В издательстве "Тотенбург" выходит книга известного итальянского мыслителя-традиционалиста Юлиуса Эволы (1898–1974) "Личина и лик современного спиритуализма". Труд посвящён критическому анализу различных течений оккультизма и близких к нему явлений XX в. Автор последовательно рассматривает спиритуализм, попытки научных исследований экстрасенсорных («метапсихических») феноменов, теософизм, антропософию, сатанизм, учение Дж. Кришнамурти, современные течения магического и инициатического толка. Отдельная глава посвящена психоанализу как опасному для личности явлению. Также Ю. Эвола исследует устремления к «возвращению к природе» в связи с философией Ф. Ницше и возможности «традиционного» обновления современного католицизма. Автор не только вскрывает те недоразумения и опасности, которые представляют для современного человека разнообразные оккультные и околооккультные течения, но и излагает точку зрения традиционных метафизических учений на вопросы, связанные с уровнями человеческого сознания, посмертным существованием человеческой души, различными магическими практиками.
«Настало время, благоприятствующее разнообразным сомнительным начинаниям фальшивого мистицизма, причудливым образом смешивающим спиритуалистические заблуждения с материалистической чувственностью. Спиритические силы проникают сегодня повсюду. Уже нельзя сказать, что в современном мире отсутствует сверхъестественное: оно присутствует везде во всем своем разнообразии. Великим злом современности является уже не материализм и сциентизм, а необузданная “духовность”. Однако из этого вовсе не следует действительного признания подлинно сверхъестественного. “Тайной” окутано все – она проникает в темные глубины “Я” и превращает их пустыню; она доходит до центра разума, который и изгоняет из его владений. Ее готовы искать где угодно, кроме того божественного порядка, где она реально пребывает».
Так довольно давно писал в своей неоднозначной книге «Защита Запада» католик Анри Массис[1]; но эти слова и по сей день сохраняют свое значение. Действительно, и сегодня существует множество групп, сект и движений, чья деятельность посвящена оккультному и «сверхъестественному». Оживляющиеся при каждом обострении кризиса западного мира, подобные течения находят многочисленных приверженцев – один только спиритизм насчитывает миллионы последователей. Вызывают интерес экзотические учения любого рода, и чем более странным и загадочным выглядит такое учение, тем более притягательным оно оказывается. Можно сказать, что в «спиритуализме» легко находит свое место любая чушь – различные адаптации йоги, разновидности фальшивой мистики, «оккультизм» маргинальных масонских лож, неорозенкрейцерство, основанные на пантеизме натуралистические и примитивистские течения, неогностицизм и астрологические фантазии, парапсихология, медиумизм и прочее, не говоря уже о настоящей мистификации. В общем, чтобы без труда вызвать интерес у доброй части наших современников, достаточно, чтобы нечто слегка отклонялось от того, что принято считать нормальным; чтобы в нем присутствовало что-то исключительное, таинственное, загадочное и иррациональное. Наконец, даже «наука» не избежала этой напасти: в некоторых ее ответвлениях, таких как психоанализ и «глубинная психология», дело нередко кончается беспорядочным вторжением в пограничные регионы «Я» и сознательной личности. Вдобавок наблюдается следующий парадокс: именно представители тех «позитивистских» наук, которые в целях самооправдания и укрепления своих позиций систематически отрицают всякое мировоззрение, содержащее сверхчувственные элементы, сегодня нередко выказывают удивительное снисхождение к примитивным формам неоспиритуализма. Они злоупотребляют своей репутацией, заработанной серьезными исследованиями в тех областях, где они действительно компетентны, используя ее как подтверждение ценности подобных форм, и превращают ее в опасный инструмент искушения и пропаганды: типичен случай физиков Крукса и Лоджа, увлекшихся спиритизмом. В результате обширные области западного мира накрывает волна духовного хаоса, что странным образом делает его похожим на подвергшийся влиянию Азии мир периода эллинистического упадка. Повсюду хватает разномастных мессий, на любой вкус и цвет.
Прежде всего следует сориентироваться и уяснить основные причины этого явления.
Первой очевидной чертой является общее стремление к бегству от реальности[2]. Несомненно, что в одном из аспектов неоспиритуализма отражается общая тенденция, заставляющая человека бежать от окружающего мира, от тех удушающих форм, которые обрели нынешние цивилизация и культура современного Запада, что в предельных случаях приводит к наркомании, анархистским взрывам, пандемии секса, распространению разнообразных форм невротической компенсации.
Впрочем, это стремление можно признать до некоторой степени оправданным. Неоспиритуализм не случайно возникает одновременно с утверждением материалистического и позитивистского взгляда на мир и на человека, убожество и бездушность коего роднит его с рационализмом, притязанием отвлеченного рассудка на то, чтобы упразднить или упорядочить все, что относится к глубочайшим слоям бытия или психики. В то же время стоит отметить исчезновение форм традиционной цивилизации в высшем смысле, способной открыть реальный доступ к высшему миру. В случае Запада речь идет прежде всего о возобладавшей там религии, христианстве, которое фактически перестало быть живым, поскольку уже не может обеспечить точки отчета подлинной трансцендентности, ибо современное католичество свелось, с одной стороны, к инертной теолого-догматической структуре, а с другой – к церковной набожности и морализму мелкобуржуазного типа, что закончилось разговорами о «смерти Бога» и требованиями демифологизировать религию, низводящими весь ее смысл до общественной деятельности (как это происходит, например, в так называемом «безбожном христианстве»).
Но если позитивная религия[3] перестала исполнять свою высшую функцию, если кажется, что она уже слишком мало может предложить тому, кто взыскует не просто «веры», не моралистического буржуазно-социального одомашнивания человеческого животного, но чает, пусть даже смутно, освобождающего духовного опыта, то подрывные максимы новейших идеологий, согласно которым начало и конец человека ограничены этим земным существованием, а его целью является построение общества массового производства и благосостояния, в итоге превращают жизнь в нечто пресное и скучное, за что в любом случае приходится расплачиваться ограничениями и многочисленными увечьями для личности, и что неизбежно приводит к нетерпимости и бунту.
Исключая случаи полной деградации, вызванной определенными процессами, в глубине человеческой природы всегда сохраняется потребность в «ином» и даже, в пределе, в сверхъестественном. Эту потребность можно придушить только до определенной степени. В последнее время в силу вышеуказанных факторов эти удушающие тиски сжимаются. Отсюда во многих людях зарождается стремление, находящее свое удовлетворение и выход во всем том, что предлагает неоспиритуализм, в определенной степени претендуя на новизну; в идеях, которые, как кажется, открывают доступ к более широкой реальности, и не только теоретически, но прежде всего в качестве живого духовного опыта. Тот факт, что в последнее время наконец начали признавать – пусть даже спорадически – «сверхъестественное» как проявление сил, законов и возможностей, выходящих за пределы, установленные в прежний позитивистский период, часто становится решающим фактором, позволяющим перенаправить то стремление к бегству, которым мы намереваемся здесь заняться, в совершенно определенное русло.
Последним, но немаловажным фактором стало знакомство с учениями преимущественно восточного происхождения, сулящими гораздо больше, чем западные позитивные религии. Однако это знакомство более не ограничивается проявлениями высшей культуры – в первую очередь распространяются ее поздние, увядшие и выхолощенные формы.
Таковы в общем те «ситуационные» обстоятельства, которым мы обязаны распространением неоспиритуализма, каковой, как мы уже отмечали в другом месте[4], в целом несет черты того, что Освальд Шпенглер назвал «второй религиозностью»: она проявляется не в период расцвета органической, качественной и духовной цивилизации в ее центре, а на обочине сумеречной и разлагающейся цивилизации – и она же присуща тому частному случаю, который тот же Шпенглер назвал «закатом Европы».
Теперь необходимо определить основные точки отсчета, позволяющие занять верную позицию по отношению к различным формам неоспиритуализма и родственным ему течениям.
В этом отношении необходимо подчеркнуть, что нас прежде всего интересуют не чисто теоретические аспекты неоспиритуализма, но те его тенденции, которые вольно или невольно способствуют пробуждению «запредельных» сил и открывают индивидам и целым группам возможности контакта с ними, культивируя экстраординарные возможности сознания.
Очевидно, что предпосылкой этой деятельности является предположение о том, что подобные влияния и возможности являются столь же реальными, как и формы физической реальности и обычной психики. Тем или иным образом в каждой нормальной и полноценной цивилизации этот факт всегда признавался, а отрицается он только в краткий период торжества западного «позитивизма». Сегодня, однако, стоит сделать еще один шаг и выйти за рамки признания сверхъестественного исключительно в психологическом, или, лучше сказать, психологистическом[5] смысле, ограничивающимся областью психиатрии и психоанализа в общем. Нас интересуют те сферы, в которых «духовное» следует понимать в онтологическом смысле, то есть как непосредственную реальность. В ином случае говорить о потенциальной опасности «духовного» (или спиритуализма) и «сверхъестественного» или не имеет смысла, или эта проблема носит крайне банальный характер: все свелось бы к разговору о фантазиях, паранойях и выдумках, порожденных неуравновешенным и «расшатанным» сознанием, что не должно вызывать особого беспокойства.
Здесь нужно обратиться к личности как таковой. Соприкосновение с «духовным» и его проявление может представлять существенную опасность для человека в том смысле, что оно может привести к утере внутреннего единства, самообладания, утрате способности к самосознанию, ясному видению и независимому действию, каковые составляют саму суть личности.
В мире чувственных вещей, поддающихся измерению, в мире чисто логического мышления, практического действия и всего того, что в целом связано с физическими чувствами и мозговой деятельностью, личность в ее современной форме ощущает себя как дома, стоит на твердой почве. Но в «духовном» мире она подвергается постоянному риску, возвращается в проблематичное состояние, поскольку в этом мире нет привычных и необходимых для нее опор, ибо сама эта личность обусловлена физическим телом.
Неслучайно многие сегодняшние приверженцы «спиритуализма» не обладают ярко выраженной личностью (показателен большой процент женщин среди них), тогда как сильные личности с твердым самосознанием предпочитают придерживаться «позитивных» вещей и питают ко всему необычному необоримую неприязнь, служащую им своего рода алиби. Нужно понимать, что эта неприязнь, это отторжение являются ничем иным, как бессознательным проявлением в них инстинкта духовной защиты. Более слабые личности, у которых этот инстинкт отсутствует или приглушен, более предрасположены к принятию и безрассудному культивированию идей и тенденций, опасности которых они не осознают.
Подобные люди считают, что все, хоть в чем-то выходящее за рамки привычного им мира, уже тем самым является чем-то высшим, наделено более высоким статусом. Подталкиваемые потребностью в «ином», движимые импульсом к бегству от действительности, они вступают на любой путь, не замечая, насколько часто оказываются втянутыми в орбиту сил, находящихся не выше, а ниже уровня, занимаемого человеком как личностью.
Это крайне важный момент: необходимо ясно распознавать ситуации, в которых, несмотря на видимость и личину, неоспиритуализм на самом деле может обладать регрессивным характером, а «духовное» – являться не «сверхъестественным», но «подъестественным» (infranaturale) в самом прямом и конкретном смысле, а не просто чисто доктринально-интеллектуальным заблуждением.
Чтобы составить некое представление о тех влияниях, которым может подвергаться человек, открываясь не миру горнему, но низшим мирам, выходя за пределы обычного не в восходящем, а в нисходящем направлении, будет уместным для начала четко определить то, что в самом широком смысле следует понимать под «природой», естественным. Когда сегодня говорят о «природе», подразумевают физический мир в целом, доступный познанию любого человека при помощи пяти физических чувств и измеряемый точными науками. На самом же деле это всего лишь один из аспектов природы: образ, сложившийся на уровне человеческой личности, и, более того, на определенной стадии ее исторического развития, как опыт, присущий именно этому уровню и этой стадии. Человек воспринимает природу в этих четко определенных формах физической реальности, поскольку сам он отделен, оторван от нее; настолько свободен по отношению к ней, что способен ощущать ее как внешнее, как «не-Я». Между тем природа в себе не является этим проявлением в пространстве: напротив, познать ее можно там, где это ощущение внешнего приглушается, состояние ясного бодрствующего сознания ослабевает, сменяясь состояниями, при которых различия между объективным и субъективным, «внутренним» и «внешним» почти стираются. Здесь начинаются первые области «невидимого» и «психического» мира, которые как таковые не просто относятся к «природе», естественному, но относятся как раз к ней по преимуществу, не имея ничего общего со «сверхъестественным», надприродным. Объективные научные исследования материи и энергии по сути затягивают человека в своего рода заколдованный круг, созданный им самим же. Выйти из этого круга и постичь природу в себе может только тот, кто проделает обратный путь от сформированного личного сознания к подсознанию – путь, начинающийся со смутных органических ощущений, где всплывают психические комплексы и механизмы, находящиеся в свободном состоянии, т. е. не подчиненные мозговому контролю, и ведущий в глубины физического подсознания.
Некоторые новейшие исследования нашли средства, позволяющие распознать этот процесс регрессии в том числе с опытной точки зрения. Специально вызванная местная анестезия позволяет проследить то, что происходит с психическими функциями, когда последовательно нейтрализуются слои мозговой коры, начиная от наиболее внешних и сформировавшихся относительно недавно, и заканчивая расположенными в самой глубине и наиболее древними – вплоть до полной приостановки мозговой деятельности и перехода к симпатической системе, которая, как оказалось, также связана с некоторыми формами сознания. Первыми исчезают представления о пространстве, времени и причинности, то есть основополагающие для бодрствующего сознания представления, на которых строится его восприятие природы и образуются логические цепочки. По мере продвижения в более глубокие слои обычное ясное сознание «Я» затихает, и мы достигаем порога, за которым начинается деятельность бессознательных функций, непосредственно связанных с вегетативной жизнью. Именно здесь заканчивается «личность» и начинается область безличного, «природы».
Если не принимать в расчет народные и фольклорные суеверия и отчасти поэтические образы, то, что в древности называли гениями, стихийными духами, природными божествами и так далее, не сводилось к банальным сказкам: речь шла об «имагинациях» – т. е. образах, порождаемых в определенных условиях способностью, аналогичной той, которая проявляется в сновидениях и связана с деятельностью симпатической части вегетативной системы. Впрочем, как и сновидческие образы, они представляют собой нечто вроде инсценировки смутных психических переживаний, вызванных контактом с теми силами, чьим простым проявлением являются видимые формы, сущности и природные законы.
Равным образом феномены как так называемого «естественного» ясновидения, так и ясновидения сомнамбулического связаны с нейтрализацией или подавлением сознательной мозговой деятельности, которая у некоторых людей в определенных условиях не угасает окончательно, а продолжает функционировать, но только на уровне симпатической системы. В этом случае основные центры этой системы – главным образом солнечное сплетение – начинают работать как сенсорные элементы и исполнять функции мозга, однако без помощи физических чувств в узком смысле; на основе стимулов и ощущений, привходящих не извне, а изнутри. Естественно, в зависимости от обстоятельств плоды такой деятельности имеют более или менее непосредственный характер, то есть в той или иной степени смешаны с теми формами, которые используются для передачи и осознания впечатлений и которые до той или иной степени сформированы присущими мозгу представлениями о пространстве и времени[6]. Однако, несмотря на огромное количество шлака, эти явления иногда демонстрируют неоспоримо объективный характер, что подтверждается совпадением данных, полученных подобным образом, с данными, доступными проверке на уровне физического опыта, анализируемого и упорядочиваемого бодрствующим сознанием.
Это уже дает нам точку отсчета. Существует обширная «психическая», «оккультная» область, отличная от области повседневного сознания, которая также по-своему реальна (т. е. не является «субъективной иллюзией» или «галлюцинацией»), но каковую нельзя путать с областью «духовной» в подлинном смысле этого слова, и, тем более, со «сверхъестественной». С большим основанием здесь можно говорить о «подъестественном», и тот, кто пассивно, «экстатически» открывается этой области, в действительности регрессирует, спускается с более высокого уровня на более низкий.
Реальной мерой подлинной духовности для человека должно быть ясное, активное, отчетливое состояние сознания, в котором он пребывает, когда объективно исследует внешнюю реальность, формулирует термины логического мышления, математической дедукции или принимает решения в этической области. То место, которое он завоевал в иерархии существ, заработано именно этой его способностью. Когда же он спускается в области туманного мистицизма, пантеистического расслоения сознания и в феноменологию, – сколь бы сенсационным ни выглядели явления, подтверждаемые в состояниях регрессии, психического ступора, транса – он не поднимается по шкале духовности, а спускается по ней, все больше утрачивая дух. Он не преодолевает «природу», но позволяет ей вновь поработить себя, и, более того превращает себя в орудие низших сил, скрытых в ее формах.
Только теперь можно составить представление об ином, противоположном духовном направлении, которое позволит выявить то, что может быть ценного в «спиритуализме», открыть в нем хоть что-то тому, кто, обладая надлежащими призванием и подготовкой, ищет «трансцендентности», чего-то высшего по сравнению с тем, что может предложить современный взгляд на мир и на человека; тому, кто ищет пространства, где он смог бы осуществить свою высшую свободу за пределами всякой обусловленности и бессмысленности современного существования, а также остаточных форм религиозной жизни. В принципе речь идет о потребности в пути, открывающем дорогу к переживаниям, которые вместо того, чтобы «редуцировать» сознание, могли бы преобразовать его в сверхсознание; вместо утраты ясного самосознания, каковое здоровый, бодрствующий человек довольно легко сохраняет среди материальных вещей и в практической деятельности, поднять его до высшего уровня, не искажая основ, на которых зиждется сущность личности, но, напротив, интегрируя их. Путь к опыту подобного рода является путем к истинно сверхъестественному. Но этот путь сложен и для большинства выглядит мало привлекательным. Он предполагает настрой, противоположный тому, который воодушевляет энтузиастов «спиритуализма», а также людей, движимых лишь смутным импульсом к бегству от действительности. Он предполагает волю к аскезе в изначальном смысле этого слова, отличном от более позднего его понимания в чисто монашеском ключе как подавления.
Трудно вернуть современному мышлению способность рассуждать и оценивать, опираясь на внутренний мир, а не на видимое, «явленное» или чувственное. Еще сложнее после опустошений, проделанных биологизмом, антропологизмом и эволюционизмом, вернуть ему понимание того, чем было и по сей день номинально является католическое учение – учение, говорящее о сверхъестественном достоинстве и предназначении человека.
Однако именно это и является основополагающим моментом для понимания того круга идей, о которых мы ведем здесь речь. Только обладающий таким пониманием способен осознать, что во всем, выходящем за пределы материального, существуют две отдельные и, более того, противоположные области. Одна из них соответствует формам сознания, находящимся ниже порога бодрствующего сознания, присущего нормальной человеческой личности, и этот уровень является природным, естественным, в самом широком смысле этого слова. Другая же область – это область сверхъестественного. Человек пребывает между двумя этими регионами, и, выходя из привычного состояния покоя или шаткого равновесия, может притягиваться к одному или другому полюсу. Согласно вышеупомянутому учению о сверхъестественном достоинстве и предназначении человека он не принадлежит «природе» ни в материалистическом смысле эволюционизма и дарвинизма, ни в «спиритуалистическом» смысле пантеизма и родственных ему концепций. Как личность он уже изначально стоит выше мира мистических душ вещей и стихий, т. е. всего того, что представляет собой нерасчлененная «космичность», и его восприятие физического, природного мира, окружающей его грубой действительности, объективной в пространстве, как и его способность к логически связанному мышлению, является свидетельством своего рода очищения и освобождения от этого мира, несмотря на ограничение горизонтов и возможностей, накладываемых этой способностью[7]. Если же он возвращается в «природное», естественное состояние, то тем самым он предает, отрекается от своего сверхъестественного предназначения – уступает свою «душу». Сознательно или бессознательно он выбирает путь, ведущий вниз – в то время как вера в свою цель могла бы открыть ему возможность выйти за пределы всякого обусловленного состояния во имя достижения «космического», что бы под этим ни подразумевалось.
Этого схематического описания достаточно для того, чтобы сориентироваться перед лицом разнообразных течений «спиритуализма». Дальнейшая критика каждого из них приведет к постепенному уточнению и интеграции этих позиций и, одновременно, позволит вычленить в них возможные положительные элементы.
[1] H. Massis, Défense de l’Occident, Paris, 1927, p. 245. Все примечания, кроме особо обговоренных, сделаны Ю. Эволой. – Прим. ред.
Анри Массис (Henri Massis) (1886–1970), французский писатель-католик, эссеист, литературный критик, член Французской Академии (1960). Призывал к возрождению католицизма и занимался распространением христианской политической философии. Его книга «Защита Запада» подверглась критике в работе Р. Генона «Кризис современного мира» – Прим. ред.
[2] Здесь и далее курсив оригинала. – Прим. ред.
[3] Автор не объясняет, что он имеет в виду под «позитивной религией». В философии Гегеля это религия, имеющая конкретного исторического основателя и четкую систему правил. – Прим. перев.
[4] См. нашу книгу Cavalcare la Tigre, 2 ed., Milano, 1971, p. 29.
См. современное издание: Эвола Ю. Оседлать тигра. СПб., 2005. – Прим. ред.
[5] Психологистический – относящийся к психологизму – объяснению явлений и сущностей работой индивидуального или коллективного сознания. – Прим. перев.
[6] Это ясно видел еще Шопенгауэр (см. A. Schopenhauer, Parerga und Paralipomena, ed. 1851, v. I, pp. 231–233).
[7] С этой точкой зрения связано буддийское учение, согласно которому «боги» (понимаемые как «природные» силы), если желают «освобождения», должны сначала пройти через человеческое состояние, в котором достигнут «пробуждения». Далее, на то же самое указывает герметическое учение о превосходстве человека над богами как «господина двух природ», но также и о постоянной опасности, которой он подвергается. Нужно заметить – и далее мы рассмотрим это подробнее – что в противоположность идеалу «освобождения», тождественного идеалу полной реализации сверхъестественного предназначения человека, понятие «природы» должно включать также космическое и нечеловеческие состояния, находящиеся в обусловленном мире.
Перевод Виктории Ванюшкиной
