*
Августейшую пару кузенов, императора Николая II и короля Георга V, бывало, принимали за близнецов. Настолько они были схожи между собой ликами и фигурами, одинаковой стрижкой головы от лба до подбородка. Бывало, ради шутки, при встречах на Неве или Темзе тайком менялись одёжкой. И в свитах начинался переполох: Который наш!? Но стоило им заговорить… Нет, и голосами коронованные особы не различались. Разница проявлялась в том, что один с первых произнесённых им слов выдавал в себе англосакса, непоколебимо уверенного, что солнце над его троном не заходило с сотворения мира и не зайдёт даже в Судный день. Другой, судя по особенностям речи, мог быть только хозяином вотчины, размером с континент. Так самодержавно, мощно текло его тихое, неторопливое, почти лишённое эмоциональной окраски великорусское словотворение. Ничего удивительного: кровь-то у названных сродственников была разной. Передаётся она, как мы убедимся ниже, не напрямую от предков потомкам, а через фильтр родной земли. Если такое сито теряют родители, дети их рано или поздно становятся чужеземцами, отрезанными от корней. Укорять вольно или невольно «пересаженных» бессмысленно и бессердечно. Дай Бог пустить им новые корни и честно служить новой земле не во зло оставленной.
Однако прочь грусть! Перейдём к обещанному автором забавному случаю.
**
Однажды, вояжируя по Британским островам, Николай Александрович заглянул к Георгу Эдуардычу, в Букингемский дворец, надо полагать. Здесь, как принято при гостевании, отобедали, чем Бог послал главе Англиканской церкви, куртуазно беседуя. Слово за слово – коснулись темы национального характера. Первый (по социальному рангу) из бриттов высказал убеждение, что цивилизованный европеец всюду остаётся представителем своей страны, даже в мелочах поведения, куда бы, на сколь бы долгое время не заносили его обстоятельства. Те же приёмы жизни демонстрируют и продолжатели его рода на службе в колониях, в эмиграции.
- Не уверен, что такой линии поведения придерживаются всякие там поляки и прочие румыны, - добавил отпрыск королевы Виктории, чтобы смягчить категоричность своего утверждения, - но наши с тобой, брат Ник, нордические народы… - король продолжил мысль, не найдя нужных слов, жестом руки со столовым ножом в пальцах над тем местом, куда помещается корона.
- Не скажи, братец Егор, - по-русски возразил Хозяин Земли Русской и, спохватившись, перешёл на хороший английский. – Ай эм, дорогой мой кузен, почти стопроцентный немец, если судить по ветвям генеалогического древа. Но ничего немецкого в себе не чувствую. Я весь и во всём русский. Ещё есть у меня по родословцу королева Виктория, которая роднит нас, бразэ. Только что-то не наблюдается во мне ничего от потомков короля Артура, ай эм сорри.
Георг, который в отличие от Николая Второго, был только Пятым, вынужден был неохотно согласиться:
- Да, немцы… Они немцы… А одной только бабушки из Дома Виндзоров даже, I think, мало, чтобы почувствовать себя настоящим англичанином. Любой из полнокровных моих земляков повсюду и в десятом поколении останется англичанином.
- Уважаю твоё мнение, Пятый Георг, - как бы ошибочно, переставил слова в обращении высокий гость. – Но попытаюсь опровергнуть твои слова.
Император Всероссийский обратился к свитскому генералу, молодому горскому князю:
- Поди-ка, голубчик, разузнай, кто из моих подданных, из знатных лиц, британцем является.
Генерал возвратился нескоро, зашептал долго и быстро в спину полковника Николая Романова. Потом вернулся на своё место. А дальний родственник Петра Великого продолжил прерванную было беседу:
- Нашёлся-таки у моего величества англичанин. Не из камердинеров или толмачей, или негоциантов. Учёный муж, знатный почвовед в Петровско-Разумовском, что под боком у Порфироносной вдовы. Правда, батюшка его, то есть фазэ, в Россию из бывшей, - старательно подчеркнул Николай, - колонии твоего королевского величества переселился, но Вильямсы англичане. Старший – Роберт. А сын его, Уильям, стало быть, Робертович, уже на имя Василий откликается. В остальном русский, бьюсь об заклад, кузен.
Англичанин по-английски рассмеялся:
- Принимаю пари, кузен. Ставлю… Эх, пить, так пить брэнди! Ставлю нашу старую добрую гинею из моей коллекции.
- А с моей стороны – десять червонцев золотом. Едем немедля в Москву, брат Георг! Гинею не забудь, скупердяй, - последнее слово Николай произнёс по-русски и добавил: - посмотришь, брат, каков сей британец, Ё мазэ.
Кинг не всё понял, переспросил:
- Чью мать? Куда?
- Это так, брат, ради красного словца, рэд ворд.
Днями позже обе коронованные особы со свитами отплыли из Портсмута на яхте восточного монарха. Король счёл разумным сэкономить на британском угле, каждый ящик которого подвергался обсуждению в Парламенте, прежде чем его содержимое попадало во чрево дворцовых каминов.
***
Царь в сопровождении нескольких сановников и горстки высоких гостей из Туманного Альбиона появились в Петровско-Разумовском, не уведомив заранее институтское начальство о своём визите. Короткий автомобильный поезд под конногвардейским эскортом заметили из задних окон учебного корпуса, когда прибывшие высаживались на булыжное покрытие двора, обрамлённого домами разного назначения. Тут тебе и студенческие общежития, и столовая, и клуб, и квартиры профессуры. Зеваки сбежались моментально. Пока взволнованное начальство протискивалось сквозь толпу к нежданным визитёрам, кинг поспешил спросить, не обращаясь ни к кому лично, где здесь проживает англичанин Уильям Вильсон. Один из бородатых студентов, светлорусый, с лазурными глазами что-то ответил. Букингемский жилец разобрал только слово плиз, а кузен перевёл на лэнгвидж: «Русский учённый Василий Робертович Вильямс занимает апартаменты за этой вот дверью».
Сейчас мне надобно остановиться, чтобы пояснить читателю, из какого источника я почерпнул сведения о том, что произошло в описанном месте более века тому назад. Тот светловолосый студент, ученик Вильямса, в предназначенное Провидением время станет отцом моей Мамы, а внук его окажется любознательным. Он сохранит забавный случай в передаче деда. И мы посмотрим глазами очевидца, прислушаемся к давно умолкнувшим голосам…
Наружная дверь квартиры знаменитого почвоведа выходила в общий двор, отделившись от него крылечком. Выглядела на обшарпанной стене новенькой, только что из рук мастера. Скоро станет понятным почему в этом дверном проёме дерево рамы и створок не успевало состариться.
К счастью для народов двух союзных, по Антанте, стран, оба монарха замешкались сбоку от крыльца, уступаю друг другу честь подняться первым. Заминка спасла им… возможно, жизни. Ибо в глубине дома раздался дробный грохот, будто чугунный полый шар покатился сверху вниз. И в миг входную новоделку разнесло в щепы наружу. Вместительный бочонок, что пушечное ядро, вылетел, как из орудийного ствола, и, замедляя скорость, покатился под ноги толпы, сохранявшей почтительную дистанцию от высоких особ. Из круглого отверстия, под затычку, пузатого бочонка прощально выдохнуло пивным. Первые лица, оправившись от потрясения, оказались не робкого десятка. Отказавшись жестами от услуг верноподданных, они приблизились к развороченной по краям дыре. Взору открылась крутая деревянная лестница со сбитыми на плавном повороте ступенями. Пивной запах резко усилился, стал зримым, как лондонский туман или атмосфера в кабаках петербургских окраин.
На верхней лестничной площадке две пары августейших глаз различили господина в расхристанном халате, в мятых рубашке и портках. Плотная фигура, голова круглая, плешивая, опухшее лицо, очки с треснутым стеклом. Раздался голос международного хмельного тембра, затруднительно ворочавший русский язык:
- Кто такие? Сегодня не принимаю. Приходите завтра, господа студенты.
Видать не узнал. Монархи не обиделись. Как правило, редко узнаются воочию те, кого ранее видел только на портретах. Да и обстоятельства, понимаешь…
Хозяин страны и гость спустились с крыльца. Британец молча извлёк из кармана цивильного френча портмоне, выковырял из потайного от супруги карманчика блеснувшую золотом гинею. Также молча протянул её своему более удачливому на этот раз кузену. Тот принял молча же.
Когда братья расселись в кабриолете, Пятый Георг произнёс:
- Не гордись, Ник. Мы, британцы, употребляем гораздо больше спиртного, чем вы, раши. Но вы, прости за точность моего языка, нажираетесь враз, время от времени, по вдохновению, после покаянного воздержания. А мы принимаем виски ежедневно, строго ритмично. Потому и живём дольше, – помолчав, спросил: – Этот ваш… Уи… Василий Роберт..ов…вич чем прославлен кроме метания пивных бочек?
****
За ответом на заданный вопрос я отсылаю любознательных к справочникам, в которых размещена биография академика В.Р.Вильямса. А ниже расскажу, со слов моего деда, изучавшего почвоведение по лекциям сего учёного, чем был вызван описанный выше случай.
От англичанина у сына Роберта Вильямса к зрелым годам осталось разве что склонность к порядку, настрой на ритмы в жизнедеятельности. Раз в квартал, день в день, выговорив себе недельный отпуск в институте, он запирался в домашнем кабинете в компании полудюжины бутылок водки (не виски, нет!) и соответствующей закуски волжского происхождения. Параллельно опустошению стеклотары и тарелок шла работа над научными трудами и лекциями. Идеальную тишину кабинета нарушали только шаги и звон посуды. Когда источники жидкости для внутреннего употребления иссякали, наверх вызывалась прислуга. Менялась сервировка стола, отдельного от письменного. Появлялась четвертьведёрная кружка грубого фаянса, заказывался бочонок с пивом. Домашние ни во что не вмешивались, вообще придерживались нижних комнат.
Наконец и бочонок пустел. Сделав последний глоток, запрокинув мудрую голову под вздетой горе кружкой, великий землевед громогласно оповещал окрестности:
-Всё! Финита!
И распахнув дверь на лестничную площадку, пинком крепкой ноги отправлял опустевший бочонок вниз по лестнице.
На следующее утро учёный почвовед появлялся в аудитории или на опытном поле трезвый как стёклышко, при новых очках, как денди лондонский одет. До следующего раза.
Я понимаю так, превращение англичанина в русского ускорила наша почва (не в переносном, а прямом смысле). Ведь герой описанного случая постоянно копался в ней руками, перебирал в пальцах, вдыхал её запах. Её соки проникли в кровь Уильяма, насытили её, наконец сами стали животворной кровью уже Василия. Другого объяснение не нахожу.
А забавный случай… Только он и забавен.
