Сообщество «Форум» 13:43 2 мая 2020

ОСЕНЬ НА АГАНЕ

ОСЕНЬ НА АГАНЕ

Рассказ

Баня в геологоразведке первое дело. В августе поднялась вода в Агане. Горы вобрали в себя солнечное тепло и нагревались настолько, что к концу лета начала таять вечная мерзлота. Другой берег Агана делал колено ниже базы партии геологов, прижимался водный поток реки Агана к обрывистым скалам крутой горы до небес. Под прижимом зимовальная яма, и в самый пик морозов в декабре река в яме до дна не промерзала. За скалистым прижимом долина Агана распахнуто и лесисто расширялась к Тенькинской трассе.

Баню поставили плотники на высокой террасе. Осенний паводок выплеснулся из русла Агана, вода стремительно потекла по дорогам. Студенты разъехались. Палатки в сухом русле с каркасов сняли. Жили дипломники в Хасыне, собирали геологические материалы для дипломов в архиве спецчасти.

Завхоз уволился. Берчинский назначил временно завхозом меня. Баню держать горячей в субботу, мужики просили меня. Бригада пилила и валила в долине Агана лиственницу, трактором таскали хлысты на стройплощадку, где до морозов должен подняться рубленый барак на двадцать человек. Место высокое, от стройки видно и мое зимовье.

Чурок на стройке навалом. В шаге от зимовья пень старой лиственницы. На пне удобно колоть сыре смолистые чурки. Колотые дрова складывал в поленницу за стеной зимовья. Медвежья шкура высохла до жестяной прочности. Чируха незадолго до паводка привез пять деревянных бочек соленой кеты. Селедка и соленый лосось на шурфовке в особой цене. Мужики работают до седьмого пота кайлом и ломом на канавах и в шурфах. Соль выходит с потом, воротники рубах стоят и хрустят от соли. Кружка крепкого сладкого чая, да кусок соленой рыбы кеты, хорошо согревают желудок и душу после холодного шурфа. Бочки с кетой закатили в теплый склад. На дверь я повесил замок.

Вечерело. Надоело мне на горбу кругляк волохать, заготавливая дрова для зимовья. Барак уже имеет два нижних венца. Рабочие и плотники живут в палатках. День работают на трелёвке, шкурят бревна, рубят простенки. Полный кузов "краба" накидали обрезками с Чирухой. Подвезли к зимовью. Шкуру медвежью пора снимать. Ночи уже холодные.
- Отдай мне шкуру медведя, - Чируха знал, помогая с дровами, что не пожалею ему шкуру медведицы.
- Забирай. В зимовье шкуре нет места,- отдал медвежью шкуру Чирухе.

Скинули из кузова машины чурки рядом с пнем для колки дров. Сняли с гвоздей шкуру медведицы. Шкура аккурат на весь кузов «краба» выстелилась.

- Отдам человеку, который выделает шкуры, - остался доволен Чируха.
- Ты план не пробовал? – поинтересовался Чируха. «Планом» зовется конопляная «анаша».
-Ни разу, - сознался. В Канске о наркоманах и не слышал. В Томске тоже не встречал наркоманов.
- Мне из Хабаровска прислали. Пойдем в зимовье, «косячок» забьем.

Лучи закатного солнца освещали скользящим жаром через оконце стол рядом с нарами. Двоим повернуться негде в зимовье. Чируха присел на чурку возле стола. Я подпрыгнул и присел на гребенке высоких нар. Высокая лежанка делалась охотником, который рубил зимовье, специально для укладывания дров под нарами. Сухая растопка, полешки сухие. В тракторной масленке я держал солярку для быстрой растопки сухих дров в печи утром. После ночи в зимовье дубак. Зимовать собрался основательно: взял на складе олений кукуль, в который вставил новый верблюжий геологический полевой спальный мешок. Спать в верблюжьем спальнике горячо, накрывшись с головой. После сна, горячий, выскакивал из спального мешка, приседал на корточки перед печью, сноровисто быстро укладывал сухие поленья, обливал соляркой золу, чиркал спичку, пламя обдавало дрова, и печь начинала гудеть ярким пламенем в трубе на улице. Тепло быстро обдавало зимовье. Так я приспособился жить.

Чируха выложил на стол спичечный коробок конопляного «плана», похожего на плитку темно-зеленого пластилина. У Чирухи «Беломор». Я уже давно курю папиросы «Север».
Легким движением пальцев Чируха вытрусил на газетку табак из папиросы. Ножом накрошил «плана». Плитку убрал в коробок. Протянул мне.
- Возьми анашу. Пригодится. Мужикам не говори, что у тебя есть «план». Обкурятся, хрен заставишь работать.

Чируха тщательно перемешал табак с крупицами сухой анаши, с мундштука папиросы вытянул немного папиросную бумагу, прищемил край мундштука, чтобы табак не сыпался при затяжке в рот. Забил табаком с анашой две папиросы. Два "косяка". Закурили.

Сладковатый аромат плотно повис в дымном и тесном зимовье. Чируха толкнул на улицу дверку лаза. Сумрак от малого оконца рассеялся вечерней зарей. Курим, молчим. Никаких ощущений. У входа к стене прислонен эмалированный таз. Утром в тазу я грею воду и умываюсь теплой водой.

-Чируха, - прошу, притихшего Чируху на чурбаке, рядом с этим тазом.

-Чируха! Вылей воду из таза.

Чируха смотрит мутным взглядом на таз. Поднимается, берет таз и будто выплескивает в открытый лаз за порожек воду из пустого таза. Сделал дело. Невозмутимо поставил на ребро таз на прежнее место.

И тут мы захохотали. Хлопали ладонями по коленям и хохотали. Хохотали долго. До истерики.
Чируха пришел в себя.

- Поехал я в Хасын, - решил он.

Над Аганом звездное небо августа. Баню, пора топить, решил я, проводив до кабины машины Чируху.

Проголодался после "косяка" так, будто сто лет не ел. Кастрюлька супа под нарами на холодной земле. Печь топится. Поставил, согрел суп. Поварешкой, вместо ложки, выхлебал весь суп до дна. И больше ничего не помню.
Проснулся поверх спального мешка рано утром, окоченевший от холода. Крутит ноги, ломит все тело, после «косяка» анаши так, что голова трещит от боли.

Рабочий день пролежал в зимовье. Вечерком ко мне наведался из бригады плотников «Паря». Удивительный молчун. Если он обращался к кому-то, одно слово и говорил хриплым голосом: «паря-я». «Хрипатый», «паря», кому как нравилось, окликали Парю. Паря привязался ко мне душой. Он уже почти старик. Было в Паре что-то нерушимое, настоящее. После драки с Курилкой, когда я в беспамятстве выхватил нож, уже никто в геологоразведке не пытался мною помыкать. Паря летом был на шурфах. Он единственный из рабочих на шурфах без пары, был нелюдим и жил в палатке один. В Хасынской экспедиции Паря работает лет двадцать. Знают его в геологических партиях, как хлебопека. Булки белого душистого хлеба в чугунных формах Паря выпекал в полевых условиях чудесные. Друг у Пари есть, каюр Чифирок. Вместе их в один отряд, или в партию не берут, пьянствуют. Дело стоит. Работай врозь - каждый на вес золота работник. Ландорики замешивать из муки, хлеб печь меня научил Паря.

С виду Паря обычный пермяк плосколицый, с характерной ямкой упрямца на подбородке. Парю побаивались в бригаде, не "кантовал" его и бригадир. Если Паря сидит на корточках, прислонившись спиной к стене в бараке, сидит и час, и два, курит и молчит. Бригадир плотников его не гонит работать. Остальные пашут.

Паря постучал с улицы ладонью в дверку лаза.

- Паря-я, - позвал он хрипло. И столько тоски в этом зове Пари, надежды на то, что я живой, что я нашел в себе силы и сел на нарах, свесив босые ноги.
- Ты, Паря? - отозвался на его зов. - Лезь на карачках в зимовье. - Сказать «заходи», издёвка. Потому что вместо двери в зимовье лаз - метр в высоту и 60 сантиметров в ширину.

Косо протиснувшись в лаз зимовья, Паря присел на чурбак у стола. Паря единственный из окружающих меня людей понимался мною без слов.
- Это тебе, - на столе спичечный коробок с анашой. В зимовье стойко держится сладкий дымок выкуренной вечером с Чирухой анаши. Паря взял коробок, выдвинул, понюхал плитку в коробке.

- Паря, - ожил он лицом от удивления.
– Паря?! - благодарная улыбка на пермяцком лице с приплюснутым «боксерским» носом показалась мне знакомой. Я много читал. «Собор Парижской Богоматери». «Квазимодо» мне напомнил Паря. Душой.

- Паря-я, опять прохрипел он. Поднялся с чурбака и также кособоко, как и втиснулся в зимовье, выполз на карачках в лаз на улицу.
Ломало меня от наркотика из конопли до следующего утра. Утром приехал из Хасына на УАЗике начальник партии Берчинский Вадим Антонович. Жил он, бывая на базе, в бараке, который определил под склад. Я в барак заходил по делам. Ночевал в зимовье. На разводе решено было топить баню. Выходные дни. Отдыхать должна и бригада. Стройки конца не видно. А живет человек здесь и сейчас, рассудил Берчинский.

В бригаде всем за сорок лет по возрасту. Все прошли тюрьму и лагерь. Лишь бригадир был не судим. В Хасыне работал прорабом. Семья, дети. Берчинский уговорил Журавля Рыжего, так мы звали за глаза бригадира, организовать работу на участке в тайге. Бригадир Журавлев рыжий как огонь. Выше всех ростом. На Агане Журавль Рыжий с бригадой в командировке. Бригада его сработанная. Костяк виден. Заметно стало, кто останется бригадиром в зиму. Бывший шурфовщик Славка. Деда Гена тоже зимой не шурфовал, годы не те сопли морозить из-за длинных рублей. Тоже плотничал помаленьку в бригаде, рядом с другом Славкой. Экспедиционные рабочие годами жили в разведочных партиях. Это их жизнь. Другой нет и не предвидится. Дружбу со Славкой и дедом Геной я не терял.

- Я же говорил, что Ромка - коммунист! - хрипло говорил обо мне дед Гена Славке, когда узнал, что шкуру медведицы я отдал Чирухе.
- Так мы же охотились вместе,- удивился я упреку деда Гены.
Славка ржет
- Такая медвежья шкура пятьсот рублей стоит! Мы хрен столько за месяц на шурфах зарабатываем.
- Ну, и что? Чируха - мой друг. И я ему продавать что-то должен?

С некоторых пор с Генкой Чирковым мы стали друзьями не разлей вода. Чируха привозил на Аган взрывчатку, продукты, и обязательно для меня зеленые огурцы и спелые красные помидоры из своей теплицы. Теплицы на Колыме шикарные, с подогревом земли железными трубами с горячей водой от печи, где бойлер. Теплицы высокие, под стеклом, изнутри обтягиваются пленкой. Арбузы Чируха выращивал в закрытом грунте своей теплицы до десяти килограммов кавуны. Я натаскал из лесу много маслят в грибное время, сниски сушеных грибов гирляндами висели в складе; маслята варил, промывал, процеживал, стеклотары разной много, раскладывал в нее грибы, и заливал банки маринадом. Мне нравилась таежная жизнь. Отсрочка в армию до весны.
Поднять сруб барака под крышу до снега управились. Даже потолок засыпали, золы с котельной в Хасыне, Чируха полный кузов привез на "крабе".

Дизельная электростанция по-прежнему на мне. В бараке поставили остекленные рамы, настелили полы, при входе укрепили большую печь, сваренную из бочки. Провода электрические притянули к бараку от дизельной электростанции. На «крабе» подвезли к бане сухих дров. Свет электрический от станции проведен и к бане.

Для своего зимовья наготовил дров впрок до Нового года. Ближе к весне я собрался уехать из Хасына в Якутию. Колымская автомобильная трасса заканчивалась на Индигирке. В поселке Усть-Нера, районный центр Оймяконского района. Знал все это от Чирухи. Рыбалка и охота в Якутии известная. Работа там найдется в Верхне-Индигирской экспедиции. Я написал летом письмо в Томск. Предупредил о своем решении не возвращаться. Письмо отослал Лидии Ивановне Миленко. Просил перевести меня «на заочное отделение». Получил в конце августа ответ: переведен на заочное отделение. Не век же мне «пробы дробить», вздыхал с тоской, когда дробилка надоела до тошноты. Остатки летних штуфных проб Чируха увез на своем «крабе» В Хасын в экспедицию.

Ночами подмораживало до ледка в лужах. Дизель на станции заводился заводной ручкой. Масло в поддоне дизеля от холода густело. Поставили в июне дизель без подкладок. Поэтому, кроме банки из-под селедки «Иваси» с горящей ветошью от солярки, под поддон дизеля ничего не втиснуть было для разогрева застывшего масла в поддоне. Заводной ручкой маховик не провернешь, когда масло густое.

В субботу сунул банку с горящей ветошью под дизель. Подался к бане. Баню топить надо. Из реки воды натаскал в бочки, которые рядом с раскаленной печью нагреваются. Печка укрыта речными голышами до низкой притолоки вокруг буровой трубы. Полок парилки поднят высоко: в декабре на полу бани лед, а паришься - уши от жара скручиваются. Народ парится кедровым стлаником, купаются мужики после парилки в ледяной воде в яме под прижимом.

Солнце уже невысокое на чистом осеннем небе. Желтая хвоя на лиственницах осыпается в воду и вызывает тоску. Присел на порожек бани передохнуть. И подскочил от сильного взрыва в районе склада. Терраса там гористая, под дерном гравий и вечная мерзлота. Берчинский на разводе поручил взрывнику Чикалке берег слегка взрыхлить взрывом. Лопатой сделать ступени, а то стало не подняться к бараку. Я совсем забыл о банке с огнем под дизелем. Дизельная электростанция к зиме закрыта от холодов каркасом вагончика. Взрыв мерзлоты тряханул дизель на эстакаде. Из банки под поддоном дизеля выплеснуло солярку, край горящей ветоши перенес огонь на пол. Внутри мгновенно пол и стены охватило огнем. Дым черный над макушками деревьев виден далеко. Я пустился бегом к эстакаде, по лесенке вскочил до двери в станцию, распахнул и слетел камнем вниз. Буйное пламя вырвалось из дверей. Тушить никто и не пытался. Бригада плотников прибежала из барака, стояли с отсветом пламени на лицах. Все понимали, что «электричество кончилось и кина не будет». Я объяснил Берчинскому причину пожара.
Берчинский вздохнул.
- Проводим ревизию. Придется списать.
Этот пожар еще больше укрепил меня в мысли уехать весной в Якутию.
Валерий Шелегов (Канск)
2 мая 2020 г.

8 марта 2024
Cообщество
«Форум»
Cообщество
«Форум»
Cообщество
«Форум»
1.0x