Щелкунчик торжественный, какой-то отстранённый глаз его вращается туда и сюда, да всё мимо меня, всё мимо. Он в полной выкладке, в сюртучке, в плюшевом креслице с высокой спинкой. Когтистые пальцы на лапах сжимаются и разжимаются. Словом, или кокса нюхнул, или волнуется сильно. Наверно, второе, потому что откуда же у попугая кокс?
– Ну что ж, мой дорогой мин херц, – начинает Щелкунчик, для порядка прокашлявшись. – Я думал и листал пыльную книжную суету… Выхода нет. Все вопросы, которые волновали человечество… Или считалось, что волновали… Будем честны перед собой – никого уже не волнуют. Поволновались, и хватит. Решения есть, и они неколебимы. Ну, пока что-нибудь не случится, что их поколеблет… Поэтому, мой дорогой верный хозяин, я ухожу…
Увидев моё намерение горячо возражать, попугай предупредил меня, поднимая разномастное крыло.
– Мне нечего сказать, сударь! А это главный из возможных поводов. Даже не так, хуже: мне незачем говорить!.. Во всяком случае, нужна пауза. Да, и на трёхсотлетнего интеллигента нападает иногда дурная блажь, нападает призрак надежд. Но практика лечит, практика лечит… Я тут освоил одно приложение и надиктовал несколько сумбурных мыслишек. Запятые поставьте сами. Всё слишком ясно, а ясность обязывает к молчанию. Будьте добры последние 38 капель на прощанье. Пусть эти 38 пузырей, распитых нами во имя 38 явлений блудного попугая на мутных волнах речений, останутся стоять здесь. Пока. Как стволы батареи, только что отсалютовавшие нашей приятной встрече. И нашему расставанию…
Секунду помолчав, он добавил:
– И вот что, мон ами. Верьте: я вернусь… А сейчас…
Щелкунчик вдруг резко и как-то диковинно взмахнул крыльями. Полетели по комнате несколько цветных перьев и попугай превратился в большого ворона.
– Оставим клоунаду, в конце концов, ты теперь мой друг.
Опрокинув свою мензурку в клюв, ворон хищно блеснул чёрным глазом, протянул крыло и похлопал меня по плечу.
– Ну-ну, дорогой мой, только без сцен. Отогните, пожалуйста, сеточку на балконе немного пошире…
И он улетел, дав полукруг над окрестной пятиэтажкой и, конечно, протянув резкое истошное «ка-ар!». Теперь, когда над моей головой появляется какой-нибудь чёрный ворон, я вспоминаю, что...
И в тот день в компе я нашёл страничку с текстом:
Время решённых вопросов
Думаю, что именно это состояние будущего имел в своей давней работе Фукуяма. Если вопросы решены, то история – та, какой мы привыкли её разуметь, – кончилась. Не будем углубляться в то, из чего нам вовек не выбраться. Просто констатируем, что время оценок кончилось. Наступило время ценностей, о чём говорю я с огромным опозданием. Старые ценности и отражающие их смыслы, наконец, обрели свою музейную сингулярность.
Действительно, ну какие вопросы мы, праздные, задавали? О боге? Этот вопрос решён: бога нет, хотя всякий думающий знает, что Он есть. Тем не менее, его нет.
О любви? Этот вопрос решён: любовь есть перевёрнутое с ног на голову либидо. Она есть корыстная заинтересованность, и только. И хотя всякий хочет, чтобы она была, её нет. Как и бог, она не может быть описана в практических понятиях.
О Родине? Прекратите. Есть только ваша короткая жизнь. Родину придумали чиновники и недоумки. Родина сегодня противоречит сама себе. Она – предприятие, и далеко не у каждого есть с ней договор.
Ну и так далее. «Культура»? – а что это? «Честь и достоинство»? – а как это? «Народ»? – а кто это? «Дружба»? – а зачем это? В целях управления и удовлетворения удобнее все ценности свести к одной. Сначала сводили к праву, теперь – к деньгам.
Если всё прежнее присутствует по временам в публичном дискурсе, это ни о чём не говорит. Значение имеет только частный разговор, как в Совдепии истины проговаривались на кухнях. А если ничто из названного не становится заметной стороной частных разговоров, значит, вопросы решены и все догадались, как именно. Я имею в виду явное большинство, демократическое.
Все вечные человеческие вопросы давно решены, просто решение оглашается по частям. Может быть, помните, Фёдор Михайлович уж очень часто в своих романах обращался к «вечным вопросам»? Это не случайно. Достоевский видел главное, и поэтому он ещё сохраняет актуальность: Достоевский увидел эту восходящую зарю нового. Его «Легенда о Великом Инквизиторе» попала не в бровь, а в глаз: духу мы предпочтём хлебы. И предпочли, и вопросы решились. Вместо Родины – лозунг, вместо любви – видео, вместо Бога – ликвидность.
Скучно, да? Да я, собственно, закругляюсь.
Философы веками твердили, что основной вопрос – это вопрос соотношения сознания и бытия. Если первично сознание, и определяет оно, то это один стиль мысли, образ жизни, политика. Если бытие определяет сознание, то – всё другое.
Так вот. Чаще всего, они брехали. Тем чаще, чем ближе к дням сегодняшним и чем дальше на Запад. Бытие и сознание определяется взаимно, диалектически.
Основной вопрос (не философии даже, а политики) это вопрос о человеке. Он – человек – что: цель или средство? То есть: история – цель она или средство?
Человек в истории всегда и цель, и средство. Всё дело в балансе: ближе к цели или ближе к средству. Если цели человеческой истории находятся вне планеты Земля, то всё человечество до выхода в космос – лишь средство. А если цели истории лежат на Земле – то, глядишь, человечество цель. Если только важен каждый.
Но, как говорилось, мы решили все вопросы. Соответственно. Но каждый может быть важен по-разному, опять-таки. Я имел в виду сверхценность «простой» человеческой души. Вот этого мира внутри человека, о котором говорили христиане и столь многие хорошие писатели. Но может быть важна ведь и ревизская душа – на современный лад, душа налого- и кредитоплательщика. И вот к ней совсем иные требования. Потому-то и умолкли настоящие христиане, от того-то и писатели сегодня взяли под козырёк. Но возвращаясь к совсем уж общему, к достоевскому-то человечеству, можно глядеть шире.
В Египте, как известно, стоят и поражают воображение пирамиды. Значит, как было дело? В головах фараона и приближённых жрецов родилась великая идея, богоугодный проект. Эйдос, так сказать. Гештальт. И население стало средством воплощения каменной стрелы в космос. Рабов нет, пирамиды есть. Улыбается Сфинкс и сохранилось имя фараона. Боги довольны.
Минуло около четырёх тысяч лет. Был период, когда подобных вещей не строили, лет так тысячи полторы. В это время было много нерешённых вопросов, но всё проходит, кроме пирамид. Вот что говорит сегодня Джеффри Сакс («РГ», 28 апреля с.г.): «…пандемия, вероятно, ускорит цифровую революцию, все её компоненты: связь 5G, роботизацию предприятий, технологии искусственного интеллекта и электронного правительства, цифровую торговлю и платежи».
Мне, книгочею, рассуждателю, писателю знаков человеческого алфавита, – место здесь где? В музее традиционалистских заблуждений?
Глобальный мир – это пирамида нового образца. На новых технологических основаниях, она имеет совсем иной вид. Но суть её та же, спросите у Гейтса.
И уже выяснилось, что размеры планеты подразумевают пирамиду определённого размера, и не больше. Что выбрать: количество или качество? Вопрос риторический.
Но как говорилось, мы решили все вопросы. Соответственно, мы решили и этот вопрос.
И поскольку, всё-таки, ценности соединились в деньгах, то человек получил равный им онтологический статус. То есть решено, что природа мира такова и смысл человека (если вычеркнуть всё лишнее) не выходит за рамки смысла денег. Это стоимость, и то стоимость. Это энергия, и то энергия. Значит, человек – средство, будущее человечества в космосе, в бессмертии… в чём-то нам, строителям-каменотёсам, непонятном.
То есть, что я хотел сказать-то?
Я хотел сказать, что сказать больше нечего. Коронакризис оповещает человечество, что оно достигло некоего предела, что мир давно играет не по тем правилам, которым нас учили. Техника отбрасывает «ненужные» вопросы. Она экономит время.
Отказавшись от духа, мы стали недостойны и хлеба – вот о чём, кажется, забыл сказать Достоевский.
И уже скоро право гражданства (и медицинского обслуживания) будет доступно лишь тем, кто, после уплаты всех налогов, не менее десяти процентов от своего частного дохода выплачивает по кредитной ставке. И при этом всегда находится в объективе той или иной скрытой или явной камеры.
Потому что вопросы-то все решены. А возразить, повторюсь, нам ничего. Дальше сознание будет определять небытие. Ну или ликвидность, помноженная на ноль, неизвестно, где находящаяся… Ну или стихия безликих цифр, кода, данных. Она распадается на дебетовую карту, кредитную историю, медицинскую страховку и брачный договор.
И мы оказываемся в мире, который дошёл до некоего крайнего полюса.
Кто знает: а не было ли именно это его давней целью и именно поэтому, наконец, не осталось вопросов? Какие же вопросы, когда есть чёткий алгоритм?..
Напоследок вспомню Сартра. Этот человек потратил огромное количество усилий на то, чтобы доказать: человек это то, чему присущи печаль, сомнение, способность идти против течения. Как раз эти качества отсутствуют у искусственного интеллекта, черты которого всё более приобретает и будет приобретать наша жизнь. Именно ИИ тот субъект, для которого все вопросы – решены.
