыми тканями (Мартин Кейдин, «Киборг», 1972), а также генной ин­женерии. Этот термин обязан своим появлением книге «Драконий остров» Джека Уильямсона 1951 года. Затем одни авторы вооружились мотивом ге­нетически модифицированных орга­низмов (Браннер, «Всем стоять на Зан­зибаре»), а другие - редактированием ДНК человека с помощью вживляемых устройств, аналога современных нанороботов (Иван Ефремов, «Сердце змеи», 1958).

Другой сегодняшний тренд - теле­медицина - тоже не укрылся от внима­ния писателей: грезу Роберта Бойля о дистанционном лечении они конкре­тизировали в образах роботов-хирургов (ХарланЭллисон) и одежды с датчика­ми самочувствия пациента (Клиффорд Саймак). Вспомним и точные попадания Олдоса Хаксли («О дивный, новый мир», 1932). Антидепрессант «сома» - за 20 лет до реальных аналогов, опло­дотворение в пробирке - за 40 лет до первого удачного опыта. Некоторые прогнозы по- настоящему удивляют. Морган Роберт­сон в 1898 году («Тщетность») описал столкновение с айсбергом трансатлан­тического корабля «Титан» - за 14 лет до реальных событий. Герой «Лабирин­та смерти» Филипа Дика (1970) смо­трит фильм «Властелин колец», впер­вые вышедший на экраны в 2001 году. Наконец, создатели мультсериала «Симпсоны» в 2000-м «назначили» пре­зидентом США Дональда Трампа. Что это - гениальное прозрение или слу­чайно выпавший джекпот?

Излишний оптимизм

При перечислении таких джекпотов кажется, что фантасты предсказали едва ли не весь сегодняшний мир. Но в каждом произведении создает­ся коллаж из атрибутов будущего, где переплетены и уже реализованные изобретения, и несбыточные проекты. Порой этот микс эпох вызывает уми­ление. Взять, например, видеосвязь в уличном телефоне-автомате с диско­вым набором. Видеозвонки было труд­но не предсказать, но авторы прогнозов не учли, что параллельно разовьются другие технологии и мы получим ви­деофон совсем в другом обличии.

В итоге, если взяться за статисти­ческий подсчет, окажется, что большая часть прогнозов все-таки разминулась с реальностью. И это объяснимо: худо­жественное мышление видит будущее не как предначертанную линию, а как пучок возможностей, «расходящих­ся тропок» - автор вступает на одну из них, а жизнь вносит коррективы. Что не так с прогнозами? Во-первых, сроки: большинство ав­торов предполагали слишком стре­мительное развитие цивилизации. Настолько, что иногда приходилось задним числом сдвигать даты. Так, в романе «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» Дика (1968) опи­сано постапокалиптическое будущее 1992 года, а в вышедшей затем экрани­зации романа год действия изменили на 2019-й. В ранних изданиях рассказа «Будет ласковый дождь» Брэдбери со­бытия происходят в 1985 году, в поздних-в 2026-м.

Некоторые из промахов не ка­жутся фатальными - предсказанные технологии действительно могут поя­виться в скором будущем. Например, летающие автомобили (на них, в част­ности, надеялся Азимов): пока извест­ны только прототипы «воздушных такси», но месяц назад на выставке IFAяпонский проект SkyDriveпообещалзапустить серийное производство к 2023-му. А «пневмопоезд» Жюля Вер­на, движущийся внутри трубы со ско­ростью пули, обретает очертания в виде гиперлупа Илона Маска. Суперкомпьютер вроде HAL9000 из «Космической одиссеи» тоже в разработке: прогресс в квантовых вычислениях ускорился в 2000-х го­дах, и теперь основанный на них ПК ожидается в течение 10 лет. В сентя­бре сообщалось, что в недрах Googleпоявился «мощнейший» квантовый процессор, потративший три минуты на операцию, которую самый лучший современный компьютер обрабаты­вал бы 10 тысяч лет.

Хиросимой не удивили

Атомная бомба засветилась в таком количестве прогнозов, что ее по­явления было точно не избежать: это и суперснаряд «фульгуратор Рок» у Жюля Верна («Флаг родины». 1896), и урановая граната, которая сбрасывалась с воздуха и «взрыва­лась бесконечно», у Герберта Уэллса («Освобожденный мир», 1914) и кон­цепция ядерного реактора - «кар­бюратор» Карела Чапека («Фабрика абсолюта». 1922). Прозорливость «Никудышного ре­шения» Хайнлайна (1940) удивляет и сегодня: по сюжету создание Вашингтоном атомного оружия заканчивает Вторую мировую войну, но провоцирует гонку вооружений. А в 1944-м КливКартмилл в «Линиях смерти» настолько тщательно про­работал характеристики атомной бомбы, на тот момент разрабаты­вавшейся в строгой секретности, что писателя едва не арестовали, заподозрив в шпионаже. Возможно, в 1960-е в Пентагоне вспомнили этот случай при разработке систем ПРО: когда инженерная мысль за­шла в тупик, было решено собрать писателей-фантастов, включая Азимова, для «творческих встреч» с учеными.

На грани с магией

Но некоторые прогнозы едва ли осу­ществятся не только в текущем веке, но и вообще когда-либо. Речь о самых «махровых» допущениях, игнори­рующих законы физики: «нечестное» преодоление пространства, време­ни и базовых свойств материи. Сюда можно отнести мгновенное увеличе­ние или уменьшение предметов в раз­мерах, превращение их в нечто другое(«Трансформеры»), развоплощение («Человек-невидимка» Уэллса, 1897), создание человека с нуля («Франкен­штейн», «Собачье сердце»), воскреше­ние из мертвых («Голова профессора Доуэля» Беляева), бессмертие. В статуте бесплодных фантазий остаются непроницаемые силовые энергетические поля («Выведение человека» Азимова, 1951), преодоле­ние гравитации на Земле («Незнайка на Луне») и невесомости в космосе («2001: Космическая одиссея»), ма­шины времени («Назад в будущее») и разнообразные девайсы для останов­ки биологических процессов («Клик: с пультом по жизни»).

А как бороздить Вселенную, пре­одолевая тысячи световых лет? Конеч­но же, с помощью телепортации - либо через «кротовые норы», где искривляет­ся время и пространство («Интерстел- лар»), либо с помощью варп-двигателя (фильмы «Звездный путь» и «Кин-дза- дза», «ансибли» ЛеГуин). При этом че­ловеку в космосе скучно одному - нуж­но непременно встретить разумную форму жизни. В реальности ученые лишь несколько лет назад начали обна­руживать экзопланеты, по свойствам напоминающие Землю,- главных кандидатов на место «прописки» ино­планетян. Судя по текущим темпам ихпоиска и анализа, процесс может затя­нуться на столетия. Самые романтические сюжеты фантастов отражают мечты, заши­тые в сознание человека с древних времен: поиск далекой прекрасной земли и вечная жизнь,- говорит Куз­нецов. Загвоздка в том, что эти иде­алы реализуются не в одинаковом темпе. Первый сначала подтолкнул людей расселиться по всей планете, а с XIX века, когда неизведанных мест нс осталось, естественным фронтиром стал космос. Но это слишком высо­кий барьер, для каждого следующего шага во Вселенной требуется гигант­ский труд. Построить корабль, сесть и улететь на ближайшую звезду - это оказалось чистым вымыслом. А вот в направлении бессмертия мы двига­емся успешнее, правда, пока речь идет не о вечной, а об очень долгой жизни».

Концепция изменилась

Другую категорию «ложных» прогно­зов составляют разумные идеи, но во­плотившиеся совсем не в том облике, какой виделся предсказателям. Сегод­ня кажутся наивными популярные в начале XX века открытки про буду­щее: с полицейскими, смотрящими сквозь стену через специальный би­нокль, летающими пожарными и по­чтальонами. Сегодня вместо этого мы имеем камеры видеонаблюдения, датчики дыма и электронную почту - то есть суть «апгрейда» была схвачена верно, художников лишь подвело ан­тропоцентрическое мышление. Самый яркий пример в этом смыс­ле - попытки создания многофункци­онального робота-помощника. Этой идей человечество обязано Карелу Чапеку, который придумал и само слово «робот» (в пьесе «Россумовские универсальные роботы»), и концеп­цию искусственных людей - «желез­ных дровосеков» с холодным сердцем. Долгое время инженеры были в плену иллюзии, конструируя человекообраз­ные машины и показывая их на вы­ставках.

Но постепенно стало ясно, что ан­дроидов не будет. Даже когда микро­электроника начала дешеветь, точноемашиностроение осталось слабым звеном, поэтому у роботов еще недав­но были большие проблемы с механи­кой: они не держали равновесие, спо­тыкались, падали. Теоретически все это можно исправить, но зачем вообще механизму быть антропоморфным? Ведь стиральной машине не требуют­ся руки, чтобы стирать белье. Программная составляющая также подверглась пересмотру. Выяс­нилось, что робота нельзя «научить» раз и навсегда: ограниченного набо­ра команд достаточно для успешной игры в шахматы, но настоящая жизнь с бескрайним выбором нелогичных сценариев для машины непостижима. «Позитронный мозг» из произведений Азимова - искусственную копию чело­веческого - создать тоже невозможно: пока ученые пытаются воспроизве­сти мозг примитивных организмов (в 2015-м в проекте OpenWormсозда­ли цифровую версию круглого червя), то есть предстоит еще долгое движе­ние вверх по эволюционной иерархии.

Самый действенный вариант в этих условиях - сымитировать разумную де­ятельность, настроив программу на по­иск правильного ответа через перебори фильтрацию неправильных (так же, как и мы учимся на ошибках). А что­бы задача стала выполнимой, заранее сузить область поиска до конкретной сферы и вместо универсального робота получить специализированный алго­ритм. В итоге «сильный» искусствен­ный интеллект распределяется на мно­жество «слабых», каждый из которых превосходит человека в выполнении одной логической операции. А ком­плексные задачи решаются благодаря сумме алгоритмов.

Так что Азимов, предсказывав­ший в 1983 году нашествие роботов - «мобильных компьютеризованных объектов»,- был по-своему прав, если считать такими объектами «умные» холодильники, чайники, пылесосы. Вот только с разработанными писате­лем «тремя законами робототехники», когда-то увлекавшими техническое сообщество, вышла промашка. Со­временным алгоритмам не внушить, что они «не могут причинить вред» человеку: самообучаемая програм­ма приходит к решению задач своим путем, и нередко ее же разработчики не в силах понять использованную ло­гику. Так, в 2015-м компьютер решил известную в математике задачу Эр­деша, но ученые не могут проверить решение, поскольку оно длиннее всех страниц «Википедии», вместе взятых.А значит, если беспилотный автомо­биль решит сбить пешехода, Азимова ему не припомнишь.

Непредвиденная рука рынка

Некоторые технологии были обрече­ны на более раннем этапе, при всей своей заманчивости оказавшись не востребованными человечеством. Например, под вопросом перспективы сверхскоростного транспорта. Соглас­но Кларку, аэрокосмические самолеты должны были появиться в 2012 году, но пока все ограничивается красивы­ми прожектами: достигающий грани­цы космоса ракетопланVirginGalactic, космолет Screemrна ракетном уско­рителе или невероятный Antipode, до­ставляющий пассажира из Нью-Йорка в Лондон за 11 минут почти по балли­стической траектории.

Но зачем ньюйоркцу испытывать перегрузки, если можно «пересечь» Ат­лантику за доли секунды в интернете? Причем если видеочата мало, то скоро его дополнят VR-гаджеты с одеждойдля передачи тактильных ощуще­ний, создав эффект полного присут­ствия. Неудивительно, что интерес к сверхзвуковой авиации не оправдал ожиданий: путешественники скорее готовы потратить в полете лишние пару часов, чем переплатить за би­лет. А создаваемый сегодня в Airbus«Конкорд-2», в отличие от легендарно­го предшественника, станет компакт­ным бизнес-джетом для тех немногих, кому без физического перемещения на сверхскоростях все же не обойтись. Некоторые из расхожих атрибутов городов будущего тоже оказались ли­шены смысла. Так, если движущаяся лестница Герберта Уэллса известна как эскалатор, то его же движущийся тротуар («Когда спящий проснется», 1899) так и не прижился. «Под самым балконом эта необыкновенная ули­ца неслась направо со скоростью ку­рьерского поезда»,- звучит красиво, но в условиях расширения городов в XX векенемыслимо. Ближе всегок прокладке уличных траволаторов подошли в 1920 году в Атланте, но, оценив требуемые расходы, сделали выбор в пользу экономичного метро. А «быстрые тротуары» стали достоя­нием аэропортов и магазинов.

Пришлось отказаться и от до­мов на рельсах. Эта идея тоже родом из XIX века и кое-где действительно была реализована (в Москве 1930-х «перевозили» дома в ходе расширения улиц), но коммерческую основу под нее подвести не удалось. Известный «Дом будущего Монсанто» 1957 года, кото­рый должен был вращаться, повора­чиваясь разными сторонами к солнцу, оказался по-настоящему «золотым». Как показывают эти примеры, прогнозисты редко мыслят экономи­ческими категориями. А зря: даже самые гениальные идеи проходят проверку рынком и без подходящей бизнес-модели обречены. Изобрета­тель одновременно должен быть мар­кетологом: модель, когда технологиязарождается в научном институте, а затем кто-то другой думает, как упо­требить ее к жизни, не работает. Куда перспективнее «гаражные» стартапы, где между стартом проекта и выходом готовой продукции проходит мини­мум времени, а полет инженерной мысли заточен под конечного пользо­вателя. Да и само появление технологии еще не означает ее быстрого распро­странения: в хай-тек среде все острее осознается проблема «усвоения» (adoption) новинок. Согласно «Циклу зрелости технологий» Gartner, это не линейный процесс: после перво­го восторга следует разочарование, и только затем ноу-хау выходит на этап планомерного внедрения («плато»).

Старый мировой порядок

Со скрипом меняются и порядки в со­циальной сфере. Ликвидации институ­та брака («Всем стоять на Занзибаре») или оформления кастовой системы («О дивный новый мир») не случилось. Вместо большевистски радикальных реформ течение общественной жизни определяют подспудные тренды - ле­гализация сожительства, однополых отношений и суррогатного материн­ства, миграционные волны, кампании за права меньшинств,- но и они замет­но влияют на социум, дробя его на но­вые группы, усложняя идентичность человека.

Политика, государственное устройство - здесь оказалось преуве­личением почти все написанное. Во-первых, не сбылись любые позитив­ные сценарии, начиная с самой первой «Утопии» Мора и заканчивая установ­лением коммунизма в США (Беллами, «Взгляд назад») или на всей планете (Беляев, «Прыжок в ничто»). Как бы пылко ни убеждали авторы, что сча­стье плановой экономики не за гора­ми, инстинкт собственника в человеке неистребим. Как отмечает профессор Кихней, у антиутопий изначально больше шан­сов на реализацию, ведь они исходят из представлений о несовершенстве человека. Однако и пессимистиче­ские прогнозы реализовались в силь­но смягченном виде. Тоталитарный кошмар Замятина («Мы») и Оруэлла («1984») не случился: даже в странах вроде Туркмении жители не носят тю­ремную робу, не лишены права заво­дить отношения и думать.

С другой стороны, изощренности современных методов слежки - таких, как сбор личной информации в Сети и таргетированная реклама, распозна­вание лиц в городе, составление соци­ального рейтинга на основе данных из Сети, - позавидовал бы и Оруэлл. А инструментарий имитационной де­мократии ловко маскирует деспотиче­скую сущность многих режимов. Другим антиутопическим сю­жетом стала третья мировая война - с 1950-х ее прогнозировали почти все, фиксируя фобии общества. В какой-то степени сценарий реализовался в виде холодной войны, а сегодня - в виде че­реды «миротворческих», «контртерро­ристических» и прочих «гибридных» операций, потерявших статус войн. Но тут возникает вопрос расхождения официальных терминов в политиче­ской сфере и фактического содержа­ния явлений. Например, планета без госу­дарств, абсолютная анархия (Эндрю Свонн, «Акция возмездия»; Урсула ЛеГуин, «Обделенные») - такое вряд ли возможно. Но свободные путеше­ствия по миру, идеи космополитизма,постепенный отрыв частной жизни человека от высокой политической повестки, отмена всеобщей воинской повинности - все это ведет к посте­пенному ослабеванию национальной идентичности.

То же самое касается сюжетов о едином мировом правительстве. В ре­альности контуры стран на карте меня­ются все реже, и едва ли в чьи-то планы входит завоевание мира. Но при этом сложился феномен «надгосударств» (ООН, Евросоюз), а экономическое и культурное влияние становится важ­нее изменения границ. Наращивание роли китайского капитала в Африке, Латинской Америке и Сибири - процесс как раз такого рода (хотя до сих пор можно встретить рассуждения о том, что Китай пойдет на Россию войной за «жизненное пространство»).

«Не столь важно, будет в мире одно или несколько правительств, - в подобной постановке вопроса слыш­на экстраполяция трендов XX века с его мировыми войнами,- считает Кузнецов.Сегодня важнее другое - более или менее свободным стано­вится человек? С одной стороны, в ходе прогресса человек приобретает знания, отказываясь от обществен­ных предрассудков, расширяя грани­цы субъектности. С другой - развитие техники дает невиданные возмож­ности по зомбированию населения. Думаем ли мы сами, или эти мысли внедрены нам телевидением и интер­нетом - таков сегодня предмет дис­куссии. Причем описанные в анти­утопиях внушения вроде «Мир - это война» устарели, речь идет о гибком управлении сознанием с помощью микротаргетинга».

В поисках вечной батарейки

Причина многих разочарований фан­тастов лежит в сфере энергетики: наиболее романтические сюжеты базировались на предполагаемом открытии сверхкомпактного источ­ника энергии. Увы, «взлететь» у че­ловека не получилось ни на левити­рующем скейте («Назад в будущее»), ни с экзоскелетом («Железный человек»). Несколько лет назад ново­зеландская компания MartinJetpackпредставила прототип реактивного ранца, но до серийного производ­ства дело не дошло, поскольку де­вайс оказался громоздким (по сути, автомобильный мотор с бензоба­ком за спиной) - иначе от Земли не оторваться. Решением проблемы мог бы стать атомный двигатель: впервые образ «ионного ускорителя» появляется у Джека Уильямсона в «Эквалайзере» 1947 года. Вот только извлечение энергии с по­мощью ядерного синтеза доступно лишь в «горячем* варианте (в ходе взрыва). Контролируемая ядерная реакция при низких температурах - своеобразный фетиш фантастов (Артур Кларк предсказывал ее от­крытие к 2002 году), но разработки в этом направлении не слишком продвинулись. Тот, кто владеет энер­гией. по-прежнему владеет всем.

Без резких движений

Инертность общественных институ­тов не только «отменила» большин­ство прогнозов социологической фантастики, но и косвенно воспрепят­ствовала многим ноу-хау. Оказалось, что адаптация готовой технологии может сильно растянуться, если оста­ются сомнения по этическим, религи­озным и законодательным аспектам. К примеру, беспилотные автомобили в наличии, но для их выхода на до­роги нужна корректировка ПДД, рас­пределение ответственности в случае аварии.С летающими автомобилями бу­дет еще больше проблем: из-за опа­сений насчет безопасности полетов (ведь любое столкновение в воздухе приводит к жертвам на земле) власти разных стран не разрешают использо­вать над городом даже квадрокоптеры. Добавим вопрос неприкосновенности частной жизни, ведь налетающем авто можно кружить возле окон, а то и во­все вторгнуться в жилище.

Допустят ли к бытовому исполь­зованию квантовый компьютер? Ведь этот девайс может подобрать любой пароль или PIN-код за секунды, чем обессмыслит нынешнюю систему ки­бербезопасности. А как насчет дости­жений 30-печати? С ее помощью уже можно произвести «детали» организ­ма для тяжелобольных пациентов. Это благая цель - препятствий нет. А когда- нибудь появится шанс «собрать» чело­века целиком, выполнив завет Кларка, который ожидал увидеть первого кло­на в 2004 году. Но разрешат ли? «Выработка технологических стандартов должна начинаться зара­нее, но власти часто упускают момент и затем пытаются удержать контроль над уже разошедшейся по миру но­винкой,- признает Кузнецов.- От­сюда разбирательства и задержки. Скоро технологией, требующей взве­шенного регулирования, станут ма­шины с искусственным интеллектом. Через 20 лет их будет больше, чем нас, и в какой-то момент возникнет вопрос о субъектности робота - есть ли у него права и обязанности. Интересно, что лучше всего к этому готово англий­ское право, ведь оно прецедентное, а в истории уже были суды над веща­ми - в XVI-XVII веках судили носы ко­раблей в виде мифологических героев за то, что они должны были принести удачу, но не справились».

Осознать астрал

По тому, как менялся тон научно- фантастических прогнозов, можно определить общее настроение эпохи. В 1960-х «большие идеи» рисовали мно­гообещающий образ будущего - перво­открыватели космоса планировали дальнейшие шаги с азартом и гумани­стическим пафосом. Но к концу XX века стали нарастать эсхатологическими предчувствиями. Обязательным эле­ментом стал мотив катастрофы - во­енной (ядерный кризис), технологиче­ской (угроза из космоса, биологические мутации), природной. Светлое будущее превратилось в постапокалипсис, где оставшиеся в живых адаптируются к неуютному, «оставленному Богом» миру. К слову, одним из немногих, кто отказывался верить в такое будущее, был оптимист Азимов. «Если США и СССР продолжат цепляться друг к другу, бесполез­но обсуждать, что будет в 2019 году. Поэтому давайте предположим, что ядерной войны не будет»,- писал он в 1983-м.

В целом число литературных про­гнозов идет на убыль, провоцируя рас­суждения о кризисе в научной фанта­стике. Причина в том, что поразить воображение читателя все труднее. Самые простодушные идеи писате­лей дискредитированы, самые эф­фектные - повторены и превзойдены в голливудских блокбастерах, самые реалистичные - сошли со страниц книг в обыденную жизнь. Чтобы стро­ить новую картину будущего, нужно осмыслить настоящее, а с этим мысли­телям любого профиля нелегко: гума­нитарные науки традиционно не успе­вают за развитием точных.

«Мы открестились от реальности фантастов-классиков, пошли в дру­гом направлении, поэтому сильно ощущается дефицит текстов, которые ставили бы вопросы нового поряд­ка. Последним шагом вперед была «Матрица», сформулировавшая, что вокруг нас не реальность, а фикция. Но тему пора развивать. Думаю, ка­чественные произведения появятся в ближайшие лет 10 - пройдет куль­турный шок от кибертехнологий, люди выстроят рациональные стра­тегии жизни, научатся существовать в смешанной реальности. Постоянная включенность в Сеть - это ведь прин­ципиально новое состояние. Самый похожий на него образ - Лапутяне из «Приключений Гулливера», кото­рые постоянно погружены в астрал, и, чтобы вернуть их в реальность, надо ударить их шаром по голове. Так и современного человека приходится трясти за руку, чтобы «выдернуть» из айфона, потому что слова он уже не слышит».

Пока же авторы снимают с себя от­ветственность за сюжет, добавляет со­беседник, - либо переносят действие в неопределенно далекий космос («твердая» фантастика), либо уходят в «ненаучное» фэнтези. «Есть наблюде­ние, что фильмы про вампиров и зомби в Голливуде идут волнами, это зависит от темпов роста экономики и самочув­ствия публики. То же касается фан­тастики: периоды технологических текстов сменяет мода на социально­-психологическое фэнтези, аппелирующее не к рацио читателя, а к более древней части мозга, восприимчивой к магии»,-отмечает Кузнецов.

Мечта с привкусом рекламы

И все же свято место пусто не бы­вает: попытки разглядеть будущее не прекращаются, только преемники Азимова и Кларка выбирают не ли­тературную карьеру, а специальную дисциплину - футурологию (futures studies). Спрос на ее представителей создают крупные корпорации, пере­хватывающие у национальных пра­вительств роль пионеров прогресса и не пропускающие мимо ни одной свежей идеи. Microsoft, Apple, Google собирают футурологов на конференции, заказы­вают работы в жанре дизайн-фикшн. Задача - не только просчитать реак­цию рынка на готовящийся к выходу продукт, но и подтолкнуть аудиторию в нужном направлении, формируя «правильные» ожидания. В результате за прогнозы сегодня отвечают не меч­татели с художественным мышлени­ем, а фактически пиарщики.

Самый медийно раскручен­ный футуролог - сотрудничающий с Google Рэй Курцвейл. Каждое его выступление оборачивается фейер­верком технооптимизма. По мнению Курцвейла, в нынешнем году прово­дная электроника должна уйти в про­шлое, в следующем - возможности ПК сравняются с человеческим мозгом. К 2027-му он пообещал каждому пер­сонального робота, к 2033-му - пол­ностью беспилотный автотранспорт, к 2039-му - имплантацию в мозг на­нокомпьютеров, к 2042-му - дости­жение бессмертия за счет контроля подкожными чипами иммунных про­цессов, к 2045-му - технологическую сингулярность, превращение Земли в глобальный компьютер. От Курцвейла старается не отста­вать физик Митио Каку. По его сло­вам, в будущем стены квартир и даже листы бумаги будут представлять со­бой ЖК-дисплеи. Значение слова «ком­пьютер» отпадет, потому что в мире не останется некомпьютеров. Эмоции, воспоминания и сны будут оцифрова­ны и смогут быть переданы по Сети. Искусственный интеллект сотрет гра­ницы между языками (контактные линзы будут мгновенно проецировать перевод на сетчатку глаза) и отменит процесс старения путем корректиров­ки возрастных изменений в ДНК.

Прежние и современные про­гнозы роднит обязательный элемент «волшебства», только в XX веке счи­талось, что его обеспечит революци­онный источник энергии, а сегодня в роли «палочки-выручалочки» высту­пает искусственный интеллект. Есть и другие отличия. «Прогнозирование стало рациональнее - футурологи, например, учитывают, в какие стар­тапы вкладываются средства, - отмечает Кузнецов. - Тот же Курцвейл ба­лансирует на тонком льду: на первый взгляд говорит странности, но на по­верку всё оказывается приземленнее. Дело в формулировках. Земля как единый компьютер к 2045 году - это не полумистический образ высшего разума. Речь о компьютерных систе­мах, сводящих воедино множество алгоритмов. И это реально: если сейчас ал­горитмы «Яндекса» прокладывают маршрут московским водителям, по сути, регулируя трафик в городе, то за 20 лет распространить это до масштабов планеты нетрудно. А что до «технологической сингулярности», то для физиков сингулярность - это просто место, где не действуют наши представления о времени и простран­стве. И здесь тоже трудно поспорить: для описания мира в 2045 году дей­ствительно потребуются новые тер­мины и законы».

Главный вывод, который можно сделать из высказываний современных футурологов, - образ будущего снова меняется, что стало следствием оче­редного ускорения технического про­гресса. Космос, гаджеты, медицина: новости о достижениях поступают ото­всюду, подстегивая моду на научпоп. «Мы прошли волну техно­разочарования и сейчас хотим полу­чить позитивное подкрепление сегод­няшних трендов - мол, все эти гаджеты презентуют не зря, это пролог к чему- то великому, - объясняет Кузнецов.- Однако возрождения позитивистского идеализма 1960-х тоже не будет. Он был слишком философичным, сейчас же об­разы будущего замкнуты на теме тех­нологий: мы снова уверовали, что все проблемы может решить некий чудо - девайс. В этой картине мира не хватает здорового скепсиса и разговора о ри­сках. Ведь самое ценное в прогнозах - выдать обществу предупреждение, чтобы оно вовремя среагировало и вы­работало антидоты».

Как работают футурологи

Термин «футурология» появился в 1943 году, а научный инструмен­тарий новой дисциплины, поначалу считавшейся ветвью социологии, сложился в 1970-е годы. В СССР она называлась «прогностика». Главное отличие футурологов от предсказателей прошлого - при­влечение математических методов. Широко используется статисти­ческий анализ (вероятностный, регрессионный, корреляционный, морфологический, кластерный), в том числе с применением компью­терных программ. Важной состав­ляющей считается групповая работа для взаимной сверки прогнозов (опросы с помощью метода Дельфи, мозговые штурмы, моделирование). При этом не отменен и традицион­ный метод «пальцем в небо» - так называемое интуитивное прогнози­рование. Сегодня футурологи трудятся при университетах, защищают диссер­тации, издают книги, встречаются в рамках профессиональных объеди­нений - Всемирной федерации футурологии. Всемирного общества будущего. Иногда на их деятельность смотрят скептически: мол. все это псевдонаука, а будущее непредска­зуемо по определению.

Регресс в головах

Но даже при верной оценке глобаль­ных трендов пророчества обречены на фундаментальную ошибку. Сам метод линейного продолжения в бу­дущее знакомой автору реальности предполагает концентрацию на коли­чественных «апгрейдах», угадать же качественные сдвиги, происходящие при накоплении критической массы перемен, у него нет шансов. Наглядный образ - ретрофутуристические рисунки пековой давности, где рядом с невиданными машинами и аппа­ратами изображены современники художников: мужчины во фраках и с бакенбардами, дамы в кружевных платьях.

Сегодняшние прогнозы воспро­изводят ту же логику, уверен Евгений Кузнецов: «Рисуя будущее как усовер­шенствованное настоящее, прогнози­сты не учитывают обратное влияние технологий на общество, возникнове­ние у человека принципиально иных возможностей. Сейчас мы живем в мире, который никто не смог пред­видеть, и наши потомки скажут то же самое». Примеры сказанного «рассыпаны» повсюду в нашей жизни. Появление новых каналов связи меняет разговорный язык, этикет, представления о любви и дружбе. Скоростные виды транспорта подстегивают миграцион­ные  волны, создавая новые экономи­ческие связи и смешение культур.

По словам Кузнецова, главное из подобных изменений - продление человеческой жизни в результате раз­вития медицины. «Сегодня каждый может прожить несколько эпизодов, раньше занимавших целую жизнь,- говорит эксперт. - Люди в возрасте, который раньше считался пожилым, осваивают новую профессию и еще 20-30 лет реализуют другую сторо­ну своей личности. Деформируются жизненные стратегии: когда заво­дить семью, сколько иметь детей. Это постепенно осознается как про­блема лонгевики - психологической адаптации к долгой жизни. Здесь, как ни странно, образцом могут по­служить эльфы Толкисна, демонстри­рующие, что долгожитель не должен быть обуреваем страстями, хотеть всего и сразу, - тогда он слишком бы­стро пресытится». Любовь Кихней, в свою очередь, полагает, что самый глубокий отпеча­ток на общество накладывает измене­ние информационной среды: «Всегда люди ориентировались на систему ав­торитетов, но сегодня это потеряно - знания растворены в Сети, и каждый мнит себя специалистом. Студенты не верят преподавателю, пациенты - врачу. Это то, чего фантасты никак не предполагали. Герои Оруэлла и За­мятина по крупицам пытались найти правду - сегодня же мы тонем в пото­ках информации, а понятие истины стерлось».

В этих условиях разгадка будуще­го кроется в ответе на вопрос: как из­менится социум? «Обещания новых технологий - уже пройденный этап, сегодня прогнозы нужно дополнять социологическим анализом, - уве­рен Кузнецов.- Ведь то, что поначалу выглядит несерьезно, в итоге может перевернуть ход истории. Так было в начале прошлого века: пока фанта­сты предвкушали всеобщее благоден­ствие, общество не выдержало темпов урбанизации, массового превращения крестьян в пролетариат, появления образованного городского слоя, и ре­зультатом стала серия кровавых войн и революций. Сегодня тоже мало кто осознает, как глубоко мы вторглись в человеческое сознание, как сильно деформировали общественную ткань. Генная инженерия, тотальная роботи­зация - эти тренды с неизбежностью вызовут турбулентность в мире. Во­просы подоспели, на них нужны от­веты не из области сказок. Пусть мы не найдем готовых рецептов, но ценен сам процесс рефлексии».

Иван Дмитриенко

Источник: журнал «Профиль» №40 2019

Комментарии Написать свой комментарий

К этой статье пока нет комментариев, но вы можете оставить свой

1.0x