Авторский блог Владислав Шурыгин 22:40 14 февраля 1996

У Пянджа, на русской границе

201 дивизия — форпост России в Средней Азии

— ...Сколько осталось доски на складе? Сколько? И все? Ну ничего.. Сейчас подойдет к тебе женщина. Мария Степановна. У нее муж умер. Ветеран Великой Отечественной. Военный пенсионер. Надо выделить доски на гроб. Понял? Выполняй.

— ...Почему боекомплект не завезли? У вас завтра боевые стрельбы. Вы что, из пальца палить собираетесь? Чтобья к утру был доставлен и загружен в технику!

— Начальника разведки ко мне!

Комдив устало откинулся на спинку.кресла. Закурил, посмотрел за окно. Там солдаты красили ограду, ловко орудуя кистями и облекая выцветший за осень и зиму забор в яркий, чистый цвет. Весна на носу.

Комдив здесь уже девятый год. Дольше, пожалуй, в дивизии никто и не служит. Девять лет — целая эпоха. Когда-то выведенная из Афганистана, кадрированная «двести первая», казалось, на долгие времена погрузилась в спячку небытия на окраине великой Империи. Афганский поход закончился, другой войны в этом регионе не предвиделось...

Но в 1992 году под огнем «вовчи-ков» — таджикских фундаменталистов, стремящихся сокрушить республику — «двести первая» вновь продолжила боевую биографию. Продолжила без солдат: российских давно не было, а местные призывники сплошь и рядом были из тех же «вов-чиков» и потому служить не шли, разбегались. Офицеры дивизии сами шли в экипажи танков, БМП, расчеты орудий, караулы и ударные группы.

Задача была одна—не дать захватить «вовчикам» дивизию, разграбить, вывезти технику. Комдив на всю жизнь запомнил те месяцы, когда сам в бронежилете, с автоматом ночевал в кабинете. Когда танковым расчетом командовал майор — комбат, а механиком-водителем садился старший лейтенант — ротный. Он помнит те ночи, когда ждали штурма и, уже попрощавшись друг с другом, расходились по кабинетам штаба, превращенного с помощью мешков с песком в маленькую крепость.

Комдив помнит, как сел в аэропорту первый борт с контрактниками из России. И сухая кость сокращенной, «мумифицированной» дивизии начала оживать, покрываться свежими сильными тканями, крепнуть мускулатурой. Как роты опять становились ротами, батальоны — батальонами, полки — полками.

Помнит и то, как впервые, после долгих месяцев обороны, жизни в осаде, дивизия грозно и страшно вышла из казарм и капониров. И как дали деру, .покатились к границе «вовчики», бросая технику, вооружение, убитых, раненых. И как впервые по всем телеканалам и во всех газетах прозвучало название новойлоли-тической силы, вдруг возникшей в охваченной огнем советской Средней Азии: 201-я мотострелковая Российская дивизия.

Тогда он еще не был комдивом, начальником штаба дивизии. Сегодня генерал-майор Святослав Адамович Набздоров — командир «201-й МСД», как начертано на нарукавных шевронах солдат и офицеров дивизии.

Генерал Набздоров сегодня, наверное, единственный комдив, который с полной ответственностью может таковым себя называть, ведь у него в подчинении не полторы-две тысячи набранных с бору по сосенке, необученных солдат, как это сплошь и рядом сейчас в России, а полнокровная, обученная, отмобилизованная дивизия, готовая в любой момент нанести удар по врагу, если он объявится.

201-я—особое соединение, может быть, единственная сегодня по-настоящему профессиональная дивизия. Основу ее составляют контрактники — тридцати- сорокалетние мужики со всех концов России, пришедшие сюда служить по договору. И когда живешь в боевых подразделениях дивизии, то не раз ловишь себя на странном ощущении, будто попал не то в прошлый век, не то в годы Великой Отечественной, когда вместо привычных восемнадцати-двадцати-летних мальчишек вокруг вполне взрослые и серьезные мужчины. Когда, например, молодого старлея-ротного опекает «ординарец» — тридцатипятилетний седой сержант родом из далекого Архангельска.

И все же главное значение дивизии — иное. Она — форпост России в Средней Азии. Последний форпост. России больше нет ни в Узбекистане, ни в Туркмении, ни в Киргизии, ни в Казахстане: предательством Горбачева и Ельцина она вышвырнута из Средней Азии. И ее позиции торопливо занимают теперь Турция, Иран, афганские моджахеды. И лишь здесь, в Таджикистане, русская речь, русское оружие, русская политика стоят неколебимо. Сегодня 201-я МСД, пожалуй, самое мощное военное соединение в регионе. И потому с ним считаются. Батальоны дивизии прикрывают таджико-афганскую границу, усиливая пограничников своей мощью. Дивизия отправляет и сопровождает колонны с мукой и медикаментами на Хорог, прикрывает технотронный Нурек и золотые прииски.

Конечно, есть здесь, в Душанбе, Российское посольство, есть посол, есть его аппарат, и все же генерал Набздоров — фигура в регионе куда более заметная. В старину его бы назвали русским наместником — была такая должность при царе. Тогда политика была чем-то похожа на нынешнюю — Россия не вмешивалась в местные обычаи и уклад жизни. Она лишь обеспечивала военное прикрытие границ империи, функционирование русской колонии и обеспечение российских интересов — экономических, политических, духовных. Сегодня, увы, от всего этого перечня осталась лишь военная функция, прозванная почему-то «миротворчеством». Обо всем остальном официальная Москва печется несильно. Все остальное комдиву приходилось делать на свой страх и риск.

Вести разведку. Военную и политическую, ведь никто не положит теперь на стол перед генералом сводку о настроениях в отрядах Резвона или распечатку разговора лидера оппозиционной Нури по радиотелефону с кем-то из правительственных чиновников. Нет теперь здесь таких сил. Нет всемогущего когда-то КГБ, нет службы внешней разведки. И потому войсковому майору, начальнику разведки дивизии приходится не только учить своих бойцов, как устраивать мцев, интересы Ахмад Шаха и генерала Достума, Британии и Америки, Турции и исмаилитов Ага-Хана.

Комдив здесь девять лет. Он хорошо изучил Восток, генерал Набздоров.

А еще он очень хорошо за эти годы понял, что Родину, Россию каждый несет в себе. И каждый сам отвечает перед своей землей, перед своим народом. Поэтому не смолкает эхо стрельбы на полигонах дивизии. Не обрастают жиром, на манер некоторых московских, здешние офицеры. Есть, кстати, особый, сложившийся веками тип русского «среднеазиатского» офицера: сухой, смуглый, выдубленный жарой и ледяными зимними ветрами. С каким-то особым, «вечным» здешним загаром, который за годы службы навсегда въедается в кожу. Таков сам комдив, таковы его офицеры.

Здесь, за тысячи километров от Москвы, они служат Родине. Служат так, как давно уже не умеют служить многие в ельцинской России, где полковники открывают бензоколонки, а майоры нанимаются бухгалтерами в вино-водочные магазины.

В Таджикистане честь и звание офицера — понятие особое. Культивируемое и сохраняемое. Ибо только честь и верность долгу помогают сохраниться человеку в экстремальной обстановке на войне. А 201 -я уже четвертый год именно на войне...

Под вечер комдив зашел в церковь. Полковую церковь, расположенную неподалеку от штаба дивизии. Своими руками строили ее солдаты: тяжело русскому человеку вдали от родной земли еще и без родной веры. Вот и взялись за храм: при клубе отгородили небольшой зал, своими руками собрали алтарь, привезли иконы, а некоторые из икон, с благословения полкового священника отца Николая, в миру — механика-водителя танка, с.постом и молитвой сами и расписали. Освятили церковь. И вот теперь здесь, в дивизии, второй в городе православный храм. Здесь крестят, исповедуются, молятся Богу.

Комдив молча постоял перед иконой Христа Спасителя. Потом взял свечу, затеплил огонек и поставил ее в простенький деревянный подсвечник. Может быть, за родных, может быть, за удачу армейскую, а может, за мать-Россию. Великую Россию. Сам комдив — белорус, но кто и когда разделял прежде Россию и Белорусг сию? Одно целое — Великая Русь. Здесь. Там. Везде!

1.0x