При оценке событий, происходящих в современной французской политике и во Франции в целом, многое представляется непонятным и даже необъяснимым. Вернее, объяснения-то есть, но всякий раз их приходится подгонять под реальность, как формулы квантовой физики, «на выходе» вроде бы дающие искомый результат, но безотносительно к каким-либо реальным причинно-следственным и структурным связям внутри системы.
Вот и нынешние парламентские выборы получились «немного непредсказуемыми». Тем более — в сопоставлении с недавними президентскими. Голосовать за будущих депутатов Национального собрания в первом туре 12 июня пришло 47,51% избирателей, а во втором туре 19 июня — только 46,23%, действительными было признано почти на 2 миллиона голосов меньше — 20,74 против 22,74 миллиона. Для сравнения: электоральная явка в первом туре президентских выборов 10 апреля составила 73,69%, во втором туре — 71,99%. Это к вопросу о том, что Франция является президентской, а не парламентской республикой.
Но самое интересное, что за Эммануэля Макрона во втором туре президентских выборов проголосовало почти вдвое больше избирателей, чем в первом — почти 18,8 миллиона человек против 9,8 миллиона. А вот за его партийный блок «Вперед, Республика!» — 8 миллионов во втором туре против 5,86 миллиона в первом. Правда, этого результата хватило для получения 245 из 577 мест в нижней палате Национального собрания, но не более того. Парламентского большинства, которое было у «макроновцев» пять лет назад (308 мандатов) на волне его неожиданной победы, теперь не будет. Похоже, Франция голосовала не столько за Макрона, сколько против его оппонентов, а на партийном уровне значимость этого личностного фактора снижается.
Данный момент подтверждается результатом блока «Граждане вместе» — всего 3,6 миллиона голосов и 89 депутатских мест по итогам двух туров, в то время как за лидера данного блока Марин Ле Пен два месяца назад проголосовало 13,3 миллиона избирателей. Немаловажная деталь — во втором туре за данную политическую силу, согласно официальным данным, голосовало на 700 тысяч человек меньше, чем в первом. Впрочем, даже это, третье место считается грандиозным успехом «правых»: в прошлом созыве парламента они имели всего 8(!) мандатов.
Тем не менее «левым» из Нового народного экологического и социального союза (NUPES) блок Марин Ле Пен второе место уступил, хотя на президентских выборах она их лидера Жан-Люка Меланшона обошла. 19 июня NUPES получил 6,5 миллиона голосов (12 июня — 5,8 миллиона), 131 депутата (против 12 пять лет назад) и стал главной оппозиционной силой в Национальном собрании. Еще 64 депутатских мандата — у Союза правых и центристов, остальные места достались другим политическим партиям.
Эти результаты во французских масс-медиа называют шоком и потрясением, указывая, что впервые за сорок лет избранный президент и его кабинет министров не будут иметь парламентского большинства и даже надежд на создание сколько-нибудь устойчивой коалиции. Слова премьер-министра Элизабет Борн о том, что итоги парламентских выборов «представляют опасность для страны» цитируют буквально все. А ведь опасность принято устранять. Поэтому не исключаются самые радикальные сценарии дальнейшего развития событий, хотя та же Борн добавила, что нужно с уважением относиться к выбору нации, но работать над созданием «активного большинства». Что под этим подразумевается: парламентские договоренности или перевод политических дискуссий в более широкое социальное пространство, вплоть до уличных столкновений, покажет время.
Эта ситуация во многом напоминает ситуацию в США накануне президентских выборов 2016 года, когда победу одержал куда более радикальный, чем Хиллари Клинтон, Дональд Трамп, поскольку кривая общественных настроений в Америке из «одногорбой», по типу гауссовской кривой, стала «двугорбой», с растущим разделением на «либералов» и «консерваторов». Во Франции аналогичный процесс только набирает силу, поэтому «центристскому» для данных условий блоку Макрона удалось (какими правдами и неправдами — обсуждать здесь не будем) получить хотя бы относительную победу, которую большинство политиков, и не только оппозиционных, уже называет поражением.
Впрочем, президент России, выступая на Петербургском международном экономическом форуме, сказал, что от смены фигур на политической сцене стран коллективного Запада в их политике мало что меняется, поскольку «центры принятия решений» остаются прежними. Для нынешней Франции эта оценка тоже справедлива. Но системные кризисные моменты остаются таковыми и для Ротшильдов, и для клошаров, хотя и очень по-разному. Эти моменты нарастают и для Франции, и для Европы, и для всего мира. А потому настоящие потрясения только приближаются.
