Скорбная весть. Очередная и непоправимая. Не дожив всего три дня до своего 86-летия, нас навсегда покинул поэт Василий Иванович Казанцев (5.02.1935—2.02.2021). Самый тихий из «тихих лириков», как называл его Вадим Валерианович Кожинов.
Вспоминается так. Двадцать лет назад, январь 2001-го, сразу после новогодне-рождественских праздников... Я последний раз встречаюсь с Вадимом Валериановичем. И он дарит мне книгу Василия Казанцева со своим автографом: «Прошу внимательно прочитать!»
Да, Казанцева надо читать внимательно, медленно, вбирая его слова и строки, как земля впитывает тающий снег весной. Это было всегда, уже с начала 60-х, как только в печати появились его первые, вроде бы неброские, словно подснежники или пролески, стихи. И — вот параллель! — было это в родном для меня Томске, где в 1962 году вышла книга «В глазах моих — небо!»
И, опять же, с одной этой книгой год спустя, в 1963-м, Василия Ивановича приняли в Союз писателей. Такие вот подснежники — цветы.
двойной клик - редактировать изображение
— Ты был в заморской стороне…
Что ты запомнил?
— Ночь стояла.
Земля, раскинувшись, устало,
Спала. В бездонной тишине
Горели звёзды в вышине.
— И только? В целой-то стране?
Тебе не кажется, что мало?
— Нет, мне не кажется, что мало.
— И ехать стоило?
— Вполне.
Что здесь? Почему бездонна — тишина, а не вышина? Та самая «бездна, звезд полна», которая некогда открылась перед Михайлой Ломоносовым? Та самая «Ты посмотри, какая в мире тишь! Ночь обложила небо звёздной данью» у Владимира Маяковского, перед его куда более «знаменитой» строкой «Векам, истории и мирозданью»? Где и когда мы находим сами себя, своё единение с миром? И находим ли? И можем ли найти? И должны ли искать?
— Пора счастливая была —
Когда всё смел и мог.
— Пора счастливая прошла,
Когда всё смел и мог.
— Зачем же ты не брал всего,
Когда всё смел и мог?
— Вполне хватало и того,
Что жил. И смел. И мог.
Чего уж проще? Да, Казанцеву всегда «хватало и того…» — он не жаждал славы и власти, он просто создавал гармонию между между Россией земной и Россией небесной. Не на уровне молитв, дела святых подвижников наших, но на уровне стихов, что, наверное, тоже важно. Или даже не менее важно.
двойной клик - редактировать изображение
До сих пор не знаю, есть ли, могут ли быть великие поэты, ни одной строки из творчества которых не было ни напечатано, ни произнесено вслух, ни даже где-то записано от руки. Пушкин косвенно утверждал, что да, есть: «Люди верят только славе и не понимают, что между ими может находиться какой-нибудь Наполеон, не предводительствовавший ни одною егерскою ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в «Московском телеграфе»…» Казанцев, похоже, подтверждал такую возможность с иной, противоположной стороны: его как раз печатали всегда и охотно, но это был «воздух», которым дышишь, даже не отмечая его существование и наличие вокруг...
Наверное, не будет преувеличением сказать, что ушёл не только «самый тихий из тихих лириков», «открытых» в своё время Кожиновым, — ушёл последний из них. Потому что Станислав Юрьевич Куняев (здравия и долгих лет ему жизни!) свою принадлежность к этой плеяде нередко оспаривал.
Совсем недавно — ещё параллель! — месяца четыре назад, я ходил по Павловому Посаду, даже не зная и не подозревая, что в этом подмосковном городе живёт, дышит и пишет тот самый поэт, которого двадцать лет назад советовал мне, словно своё завещание, внимательно перечитать Кожинов… Мы — по-прежнему ленивы и нелюбопытны…
Простите мне, Вадим Валерианович! Простите мне, Василий Иванович! Прочтите мне…
